Цивилизация
Новость о том, что Роман Абрамович получил согласие властей на реконструкцию особняка XVII века в Лондоне, не взволновала практически никого. Разве что соседей Романа Абрамовича, которые опасаются, что перестроенный дом закроет им вид на Темзу. Или ландшафтных дизайнеров и ценителей творчества Джеймса Уистлера, проживавшего здесь когда-то: двор перед домом после реконструкции будет напоминать двор, изображенный на одной из картин художника. Роман Абрамович не первый и не единственный, кто выбрал английские архитектуру, искусство и газон. Нравятся они Андрею Бородину, Елене Батуриной, Олегу Дерипаске, Алишеру Усманову, Петру Авену и многим другим россиянам с хорошим вкусом и возможностями. Это не новость. «Фейсбук» на днях отразил в моей ленте страницу Романа Абрамовича, где так и было сказано — «из Москвы», «проживает в Лондоне». Сегодня, правда, компьютерный сбой исправили — никаких лишних сведений, только фото.
Параллельно с неинтересной новостью про дом Абрамовича в Лондоне рунет принес убедительную презентацию Общества изучения русской усадьбы. http://arch-heritage.livejournal.com/1418224.html Из картинок без исторических, искусствоведческих и архитектурных пояснений следует, что
за последние 20 лет русская усадьба приказала долго жить. Хотя пережила даже советское время. Не в лучшем виде, в виде провинциальных сумасшедших домов, профилакториев и школ, но все-таки пережила.
Хорошо были сделаны особняки в России, не хуже, чем в Британии, устояли под коммунистами, но первых лет хищнического, а потом коленнораспрямительного госкапитализма не выдержали.
Тут, конечно, следовало бы разразиться гневной филиппикой: вот, богатые люди, сколачивая огромные состояния из России, отвозят их за границу, вкладывают в историческую сокровищницу других народов. В Британию вкладывают, в Италию, в Данию, во Францию. А наше великое наследие стоит разрушенное, поруганное, униженное, брошенное на произвол судьбы. Но почему-то даже этого не хочется. Ну стоит, ну ненужное. Оно уже сто лет в состоянии разрухи.
Российское законодательство так сложно устроено, что старинную усадьбу, имеющую историческую и культурную ценность, в частные руки не особенно возьмешь. Надо дружить как минимум с губернатором. И, может быть, это правильно. Отдавать-то в частные руки не хочется. Чай, тут не Европа, где закон стоит на страже каждого раритетного оконного шпингалета.
У нас, отдай широкому человеку особняк Мусиных-Пушкиных, выйдет пошлая дальняя дача с баней, блек-джеком и шлюхами.
Владелец, который займется научно-исторической реставрацией, должен понимать свою миссию. Много тут таких наберется, социально ответственных и состоятельных? Широкого человека тоже можно понять: историческая реставрация — баснословно дорогое мероприятие. И в наших реалиях принесет больше проблем, чем радостей. Государство передумает и отберет, например. Как отбирало у дворян их родовые усадьбы. Есть и другие риски. Как человеку обустраивать имение в России, если вокруг разоренная деревня или мрачные поселки городского типа, где толкового плотника не найти? Даже если привести в порядок паркеты из ценных пород дерева и затопить изразцовые печи, толку будет немного.
Покупая дом в Лондоне, покупаешь соседство. В России же придется охранять исторические ценности от народа, создавшего эти ценности, а дело это затратное и не особенно приятное.
Нужен Роману Абрамовичу в соседях спившийся бывший колхозник или заезжий чернорабочий из стран третьего мира? Вот именно. Жить помещиком на постсоветском пепелище — подвижничество и вызов. Для этого нужно быть фанатиком России. Невозможно кинуть камень в человека, который не хочет такого аттракциона за свои деньги.
Где строить себе дом — личное дело каждого. И даже интимное. Настолько важный и глубинный выбор, что тут бессильны патриотические заклинания, осуждение товарищей по партии, общественное мнение. Дом постулирует принадлежность к той или иной цивилизации. Исторический особняк в Европе покупается с целью интегрироваться в старую европейскую элиту. Это прописка в системе ценностей. Такой вариант выбирают россияне, ориентированные на art de vivre — когда все основное уже сделано и можно наслаждаться жизнью, когда можно уже стать респектабельным европейцем, отряхнув сомнительное российское прошлое. В Америке дома поновее и элита помоложе. За американскую недвижимость голосуют российские спортсмены, эстрадные певцы и патриоты, состоящие на государевой службе. Спорт, эстрада и чиновничество успешно обслуживали сверхдержаву СССР. В современном мире осталась только одна сверхдержава — США. Вполне логично, что люди, ценящие военную силу, экономическую мощь и большой стиль, покупают дом в Америке. Психоаналитики могли бы завести целую отрасль по толкованию инвестиций: скажи мне, где твой дом, и я скажу, кто ты.
За 100 лет советской власти и ее наследницы, постсоветской, удалось вырастить настоящих интернационалистов, чья родина — не Россия, а весь мир. Тогда, правда, отечеством был мировой пролетариат, сейчас — мировой капитал, но это детали.
Между тем российская власть грубо вторгается в пространство личного выбора. События последних месяцев ввели в обиход новый политологический термин — национализация элит. Имеется в виду, что власть хочет вернуть элиту в страну, сделав ее более управляемой и зависимой. Понятно, что первым делом надо заняться домами и счетами ментальных беглецов. Отсюда и странное развитие истории с Владимиром Пехтиным, который вдруг сложил с себя депутатские полномочия после разоблачений Алексея Навального, хотя обычно до этих разоблачений никому нет дела. От элиты требуется теперь принять не форму «предан без лести», но содержание — «сердцем, счетами и недвижимостью — здесь». Взять на себя ответственность за все, что делает российская власть, или выйти из круга первых учеников, и, значит, бенефициаров системы.
Без проблем национализируется только та элитная группа, чей ценностный выбор совпадает с курсом власти. Но большая часть элиты оказалась, наверное, в самой сложной за последнее двадцатилетие ситуации. Лучшие годы ушли на то, чтобы встроиться в западную цивилизацию, свить там гнездо. И плата за исход была невысока — личная лояльность. Возвращаться мыслями и планами в страну, где никто не намеревался жить на пенсии и растить внуков и потому ничего не обустраивал, не очень-то хочется. Но и сидеть между двух стульев стало крайне неудобно.
Приходится осторожно перемещаться туда, где на прочном фундаменте цивилизационных ценностей стоит твой европейский или американский дом. Выставив на продажу дом в России, который уже давно не крепость, а неликвид.
Дом — выбор, который определяет развитие личного жизненного проекта даже за пределами физического существования. Ты умрешь, а дом останется. Детям останется или стране, в которой он построен. Российская элита не видит перспектив в России. Многие даже уверены, что Россия умрет, а они останутся. Жизненный цикл страны окажется короче, чем их физическое существование. Исторические риски такого уровня правильно хеджировать в Лондоне.
