Нелегальная перепись: узбеки

У цивилизации до сих пор нет ясного ответа на вопрос: кто был первым человеком на земле? То есть во времена, когда мудрая птица Муйльтеншлихт все еще сидела под деревом По, горы разговаривали с цветами, а миром правило облачное существо Ыйнпедзун, кто именно первым ступил на поднебесную твердь, обратил травы в капусты, минералы — в кастрюли, а ветры — в слова? Чьими руками был приручен огонь, брошены камни, вода замешана в хлеба? Нет такого ответа.

Часто размышляя об этой загадке, я всегда приходил к выводу, что вряд ли самым первым человеком мог бы оказаться, например, русский, эстонец или якут. Все-таки русские заводятся на свете от лени и нарушения правил личной гигиены, эстонцы — от упрямства, якуты — от холода. А ничего этого не было во времена мудрой птицы Муйльтеншлихт. Так что я, как и остальная цивилизация, долгое время пребывал в неведении относительно тайн зарождения естества. Правда, одно время я подозревал, что первыми людьми вполне могли бы быть чуваши — не случайно же почти все они носят фамилию Федоров, а город Чебоксары признан в 2002 году от Рождества Христова лучшим городом Российской Федерации. Однако ж, съездив специально в столицу Чувашии, я был, признаться, несколько разочарован. Выяснилось, например, что пиво чуваши, похоже, делают из глины и озерной воды, что, конечно же, скорее убивает смысл жизни на земле, чем служит его первопричиной. Я был буквально в отчаянии.

Но вот наконец в результате долгих скитаний, проб, ошибок и умозаключений, я, мне кажется, наконец-то вплотную приблизился к открытию волнительной тайны. Произошло это при следующих обстоятельствах. На днях судьба как бы случайно столкнула меня с омерзительной и теплой водкой, которую я вынужден был пить, поскольку хорошей и холодной не было все равно. По телу моему проходила дрожь отвращения, сознание искривлялось и в голове в результате осталось всего лишь два воспоминания, причем оба о том, как я ездил в Ташкент. В первый раз это было лет, наверное, 12 назад, и тогда меня отчетливо поразило, что воздух в этом городе невероятно медленный и вязкий, как обморок, и весь состоит из запаха немыслимого количества еды. Казалось, его можно было брать руками и слизывать потом с пальцев.

Во второй раз я оказался в Ташкенте вместе с моим товарищем Вадиком Белых, чтобы встретиться с человеком по имени Ахмаджон Адылов, одним из самых знаменитых пленников легендарного уголовного «хлопкового дела» времен советской власти. Это был как раз тот самый короткий промежуток времени, когда Россия передала Адылова из своих темниц узбекам, а узбеки еще не успели его снова посадить. Вина председателя колхоза Папского района Наманганской области, кажется, так и не была доказана, однако считалось, что он не только занимался приписками, но также ел людей, закатывал их в асфальт и вообще наводил порчу на природу и социалистический строй. Но это теперь уж и не важно. Важно, что я в конце концов увидел этого человека — пожилого узбека в роскошном халате, тюбетейке, юфтевых сапогах и калошах. За голенище сапога Ахмаджона Адылова был вложен нож, а рот его состоял только из золотых зубов. Улыбка его была медленной, вязкой и ослепляющей, как воздух Азии. И хотя эта улыбка в те времена все еще наводила ужас на прогрессивное человечество, я странным образом почувствовал, что встретил самый волшебный персонаж в своей жизни. Мне даже подумалось, что именно Ахмаджон Адылов, а не Дед Мороз, должен появляться ночами у детских кроваток, чтобы ярко олицетворять собою таинство исполнения сокровенных желаний. Эдакое существо из ниоткуда, само себе последствие и причина, посланец мира, где природа и человек говорят на языке дождя и пепла, где время — все еще нерасфасованный песок.

В тот самый момент, когда золотая улыбка пожилого людоеда еще раз сверкнула в моем мозгу, я вдруг понял, что первым человеком на земле был, конечно же, узбек. Он пришел в этот мир, темный, как сама суть человеческой природы: просто для того, чтобы ходить в калошах, есть плов, запивать его теплой, омерзительной водкой из пиалы, лежать у воды, смотреть на пески времен и слушать пение мудрой птицы Муйльтеншлихт. И цивилизация так и оставалась бы невинной, если бы узбеки в свое время не надели бы вместо тюбетейки шляпу. Ибо когда узбек надел на себя шляпу, стал он раис, то есть начальник, и началось тогда имущественное расслоение смертных, и появились зависть, государства, войны, возникли Север, Юг, Запад и Восток, были придуманы деньги, глупость и похмелье. И мир стал тем, что он есть сейчас.

Возможно, специалисты признают мою теорию эволюции неверной. Они скажут, что никаких узбеков, по сути дела, в действительности не существует. Что есть только некое искусственное объединение совершенно разных этничестких групп, толком и не понимающих друг друга даже на уровне разговорного языка— ферганских эзбеков, кипчаков и хорезмийцев. Что главные сокровища узбеков — города Самарканд и Бухара — возникли только благодаря таджикам, носителям совсем иной культуры, ибо таджики — персы, а узбеки — тюрки. Что вообще в мире далеко не все так однозначно, как теплая водка.

Но я скажу на это, что все-таки что-то там было странное, в междуречье Сырдарьи и Амударьи, в краю, где смешивались пути шелка, скакунов, чая, пороха, стекла, фарфора, знаний и невежества. Где человек по имени Угугбек Мирза Мухаммад Ибн Тимур в XV веке построил обсерваторию и составил «Звездные таблицы Улугбека» с указанием расположения 1018 звезд. Где побывал даже Александр Македонский и где базары — не средство улучшения жизни, а сама жизнь.

В сущности, чтобы проверить мое утверждение, человечеству следует сделать немногое — в один прекрасный момент превратиться в узбеков. Поначалу это, конечно, будет сопровождаться расстройством желудка и помутнением психики. Зато потом мир, вернувшийся в свою колыбель, блеснет золотой улыбкой Ахмаджона Адылова, осознает смысл пройденного пути, рассыплется песком, затем сожмется до размеров самсы — горячего треугольного слоеного пирожка с бараниной — и прекратит свое непонятное существование. И тогда уже кто-то другой, покорный воле облачного существа Ыйнпедзун, съест этот пирожок и будет говорить с горами на языке Назамиддина Мир Алишера Навои (1441–1501 г., узбекский поэт, мыслитель, государственный деятель):

Бошни фидо айла ато кошига,

Жисмни кил садка ано бошига.

Тун-кунунгга айлагали нур фош,

Бирисин ой англа, бирисин куёш.

Автор колонки — главный редактор еженедельника «Большой город»