Некоммерческая идеология

Вице-президент США Дик Чейни, автор пламенной вильнюсской речи, — самый высокопоставленный носитель неоконсервативных идей. Их распространение многие в мире считают причиной множества бед.

Политолог Леон Арон, научный сотрудник Американского института предпринимательства (его принято считать мозговым центром неоконсерваторов), иронически оценивает бытующие о них представления как о сплоченной и крайне идеологизированной «тайной ложе», дергающей за ниточки Белого дома. Однако в основе неоконсервативного понимания внешней политики действительно лежит ключевой идейный постулат: интересы и безопасность Америки гораздо легче обеспечивать в мире, где торжествует политическая свобода.

Это убеждение, традиционное для политики США, сегодня доведено до крайности. Причина — общая международная ситуация, где постепенно перестают действовать все прежние правила и нормы.

Чем серьезнее угрозы американской безопасности, тем решительнее демократизаторский пафос.

Со стороны это воспринимается как голый и неприкрытый цинизм. Прикрываясь демократической демагогией, Вашингтон, мол, бесцеремонно решает собственные геостратегические задачи. В лучшем случае неоконсерваторов считают агрессивными догматиками, этакими консервативными троцкистами, которые вместо осуществления «всемирной революции» взялись насаждать демократию куда ни попадя. В худшем — расчетливыми лицемерами, замаравшими священные слова «демократия» и «свобода».

Между тем если взглянуть на тенденции мирового развития, окажется, что неоконсервативная идеология — это, возможно, последняя попытка действительно защитить демократические ценности. Чреватая, правда, угрозой окончательно их дискредитировать.

Глобализация стирает границы — не только национальные, но и идеологические. Для прежней эпохи было характерно четкое противопоставление — права личности и свобода действий (либеральные ценности) против доминирования интересов государства и патернализма (коммунистическая модель и ее производные). Сегодня эта логичная конструкция размывается. Угрозы самого разного порядка — терроризм, стихийные и климатические бедствия, экспансия чуждой культуры и религии, экономическая конкуренция со стороны гораздо более сильных игроков — сближают интересы личности и государства.

Желание отгородиться от внешних опасностей, которые множатся во все менее понятном и все более нестабильном мире, порождает потребность, пока, возможно, неосознанную, в идеологии, основанной на понятии «защита»: своей безопасности, территории, образа жизни или рынка. Во имя этого и граждане, и правительства, судя по всему, готовы поступаться теми или иными достижениями демократии, ограничивать собственные права либо права тех, в ком видят источник опасности.

Самый яркий пример — изменение после 11 сентября 2001 года психологии американского общества, которое переосмысливает отношении к безопасности и к тем жертвам, которые ради нее можно принести. Но есть и другие симптомы подобного ментального сдвига — усиление в Европе ксенофобии и критического отношения к наднациональной интеграции, возрождение интереса к традиционализму и религии как реакция на усиление исламского компонента, явный рост протекционистских настроений как на глобальном, так и на европейском рынке.

Мозаика еще не сложилась в единую картину, но контуры проступают довольно отчетливо.

Демократия, победившая коммунизм, сама может потерпеть поражение во всеобщей битве за защищенность.

Неоконсервативная идеология, предполагающая теснейшую связь между безопасностью и демократией, пытается противостоять наметившейся тенденции. Но практическое воплощение этой идеи приводит к обратному эффекту: внедрение демократических механизмов там, где для них нет подходящей почвы, создает новую дилемму. Вместо противопоставления «демократия» — «недемократия» возникает оппозиция «эффективность при решении проблем» — «неэффективность». Насажденная извне демократия, которая вместо безопасности принесла нарастающий хаос, а вместо экономического успеха — деградацию, еще больше подрывает моральную основу демократической идеи.

И в России, и в Азии, и даже в Европе крайне мало кто верит в искренность неоконсервативного синтеза «безопасность плюс демократия».

Это, однако, едва ли пошатнет уверенность «неоконсерваторов». Несколько лет назад Московская школа политических исследований издала роман «Твердая линия», написанный одним из идеологов неоконсерватизма, бывшим замминистра обороны США Ричардом Перлом.

Книга основана на реальных событиях, в которых участвовал Перл, — переговорах Рональда Рейгана и Михаила Горбачева о сокращении стратегических вооружений. Герой, заместитель главы Пентагона, с нескрываемым презрением пишет о «голубях» из госдепартамента и о восхищенных ими ученых и журналистах: «Эти люди находят удовлетворение в компромиссе, тогда как люди действия находят его только в победе». Они «мало что знают о власти и о зле, а о власти в услужении зла и вовсе ничего не знают».

Интрига романа — противостояние принципиального и неуступчивого героя с антагонистом из дипломатического ведомства, готовым во имя сомнительных целей и идей отдать успех «злу». Развязка — моральное и политическое банкротство «голубя» и торжество «ястреба».

Если спроецировать пафос этой книги на нынешние конфликты американской администрации — от противостояния с Ираном до трений с Россией по вопросу о политике США на постсоветском пространстве, перспективы рисуются не слишком радужные. Урегулирование любого спора и сегодня есть борьба двух подходов. Тратить ли время на дипломатию, добиваясь компромисса, или проявить максимальную жесткость, чтобы силой или угрозой ее применения принудить одну из сторон к «приличному» поведению? В последние полтора десятилетия, когда угроза гибели цивилизации в ядерной войне утратила актуальность, второй подход стал стремительно завоевывать популярность.

Начиная с первой войны в Заливе (январь 1991-го), применение силы — коллективной или односторонней, санкционированной ООН или нет — превращается во вполне допустимый способ решения проблем. А организаторы терактов против Всемирного торгового центра и Пентагона окончательно «легитимировали» насилие. Неоконсерваторы, идеи которых сформировались задолго до террористических атак, получили наконец законный повод для того, чтобы воплотить их в жизнь.

В российской политике сейчас распространено неверие ни в какие мотивы, кроме меркантильных.

Нам трудно поверить, что за действиями Вашингтона действительно стоит идеология.

Пожалуй, единственная из оставшихся в современной мировой политике. От этого, правда, почему-то не легче.