Цивилизация
На съезде Глобальной ассоциации риск-менеджмента, который проходил недавно в Нью-Йорке, оживление вызвало выступление генерального директора комиссии по банковскому регулированию КНР Ло Пина. Он заверил присутствующих, что Китай продолжит покупать долговые обязательства США, поскольку на сегодняшний день это единственная возможность для вложения средств. Однако ситуацию, согласно заметке в Financial Times, оратор прокомментировал экспрессивно: «Ребята, мы вас ненавидим. Вы начали эмитировать 1–2 триллиона, и мы знаем, что доллар будет обесцениваться. Так что мы вас действительно ненавидим, но, увы, ничего не можем поделать...»
Публичное заявление «мы вас ненавидим» вкупе с признанием безвыходности ситуации не слишком напоминает политическую двусмысленность в духе «пинг-понговой дипломатии», зато звучит искренне.
И о характере взаимозависимости говорит, пожалуй, больше, чем рассуждения на модную тему китайско-американского кондоминиума.
Еще пару лет назад идею «большой двойки» начал пропагандировать глава Института мировой экономики в Вашингтоне Фред Бергстен. В прошлом году механизм «Кимерики» – китайско-американского конгломерата производителей-кредиторов и потребителей-должников — описал экономической историк Найал Фергюсон. А после того как на тему об «общей судьбе» Китая и США в ХХI веке высказались один за другим Генри Киссинджер и Збигнев Бжезинский, она превратилась в общее место рассуждений о мироустройстве. Однако
сущность американо-китайской взаимной зависимости скорее напоминает не свободно избранное партнерство, а осознание ситуации гарантированного взаимного уничтожения, наподобие того, что в ядерную эру сложилось между США и Советским Союзом.
Резкий шаг одной из сторон по выходу из статус-кво неизбежно влечет за собой неприемлемый взаимный ущерб. 30 лет назад средством его нанесения служило ядерное оружие, сегодня – уязвимость рынков: китайского перед обвальным падением спроса на товары и американским перед отказом Пекина финансировать дефицит США.
Во время холодной войны ядерный клинч вынуждал стороны быть сдержанными. Неразрывная финансово-экономическая связь имеет тот же эффект, но из него отнюдь не обязательно следует стремление к укреплению отношений, скорее, наоборот. В Китае подвергается сомнению прежняя модель экономического роста, основанная почти исключительно на экспорте, то есть полной зависимости от внешнеэкономической конъюнктуры. Понятно, что планы сконцентрировать внимание на развитии внутреннего рынка намного легче объявить, чем воплотить в жизнь. Но само стремление к такого рода переменам примечательно, особенно если учесть, что, выбрав цель, Пекин, как правило, отличается последовательностью в ее достижении.
Если КНР, по крайней мере, понимает, к чему надо стремиться, то у Соединенных Штатов позиция более сложная.
С одной стороны, Вашингтону критически важно, чтобы Китай продолжал приобретать американские обязательства, о чем Хиллари Клинтон говорила в Пекине открыто и неоднократно. С этой точки зрения намерение китайского правительства перенаправить средства на внутренние инвестиции не в интересах США.
С другой – в Америке, как это всегда бывает в кризисных ситуациях, оживились протекционистские настроения, и главным их объектом по понятными причинам является именно Китай. И если бы китайские товары в большей степени оставались на внутреннем рынке, американских производителей это бы устроило.
Как примирить два противоположных устремления – не вполне ясно. В свете этого трудноразрешимого противоречия дискуссии, ведущиеся в Соединенных Штатах, объяснимы.
Основная задача Барака Обамы – поиск новых способов обеспечения американского лидерства в мире после провала попытки его силового навязывания в годы президентства Джорджа Буша. Новым властям не откажешь, по крайней мере, пока, в умении быть дипломатичными и искать подходы к внешним партнерам.
Заставить Пекин корректировать курс (как политический, так и валютный) в пользу США, скорее всего, невозможно. Значит, Китаю нужно предложить некий большой проект, в рамках которого необходимые Вашингтону действия могут трактоваться не как уступки, а как шаги по построению совместного мирового порядка. При этом идея американского лидерства сомнению, безусловно, не подвергается.
В Пекине это понимают и к идее кондоминиума относятся более чем осторожно. Многие усматривают в ней ловушку, которая еще сильнее свяжет Китай и поставит его в зависимость от США. Так что скорее выход из нынешней ситуации будет заключаться в попытках осторожного преодоления сложившейся системы отношений, чем в ее упрочении и переходе в иное качество.
При этом есть более общий вопрос.
По большому счету, к нынешнему глобальному спаду привело именно возникновение той самой «Кимерики».
Готовность Китая накапливать американские долговые обязательства и доллары, заработанные за счет экспорта в США, позволяла сохранять низкие учетные ставки в Америке, что стимулировало потребление американцев – приобретение домов и новых китайских товаров. КНР же взамен получала гарантию повышения уровня жизни населения без осуществления внутренних преобразований. Как заметил Томас Фридман, это тридцатилетнее партнерство себя исчерпало и не переживет экономический кризис без серьезной трансформации. Собственно, стремиться к воссозданию этой модели, послужившей основой для надувания огромного пузыря, очевидно, и не нужно. А без нее от «общей судьбы» Китая и США остается не так много. Понятно, что
в России размышления на тему дуополии Вашингтона и Пекина имеют особый подтекст – ее гипотетическое появление отбросит Москву на обочину.
Основания для беспокойства, несомненно, есть – на фоне экономической мощи США и Китая (пусть и заметно ослабевших) Россия выглядит, мягко говоря, малоубедительно. Тем более что степень российской зависимости от внешних обстоятельств, продемонстрированная кризисом, превзошла даже пессимистические ожидания. Так что иллюзий питать не приходится. Но и слишком пугать себя наступающей «Кимерикой» тоже преждевременно.
