Демократия без прилагательных

В доказательство преимуществ демократического строя часто приводят следующую сентенцию: демократии никогда не воюют друг с другом. Она справедлива, хотя необходима важная оговорка. Демократические государства действительно не воюют друг с другом, но в последние полтора десятилетия практически все конфликты с масштабным применением военной силы начинали именно они. В этом ряду акция против Югославии, уничтожение режима талибов (организация запрещена в России) в Афганистане и две иракских кампании.

Можно спорить о том, насколько оправданно и справедливо было применение силы в каждом из приведенных случаев. Важно, однако, что силовой фактор остается существенным фактором международных отношений вне зависимости от того, сколь широко распространяются демократические идеалы (а они, согласно статистике, добились больших успехов со времен холодной войны).

Можно ли тогда вообще говорить о миролюбии демократии, или мы вступили в эпоху, когда общая нестабильность и пресловутая «война цивилизаций» сводят на нет это преимущество народовластия?

Похоже, что в современной ситуации главная отличительная черта демократического устройства состоит не в том, что его приверженцы не развязывают войн, а в том, что в нем заложены механизмы, которые заставляют их прекращать.

Отставка министра обороны США Дональда Рамсфелда - событие знаковое. 74-летний ветеран американской политики, занимавший высокие посты еще в администрации Джеральда Форда, был символом идеологии неоконсерватизма и олицетворением иракской войны. Сначала в ее победоносной, а потом - и в позорной ипостаси. Мысль об отставке верного соратника пришла в голову президенту Бушу, естественно, не вчера. Вполне симптоматично, однако, что поводом для обнародования решения стало поражение республиканцев на промежуточных выборах в конгресс. Усилиями самого Белого дома, сделавшего продвижение демократии на Ближнем Востоке стержнем всей своей политики, голосование превратилось в референдум по оценке деятельности администрации Джорджа Буша-младшего. Получив вотум недоверия, глава государства сделал то, что обязан сделать любой демократический лидер, - продемонстрировал уважение к воле народа.

Спустя три с половиной года после начала иракской кампании, практически никто из тех, кто стоял у ее истоков, не сохранил своих позиций.

Задолго до Рамсфелда свои посты покинули его заместители Ричард Перл и Пол Вулфовиц. На покой удалился госсекретарь Колин Пауэлл - человек, который больше других сопротивлялся этой войне, но добросовестно выполнял обязанность по убеждению мирового сообщества в ее крайней необходимости. Сильно пошатнулись позиции вице-президента Дика Чейни. Его ближайший помощник Льюис Либби находится под следствием за преследование семьи американского дипломата, который разоблачил подтасовки, содержавшиеся в официальном обосновании иракской кампании.

Политическая фортуна не пощадила никого из лидеров стран-союзников США, изначально поддержавших акцию.

Премьер-министр Испании Хосе Мариа Аснар, который присоединился к антииракской коалиции вопреки мнению подавляющего большинства сограждан, проиграл выборы, пытаясь скрыть, что за страшными терактами в Мадриде стояли исламисты. Его соперник Хосе Луис Сапатеро выиграл не в последнюю очередь благодаря последовательной антивоенной позиции.

Власть потеряли два других соратника Буша по борьбе против Саддама - премьер Португалии Жозе Мануэл Баррозу и глава итальянского правительства Сильвио Берлускони. Ирак не был главной причиной поражений, однако им способствовал - в обеих странах участие в боевых действиях не пользовалось ни малейшей популярностью.

Жестоким образом поддержка иракской кампании сказалась на репутации главного союзника Вашингтона - Тони Блэра. Британский премьер вдохнул новую жизнь в собственную партию и внес немалый вклад в успех своей страны как одного из наиболее динамично развивающихся государств Европы. Однако в историю он может войти как лидер, который виртуозно врал, втягивая нацию в вооруженный конфликт, в то время как его подручные были вовлечены в грязные махинации, дабы скрыть правду. Досрочный уход Блэра, который ожидают в следующем году, будет в немалой степени связан с тем уроном, который он понес в связи с иракской эпопеей.

Конечно, никто из «поджигателей войны» особенно не пострадал. Вулфовиц, скажем, возглавил Всемирный банк, а Баррозу и вовсе стал «президентом Европы». Главное, однако, не в этом, а в том, что лица, причастные к принятию злополучного решения, понесли за него политическую ответственность. Так же, как, между прочим, на выборах президента США в 2004 году ее понес и кандидат демократов Джон Керри: пламенные инвективы претендента по поводу иракской войны вдребезги разбивались о постоянное напоминание республиканцев: сенатор Керри голосовал за военные действия против Багдада.

Американским демократам, которые взяли под контроль конгресс, а в 2008 году имеют хороший шанс занять Белый дом, придется несладко.

Что делать в Ираке, они понимают не больше, чем нынешнее республиканское правительство.

Идеолог неоконсерватизма Роберт Кейган, приводя исторические примеры, недавно доказывал на страницах The Washington Post: в вопросах войны и мира администрации конкурирующих партий всегда демонстрировали преемственность, даже если борьба за Белый дом была жестокой и бескомпромиссной.

Не стоит питать иллюзий относительно степени свободы и осознанности волеизъявления: современная политика успешно превращает выборы в соревнование технологий и приемов по манипулированию общественным мнением. Характерно, что голоса избирателей в ведущих демократических странах все чаще делятся практически пополам, исход решают доли процентов. Такие результаты только за последний год были зафиксированы в Германии, Италии, Мексике, Швеции… Дело не в том, что электорат вдруг повсеместно поляризовался, а общества раскололись. Просто в условиях, когда идеологические различия стираются, решающими становятся навыки и умения организаторов кампаний. А их мастерство неуклонно растет.

Тем не менее, механизм демократических выборов сам по себе предоставляет победителю пространство для маневра, особенно если власть меняется.

Можно, конечно, сетовать на инструментализацию демократии и выхолащивание самого ее смысла, но с чисто технологической точки зрения это работает, поскольку не позволяет архитекторам той или иной политики избежать ответственности за ее плоды.

Собственно именно этим - наличием неотвратимой политической ответственности - демократия без прилагательных и отличается от той, которую сопровождают разного рода определения - «суверенная», «управляемая» или «народная».