Цивилизация
Во время Карибского кризиса, которому днями исполняется полвека, посол СССР в США Анатолий Добрынин следующим образом отправлял письма Джона Кеннеди Никите Хрущеву: шифрованная телеграмма передавалась приехавшему на велосипеде парнишке из Western Union, столь популярного сегодня у гастарбайтеров, и он отвозил ее в свой офис. Добрынин в такие минуты очень надеялся, что в соседних кварталах у парня нет подружки – задержка могла дорого стоить жизни на планете, в том числе самому существованию мальчишки из почтового агентства…
Проекты текстов посланий президента США премьеру СССР готовил ближайший советник и спичрайтер главы американского государства Тед Соренсен — человек, про которого говорили, что он может закончить фразу, начатую Кеннеди. Спустя годы тогдашний министр обороны США, знаменитый Роберт Макнамара, скажет, что именно Соренсен определил позицию американской стороны. Если быть точным, первый, соренсовский, драфт письма Хрущеву, которое так и не было никогда отправлено, заставило штаб кризиса, так называемый ExComm, задуматься над аргументами «голубей», сторонников второго плана – плана морской блокады Кубы вместо бомбардировки и вооруженного вторжения на остров. В этом смысле да, конечно, Соренсен предотвратил ядерную зиму.
Роль личностей в этой истории, едва не закончившейся третьей мировой, ядерной, войной, вообще была чрезвычайно велика. Причем как в начале конфликта, так и в его сворачивании.
История кризиса расписана поминутно в бесчисленных статьях, книгах, фильмах, свидетельствах и даже пьесах, одна из которых принадлежит перу Федора Бурлацкого, который готовил речь Хрущева перед Верховным советом сразу после окончания карибской истории. И все они говорят о безусловно выдающейся выдержке Джона Кеннеди. Давление на него со стороны «ястребов» — в погонах и без — казалось беспрецедентным. Трудно было не начать боевые действия после того, как советская ракета сбила самолет U-2 и майор Рудольф Андерсон стал единственной человеческой жертвой этого противостояния. Нелегко было сохранить самообладание, когда другой пилот, вылетевший с базы на Аляске, почему-то оказался над Чукоткой и едва ноги (крылья) унес. По этому поводу Кеннеди только и обронил с досадой: «Всегда найдется хотя бы один сукин сын, до которого не дошли указания».
Твердости и хладнокровию Кеннеди, который сумел потушить собственную гордость и предубеждения военных, мир обязан тем, что он еще в принципе существует.
Никита Хрущев, при всей его импульсивности, в сущности, сумел признать свои ошибки, о которых китайские товарищи – большие в то время недоброжелатели СССР — сказали, что тактически размещение ракет и нескольких десятков тысяч советских военных на Кубе было авантюрой, а стратегически – капитуляцией. Хрущев так не считал. По воспоминаниям Бурлацкого, во время «отчетного» выступления первое лицо СССР светилось от счастья – мировой катастрофы удалось избежать. И он, Хрущев, не стал причиной гибели мира.
Технической ошибкой, спровоцированной, согласно разным источникам, то ли маршалом Малиновским, то ли маршалом Бирюзовым, стал секретный характер размещения – то есть считалось, что примерно 100 кораблей в рамках операции, для наивного отвода глаз названной «Анадырь», и монтаж ракет удастся скрыть от США. Хрущев хотел тем самым показать класс – запустить «ежа в штаны» дядюшке Сэму, вместо того чтобы сделать это открыто в рамках международных норм и дипломатических правил – в ответ на американские ракеты в Турции.
В этом сказывался не только характер Хрущева и чрезмерная боевитость советских военачальников, но и комплекс неполноценности главы советского правительства. Разумеется, он знал, что никакого паритета нет и СССР сильно отстает от Америки. Но дело не в военном отставании. Хрущев в принципе хотел говорить с США на равных, а это никак не получалось.
Почему они могут размещать ракеты в Турции, а СССР не может на Кубе? Но и это не главное. А главное в том, что Штаты переигрывали СССР в привлекательности своей системы, своего образа и уровня жизни. Социализм проигрывал капитализму в бытовом смысле – это всегда беспокоило Хрущева. Отсюда и его «кухонные дебаты» с Ричардом Никсоном в американском павильоне в Сокольниках в 1959 году. Отсюда и бесконечные идеологические споры и агитация за советскую власть с прогнозами лучшей жизни во время поездки Никиты Сергеевича в США в том же году в гости к Дуайту Эйзенхауэру. Отсюда, наконец, и сама матрица, внутри которой мы до сих пор живем, – ДИП («Догнать и перегнать Америку»). Матрица, не просто нашедшая свое отражение в Программе КПСС 1961 года, но во многом определившая само ее содержание и целевые показатели. Хрущев хотел победить капитализм в мирном экономическом соревновании, но в результате вступил в политическое и геополитическое противостояние, едва не переросшее в военное.
Однако решение начать демонтаж ракет на Кубе, возможно, транслированное ничего не подозревавшим пареньком из Western Union, который еще не успел обзавестись девушкой в округе, что и спасло цивилизацию, стало решением политика мирового масштаба. Большой политик от мелкого отличается тем, что умеет открыто признавать свои ошибки и исправлять их. И, надо сказать, на Хрущева ведь тоже давили. И в том числе Фидель Кастро, который просто использовал советского вождя: в один прекрасный день он забросил ему телеграмму с прямым призывом не упустить возможность и принять страшное, но единственно верное решение, которое позволило бы покончить с гегемонией США. Много лет спустя Тед Соренсен в тосте деликатно припомнил Фиделю эту историю, но тот заявил, что требовал войны только в случае прямого вторжения США на Кубу в те октябрьские дни.
Тринадцать дней в октябре 1962-го – это напоминание о том, что масштаб личности в мировой политике и дипломатии имеет принципиальное значение: гордыня, идеологические установки и личные комплексы могут привести к войне, а способность вовремя погасить свои пацанские понты в жанре мюнхенских речей – свойство большого политика.
Уже в 1963 году Кеннеди и Хрущев начали своего рода «перезагрузку» (хотя берлинский кризис – многолетнее бодание вокруг Западного Берлина и объединения Германии – наметившаяся разрядка так и не разрешила): состоялся первый большой торговый контракт, закупка зерна у США, а в своей речи в ООН 20 сентября, то есть спустя почти год после кризиса, Кеннеди предложил Советам совместное освоение космоса.
Эта история напоминает и о том, что два фактора – наш комплекс неполноценности/недооцененности, питающий антизападничество, и плохо скрываемое желание все-таки «догнать и перегнать» — хоть тушкой, хоть чучелком — никуда не делись. И по-прежнему отравляют не только внешнеполитический курс, но и внутреннюю политику нашей власти.
