Цивилизация
И вот, вооружившись ржавой и плохо разведенной ножовкой, я принимаюсь за сук, поудобней на нем устроившись.
Осуждения коллег я не боюсь, потому что и этот текст не более, чем текст, а тексты наш брат судит исключительно с точки зрения читаемости. Так что если сюда зайдет достаточно много сетевых читателей – все в порядке.
Только не думайте, что я намерен судить. Бог всем судья, наше же дело – обнаружить факт, заметить явление и описать.
Все началось, по-моему, с Уотергейта. Сбросив американского президента, люди, простите за банальнейшую метафору, второй древнейшей профессии радикально изменили свой общественный статус. Из презираемых, но опасных изгоев общества, необходимых, но не более уважаемых, чем золотари, работники средств массовой информации (примерно тогда же так начали называть журналистику) превратились в еще более опасных, но почитаемых жрецов. Появилась каста терминаторов, которым общество вроде бы добровольно вручило функции санитарного прореживания.
Самое удивительное – что попасть в касту может любой. Никакого общественного или, тем более, государственного отбора нет. Средние в лучшем случае, а чаще ничтожные литературные способности; склонность к сыску на уровне рядового опера; невежество, усугубляемое знанием понаслышке; и энергичность, достаточная для коммивояжера – вот и все, что нужно. Естественно, ни о каких моральных качествах речь не идет. Даже если обнаруживается что-то уж совсем из ряда вон безобразное – прямая продажность, личная нечистоплотность – в упрек журналисту это не ставится. То, на чем бы кончилась карьера любого, даже российского политика, на чем пошатнулась бы репутация бизнесмена – журналисту позволено. Да и кто ж ему не позволит? Другие журналисты? Эта корпорация не выдает своих — как любые жрецы, и даже безусловней, чем священники многих церквей. Во всяком случае, до смерти друг друга не убивают.
Абсолютизм четвертой власти пришел в Россию вместе со свободой. Разнообразие печатной прессы и проникновение в любую щель электронной журналистики сделали нас такими же, какими давно уже стали люди западного мира: информационно зависимыми.
Мы получили все блага свободы печати, и я не собираюсь подвергать сомнению их ценность. Возможность узнать, кто и сколько украл там, наверху; увидеть всю грязь власти и власть грязи; стать очевидцами – пусть старательно отобранных, но ведь не придуманных – событий; услышать или прочесть изложение собственных мыслей от известных благодаря ежедневному появлению на телеэкране или газетных страницах людей – пусть даже эти мысли возникли под влиянием этих же людей... Все это, безусловно, прекрасно. Воруют не меньше, но осторожнее; грязь не исчезает, но ее распихивают по все более темным углам; события примиряют с собственной жизнью – другим еще хуже, у них наводнение; собственные мысли, сформулированные на всю страну, кажутся умными...
Отлично. И не дай Бог этого лишиться.
Беда только в том, что информационная цивилизация, в которой теперь, вместе со всем миром, мы живем, как всякая цивилизация, абсолютизирует свою основу. В нее человечество начинает верить без оглядки и оговорок, вопреки здравому смыслу и собственным интересам. Так уже бывало раньше: буржуазные революции возносили в человеческом сознании на божественный уровень деньги, промышленные – машину... «Нам электричество сделать все сумеет...», – пели идиотски оптимистическими голосами студенты в начале ушедшего века, и, хоть и смеялись, но верили в то, что уже скоро «нажал на кнопку, чик-чирик – и человек готов!» Теперь мы верим в информационную свободу.
Между тем, достаточно пятиминутного трезвого размышления, чтобы понять: информационная свобода никак не может дать больше, чем свобода просто (оставим в стороне равенство и братство). Информационной свободой пользуются обычные люди, не хуже и не лучше тех, что жили до телевизора и радио, до газет и даже до книгопечатания. А уж те, кто, собственно, обеспечивает информационную свободу, реализует ее – и вовсе никак не подходят на роль пророков и судей. Хотя бы потому, что они получили огромную власть, почти абсолютную. Власть же, как известно, не делает людей лучше, и абсолютная – тем более.
Еще раз скажу: я за свободу печати, как и вообще за свободу. Без нее – еще хуже. Не только потому, что склонные к совершению подлостей и жестокостей творят их в безгласии спокойнее, но и потому, что жить без свободы вообще противно. Но при этом я никак не могу принять как должное то, что мои товарищи по профессии, обычной профессии, ничуть не более благородной, чем любая другая, коллеги, сотни которых я за тридцать лет работы узнал лично, как правило, остроумные (как все циники), в меру корыстные, сильно пьющие и – что правда, то правда – много работающие люди – что многие из них начали сами себя считать верховными жрецами истины, а население их поддерживает в этом самомнении.
Поклонники аналитических телепередач и независимых изданий, желтых листков и сатирических программ, фанаты Доренко и Киселева, подписчики «МК» и «НГ», «Сегодня» и «Завтра», верящие в твердый знак и непоколебимые убеждения обозревателей, блуждающие по Сети! Помните: все это не больше, чем слова. И те, кто их сочиняет – просто люди. И истина скрыта от всех равно. И не ждите ее от нас, журналистов. Прочли, послушали – спасибо. Отложите в сторону газету, выключите телевизор и компьютер.
И займитесь своими делами по собственному разумению и как велел вам Создавший вас.
