Незадолго до третьего тысячелетия нашей эры — как сейчас помню, в субботу — я против своего желания, но в силу непреодолимых обстоятельств оказался в большой комнате, населенной помимо меня еще четырьмя мужчинами. Что ж, бывает, зарекаться не приходится.
Комната, кроме прочих удобств, имела два занавешенных крупным оперным снегом больших окна, выходящих в девственно нехоженый переулок. Для большего сходства с рождественской – или все же новогодней – открыткой в окне была устроена вечно актуальная композиция «Старое и новое»: красиво попечением градоначальника иллюминированная высотка баснословных советских времен и современно, финскими красками, реставрированная церковь. Пейзаж этот служил ярчайшим подтверждением того тезиса, что развитие жизни в нашей стране идет не по спирали, как в других, материалистических и гегельянских, а по кругу.
Глядя в окно, невнимательно прислушиваясь к сдержанным мужским разговорам соседей (а они, надо заметить, представляли собой все основные типы российской мужской фауны от 30 до 60 лет, включая индивидуально-частного предпринимателя, охранника, шофера, военного пенсионера и бомжа) и пользуясь внезапно рухнувшим на меня свободным временем, я, как и любой, окажись он на моем месте, наконец серьезно задумался о смысле жизни. Предыдущие — начиная с 13 лет — попытки решил считать недействительными.
Итак, я думал об этом, а снег все падал и падал, но удивительно — в переулке его не становилось больше, каким-то волшебным образом он не вырастал в сугробы, а лишь слегка освежал белую поверхность, ненадолго скрывая вороньи и кошачьи мелкие следы. Высотка сияла и плыла в сизом, синтетическом от подсветки небе, в окнах храма мерцали желтые огни. Персонал моего грустного убежища перекликался в коридоре и гремел инструментами, близился ужин, сожители мои ходили тайно курить... А я все думал и думал, но плоды моих размышлений не удовлетворяли меня. Смысла никакого — ни личного, ни общественного, ни практического, ни даже метафизического — не обнаруживалось, а между тем и ужин прошел, и огни в церкви погасили, и персонал почти угомонился, только снег все летел с неба на землю и, как казалось, обратно, да высотка светилась парадными огнями.
Тут телевизор – был, был и телевизор, чего уж греха таить – загремел волнующей музыкой и попытался придать моим мыслям верное направление: на экране появился глава государства и стал рассказывать подданным о своих раздумьях на ту же тему, которая мучила и меня. Я, естественно, прислушался. Раздумья были неплохие, многие даже понравились, но – опять но! – мне не подходили. Они были большей частью про страну в целом, про весь народ, значительная часть которого пока живет трудно, бедно живет, и про перспективы этой всей страны и этого народа жить легче, богаче жить. Прекрасные перспективы! Но мне требовалось другое. Я хотел узнать про конкретную мою жизнь (или его, президента, жизнь, не имеет значения, главное — про отдельную и конкретную): как ее жить и зачем вообще, если она, особенно в исторической перспективе, представляет собой краткий миг и, того и гляди, кончится, как началась, без всякого смысла, если немедленно не додуматься?
Должен вам признаться, что нахождение в такого рода местах, как то, где я оказался буквально накануне XXI века и нового тысячелетия нашей бурной жизни, располагает к фундаментальным исследованиям собственной природы.
Конечно, можно было тайком одеться, проскользнуть незаметно мимо охраны и, пересекши белое поле пустого переулка, пробраться в храм, чтобы получить ответ на вопрос. Но в храме уже погасли огни, да и ответ мне в общем был известен. Не в том дело – я желал получить подтверждение этого ответа изнутри себя, а не в наружном храме, вот в чем дело!
Я прилег и закрыл глаза, не переставая думать. Многие, кто пробовал, знают, что это занятие неизбежно и очень быстро погружает экспериментатора в крепкий сон. Задремал и я, немедленно предавшись увлекательному занятию спящего человека — просмотру сновидений. Мне снились различные, как истинные, так и никогда не случавшиеся, события моей жизни, различные люди, с которыми я когда-либо находился в тех или иных отношениях, обстоятельства и вполне реалистические, и фантастические, как во сне. Вероятно, я тяжело дышал, безуспешно пытался натянуть, не просыпаясь, одеяло до подбородка, поскольку мерз как всякий спящий не раздевшись человек, и даже, скорее всего, храпел, лежа на спине и приоткрыв рот.
И вот во сне, общаясь с персонажами видений, я начал кое-что понимать. Нечто забрезжило, я даже завел соответствующий разговор с кем-то, но проснулся.
И увидал, что за время моего отсутствия все решилось само собой.
Пользуясь либеральностью режима, посетители просочились ко мне в неурочный час. Они сидели вокруг, выкладывая на кровать и тумбочку гостинцы, улыбаясь и наперебой рассказывая мне, как меня им всем не хватает, как прекрасно, что уже скоро я вернусь в их свободную компанию, как я хорош и необходим для деловых нужд и праздного времяпрепровождения. Некоторые звонили мне по телефону, чтобы сообщить то же самое, а другие присутствовали лично – не считая уж тех, кто посетил до этого, во сне.
Любовь расцветала солнечным цветом дареного апельсина.
На боку Любви, там, где по давней традиции наклеен черный ромбик с надписью Maroc, значилось «Смысл».
– Ну, дед, ты все понял? – спросили посетители. Я заверил их, что понял абсолютно все.
Я понял,
что жизнь идет как всегда: гораздо хуже, чем хотелось бы, но гораздо лучше, чем могла бы;
что судьба выпала счастливая – поскольку случались несчастья, а была б несчастная, так запомнились бы удачи;
что страна наша, какая она ни есть, единственная нам подходит, а в других во всех совершенно другие люди живут;
что мир крайне несовершенен, однако может быть усовершенствован, так как каждый знает, что для этого нужно сделать;
что смерть осознается как нежелательное событие лишь потому, что было рождение, и, таким образом, позитивное в конце концов просто уравновешивается негативным, не более того;
и что никакого другого Смысла, кроме Любви, имеющей хождение между людьми наравне с подарочными апельсинами и другими ее эквивалентами, Создатель не предусмотрел, и слава Ему за это.
Что же можно сказать после такого? Год с лишним я рассуждал на различные темы, все, кажется, исчерпал и вот завершаю. Мне все ясно, следовательно, нечего более сообщить и вам. Пусть другие пишут дальше, чтобы рано или поздно прийти к тому же – и уступить место следующим авторам.
На этом колонка Александра Кабакова ликвидируется в связи с полной исчерпанностью.
Дай вам всем Бог любви во всех смыслах этого слова – в том числе и в смысле Смысла.
Enter.