Цивилизация
Ежегодная премия Букер-Smirnoff за лучший русский роман вручена Михаилу Бутову за сочинение «Свобода». Зимний сезон премирования творцов открыт – далее следуют Антибукер, Триумф, награды имени Андрея Белого и Аполлона Григорьева...
Ну, и вот стоит один мужик перед памятником Пушкину и спрашивает прохожего в очках – слышь, отец, а это он «Муму» написал? Нет, отвечает интеллигент, Муму – это Тургенев. Во дают, удивляется мужик, «Муму» Тургенев написал, а памятник Пушкину!
Старый анекдот вполне описывает реакцию литературной и приравненной к ней общественности на любое решение любого жюри любой премии. У каждого в отдельности и у целых компаний есть свое муму, а для прочих пушкиных давно заготовлены ругательные слова.
Постмодернисты, испытанные в зачистках пространства, оставшегося от соц и других реалистов, с несвойственным им в другое время простодушием недоумевают: как не Сорокину?! Вот же козлы старые, не ловят кайфа...
Мирные читатели безнадежно вздыхают: да у них там все схвачено, разве они настоящему таланту дадут! И слеза сочувствия честным девушкам – Марининой и Дашковой – наворачивается на добрый читательский глаз...
Цинично плюют на эту ботву коренные жители Интернета, литературно продвинутые офисные работники, клубящаяся по ночам молодежь – их любимому Пелевину и без этих левых премий неплохо, у него вон фан-клубы есть, не то что у Достоевского...
Что касается снобов, уверенных, что литература есть род художественного самоосмысления, созданный человечеством не только для передразнивания стариков, коротания времени в метро и пересказывания сослужвцам по банку – то и они недовольны. Вот Маканин написал настоящий толстый роман, а ему шиш вместо Букера. Нехорошо. Гибнет литература...
Все эти серьезные обиды мне кажутся находящимися в том же ряду, что претензии к отечественной демократии: с некоторых пор, лет примерно восемь-семь назад, мы начали все принимать слишком всерьез. Возьмем власть – ну, кто мог предъявлять претензии в непорядочности, воровстве, нарушении каких-то правил игры или пренебрежении человеческими правами к коммунистическому начальству? Всем было известно, что украли они раз и навсегда всю страну, правила заводят сами и наказывают за их нарушение только других, а права человека – это вообще статья и хорошо еще, если только с работы вылетишь. И все спокойно жили, делились с ближним последним анекдотом и не ждали от власти ничего, кроме того, что ей положено: всяческого гадства и пакости.
Точно так же обстояло дело и с литературными премиями (и со всем остальным, впрочем): над ними довольно равнодушно потешались. Было известно, что Ленинская положена литератору Л. Брежневу или эпопее о революционной борьбе в какой-нибудь из самых маленьких национальных республик. В первом случае – молчаливым рукопожатием – поздравляли писателей Сахнина и Аграновского, во втором – вполне откровенно – какого-нибудь напуганного успехом московского еврея-переводчика... А Государственную (б. Сталинскую) получал писатель-патриот, певец основных национальных ценностей – справления большой нужды на чистом воздухе и ненависти к работящим кулакам-мироедам. И это тоже принималось как должное, и в расписанном шаржами буфете ЦДЛа городской новеллист-бытописатель мирно напоминал сельскому летописцу-землестрадателю — с тебя постановление, имея в виду, что с премии полагается поставить...
А потом все, как сговорившись, утратили чувство юмора. Почему-то поверили, что власть будет бескорыстно любить народ и свободу народную, а литературные премии будут давать исключительно талантливым – или хотя бы читаемым сочинителям. Никто не задался вопросом: а почему, собственно, теперь все так должно быть? Потому что любая власть лучше, чем коммуняки, наглые и тупые? Ну, так она и есть лучше, она не все украла, а только большую часть. Потому что свободная критическая мысль не будет скована идеологическими цепями? Так она и не скована, ей собственных предрассудков и пристрастий хватает, не говоря уж о личных и групповых связях.
Будь мы хоть сколько-нибудь разумными существами, нас должно было бы утешать, что идеальной власти – ни политической, ни литературной – нигде не существует и существовать не может. Хотя бы потому, что человек вообще... тот еще фрукт. Но мы об этом знать не желаем и учитывать реальность не намерены. Вынь да положь нам честного, умного и доброго начальника – как будто сами мы такие.
Нет уж, дудки. Не было так и не будет нигде и никогда. И их литературные премии, включая и Нобелевскую, такие же, и тоже многим не нравятся лауреаты.
Что касается меня, то я бы в этом году дал романного Букера писателю Б. Акунину (псевдоним Г. Чхартишвили) за его очаровательные детективы, пригодные для культурного чтения, а Букера малого, присуждавшегося за эссе – Григорию же Чхартишвили за классную работу «Писатель и самоубийство». То, что таким образом премирован был бы один и тот же автор, меня нимало не смущает – гулять, так гулять, пусть хоть один человек оттянется по полной!
... А, честно говоря, будучи не вполне чужд литературным занятиям, и сам не отказался бы. Хочется, хочется надеть венок лауреата, вдохнуть полной грудью лавровый запах славы, так похожий, по тонкому наблюдению классиков, на запах супа – но вокруг черпака толпа, а на всех все равно никогда разливать не будут. Да и смысла нет.
