Цивилизация
Возможно, вы все это видели. Но я увидела впервые. Дети фотографируются в проеме между двумя плитами когдатошней Берлинской стены. В двух шагах от Чекпойнт Чарли. Под большим квадратным стендом, на одной стороне которого фотография советского солдата, а на другой — американского. В двух шагах от напоминания на четырех языках: «Вы въезжаете (твердый знак в оригинале пропущен) в американский сектор. Носить оружие запрещено в неслужебное время. Повинуйтесь дорожным правилам». А на другой стороне просто: «Вы выезжаете из американского сектора».
Я иду по каменным отметинам на асфальте как бы вдоль Берлинской стены. И прихожу сюда. В эту историческую точку, где сходились жизнь и смерть.
Все, стена стала просто памятником прошлого, как и это место, этот КПП, эти надписи. Она — безобидный экспонат. Она больше не заберет ничьих жизней.
Дети, может быть, прочтут рядом имена тех, кто пытался и не смог одолеть эту в общем-то невысокую, но непреодолимую преграду между двумя мирами. А может, и не прочтут.
Слезы предательски размывают картинку, смешиваясь с дождем. Глупо, понимаю, 23 года прошло без стены. Но мне надо было прийти сюда, чтобы вот так остро, до конца осознать, что того прошлого, в котором я провела часть своей жизни, на этой земле, вот здесь, больше нет и, слава богу, никогда не будет. Парень, который продает карты Берлина в двух шагах от меня, участливо: «Плохо?» Отрицательно мотаю головой. Нет, не плохо, совсем не плохо…
Я была однажды в том Берлине со стеной. Даже не назвала бы это словом «была». Сутки. Хотелось уехать сразу. Этого хотелось уже на границе под требовательным взглядом гэдээровского пограничника, после дотошного допроса. Теперь от момента, когда я вошла в аэропорт Шарль де Голль, до момента, когда вышла из аэропорта Тегель, прошло два часа с минутами. Не пришлось ни разу доставать паспорт.
Конечно, я не верила, что стены падут, когда мне было 25. Я не верила, что «железный занавес» останется разве что вот такими фрагментами-напоминаниями, рядом с которыми будут фотографироваться родившиеся уже после него, в свободной стране, ставшей частью свободной Европы.
Я не могла себе представить, что монумент проходящему через стену с простертой вперед рукой и двумя плитами будет стоять как вечное напоминание перед входом в здание Министерства внутренних дел Германии и заглядывать в глаза двум молодым охранникам на входе.
Я бы привозила сюда наших детей как на урок. В том числе в этот самый музей Чекпойнт Чарли. Тут все написано и по-русски. Фотографии, экспонаты, мониторы с документальными кадрами, речами, хроникой «холодной войны» — просто выбери русский язык и слушай. Учись. Я бы привозила сюда наших детей, чтобы они точно знали, что падают даже самые непрошибаемые, казалось бы, стены. Что зло не бывает вечным. Что свобода лучше, красивее и перспективней несвободы. Что пустое и мрачное пространство между двумя мирами можно превратить в прекрасный процветающий общий мир, где говорят на всех языках, где невероятное количество молодых лиц, где легко дышится и хочется жить.
Я бы привозила их сюда, чтобы освободить от наследства, которое многие, увы, получают вместе с жизнью в России, — стена в умах тех, кто считает себя проигравшими в «холодной войне», облапошенными Горбачевым, задешево продавшим свободу Германии.
Я бы привозила сюда наших сограждан как на урок, чтобы они поняли, что законы, которые предлагают сегодняшние российские законодатели, — это реанимируемое прошлое, тоска по не случившейся победе над поверженными, страдания по разрушенной стене. Что положение об иностранных агентах — это Чекпойнт Чарли тридцатилетней давности. Что предлагаемая новая редакция закона, ужесточающего наказание за разглашение гостайны, — это из той жизни, когда железобетонная стена разделяла два мира. Что атака на неправительственные организации — это эхо «холодной войны». Что расплывчатый законопроект об ужесточении наказания за оскорбление чувств верующих — это возведение стен внутри общества.
Стояла на этом КПП и думала: в одной географической точке — история сразу нескольких стран. Но лишь в одной из них через 23 года после крушения «железного занавеса» могла появиться печальная шутка о ржавом занавесе.
Мы все еще не прошли свою часть пути. Мы еще стоим перед стеной. Но это вовсе не значит, что попытки бессмысленны. Как умеем и даже как не умеем. Нельзя все время говорить: не стоит, не получится, бессмысленно, ничего не будет. Каждый, кто пытался преодолеть ту Берлинскую стену и не дожил до ее краха, вытаскивал из нее по камню. Оно того стоило.
