Цивилизация
— Представители каких стран и организаций участвуют в работе вашей группы, все ли страны «двадцатки» представлены?
— Представлены многие, но не все страны. Кроме России, это организации из Австралии, США, Мексики. Конечно же, много международных организаций, которые представляют отделения в нескольких странах. Например, Оксфам.
— Какие вопросы вызывали наибольшую полемику? Что нового в этом году на повестке дня?
— Вопросы, которые традиционно вызывают дискуссию в НПО сообществе (неправительственные организации. — «Газета.Ru»), — отношение к биоэнергетике, к малой гидроэнергетике; как относиться к разным странам с точки зрения изменения климата, например, есть Китай и есть Тувалу, обе — развивающиеся страны, но в обоих случаях должны быть разные подходы. Традиционно позиция НПО в вопросах энергетики не имеет больших внутренних противоречий в отношении атомной и крупной плотинной гидроэнергетики на равнинах. Не вызывает вопросов проблема отказа от субсидирования ископаемого топлива и инвестирования в возобновляемые источники энергии (ВИЭ) и энергосберегающие технологии.
Если говорить про новые темы, то к таким можно отнести требование минимальных стандартов для автомобилестроения (топливопотребление), переход к гибридным и электромобилям. Вопрос с транспортным топливом более чем актуальный в свете выбора стратегии в условиях сокращающихся запасов традиционных дешевых месторождений нефти.
Вопрос напрямую связан с нефтедобычей на Арктическом шельфе. Только один пример: мероприятия по нефтесбережению могут дать до 60 млн тонн экономии нефти и нефтепродуктов в России до 2020 года, а максимальный объем добычи нефти на российском арктическом шельфе к 2030 году составит примерно 13 млн тонн нефти.
Это официальные цифры. Арктика, кстати, — новая тема, которая звучит в требованиях НПО сообщества.
— В ваших предварительных рекомендациях значится достаточно радикальное предложение, касающееся отказа от строительства и финансирования крупных ГЭС на равнинных реках и АЭС, и даже возможной консервации ГЭС при определенных условиях. В России, значительная часть промышленности которой, особенно металлургия, ориентирована как раз на крупные ГЭС, эта инициатива находит понимание не у всех. Какова позиция ваших западных коллег? Почему большие ГЭС и АЭС — это не альтернативная энергетика, как многие считают?
— В первую очередь мы обращаем внимание на отказ от строительства новых ГЭС и АЭС. Новой генерации в атомном секторе и крупной гидроэнергетике есть альтернативы. Для России в первую очередь — это модернизация газовой энергетики. Если инвестиции на строительство новых АЭС и других предприятий ядерного топливного цикла в России (до 100 млрд рублей ежегодно) направить на модернизацию газовых ТЭС, то мы бы экономили примерно на 20% больше газа.
Что касается ГЭС, то, как показал опыт строительства Богучанской ГЭС, экономическая целесообразность этого проекта под большим вопросом. Да, при определенных условиях выигрывает алюминиевая отрасль, но теряет лесная промышленность, судоходство, уж не говоря об экологических потерях и социальных издержках. Опять же к вопросу о стратегическом выборе: страна собирается и дальше быть поставщиком сырья (алюминий) или получать прибыль и создавать рабочие места в более наукоемких и трудоемких отраслях? Пока выбор в пользу первого.
Причем для ГЭС на Востоке страны — это экспорт дешевой электроэнергии в Китай, при всех социальных и экологических издержках, которые понесет местное население и российская экономика.
— Шерпа Ксения Юдаева уже заявила о поддержке инициативы по снижению субсидий на ископаемое топливо, в пользу которого государства зачастую тратят больше денег в ущерб альтернативной энергетике. Пока Россия предоставляет одни из наибольших субсидий на ископаемые виды топлива, в том числе на газ и электроэнергию. С другой стороны, уход от субсидирования грозит ростом цен, в том числе для населения, а альтернативные источники энергии в России недостаточно развиты. Как разрешить это противоречие? Есть ли гарантии, что отказ от субсидий углеводородов приведет к развитию альтернативных источников?
— Правительство России уходит от субсидирования, конечно же, не следуя решениям «двадцатки», а просто понимая, что в условиях исчерпания дешевых месторождений углеводородов найти ресурсы для поддержания нефтегазовой отрасли сложно, и выравнивание мировых и российских цен на газ (и электроэнергию как следствие) имеет объективную основу. Стоимость освоения арктического шельфа — одна из последних надежд пионерного нефтегазового освоения — составит не менее полутриллиона долларов. Это годовой федеральный бюджет страны.
Поэтому отказ от субсидирования не приведет к развитию ВИЭ, а должен, по замыслу правительства, привести, к сожалению, к дальнейшему нефтегазовому освоению того же арктического шельфа. С нашей точки зрения это стратегическая ошибка.
При этом нужно помнить: когда мы говорим о субсидиях, речь идет о субсидировании потребителя и производителя энергии. Это абсолютно разные экономические категории. Так вот, производитель энергии — тот же «Газпром» и «Роснефть» — таких субсидий не лишается (в отличие от российского потребителя), а получает новые — для освоения континентального шельфа и других сложных территорий. То есть фактически меняется реципиент субсидий. Это противоречие нужно, конечно же, решать.
Во-первых, реализовывать потенциал энергосбережения. Это архисложная, в первую очередь административная, проблема. Но, не решив ее, никакие ВИЭ не смогут обеспечить энергоснабжение. Во-вторых, ВИЭ должны получить финансовую поддержку. Мировой опыт показывает, что без этого новые игроки на энергетических рынках просто не выживут. Тут есть важная деталь: традиционная энергетика получает субсидии уже десятилетия. Огромные субсидии. Отказ от этих субсидий, как вы отметили, приведет к росту тарифов. То есть проблема не в том, что пришли ВИЭ, и энергия подорожала. Проблема в том, что энергия уже изначально дорогая, и мы оплачиваем напрямую только ее часть. Поэтому ВИЭ имеют такое же право на субсидирование, как и традиционные источники. Еще один момент. «Дешевая» атомная энергетика получает ежегодно из бюджета до 100 млрд рублей. При этом атомная энергетика не относится к «ископаемой» — в определении «двадцатки».
— Расскажите про предложения вашей группы по защите морских акваторий. Почему вы считаете опасной разработку шельфовых месторождений и, в частности, предлагаете отказаться от разработки арктического шельфа? Какую позицию вы занимаете в области социальной ответственности бизнеса (в том числе аварии на нефтяных платформах)?
— Предложения простые. Наиболее уязвимые и сложные с точки зрения нефтегазового освоения акватории должны получить охранный статус с исключением здесь опасных видов деятельности, в первую очередь нефтедобычи. Арктический шельф относится к таким акваториям в первую очередь из-за ледовых условий. Кстати, экономические риски здесь таковы, что компании уже начинают остывать от арктической горячки: посмотрите решения об отказе или переносе сроков освоения Statoil, Shell, ВР, Total. Если говорить об ответственности бизнеса, то очевидно, что она должна быть полной с точки зрения оплаты мероприятий по ликвидации последствий аварий и компенсации ущерба. Недавно принятый российский закон (так называемый Закон о защите морей) такую ответственность декларирует. Но закон не решает проблемы по сути. Даже если компания оплатит все 100% расходов по уборке нефти, всю нефть убрать не удастся. И тут мы опять встаем перед стратегическим выбором — если есть альтернативные, более дешевые и безопасные способы решения нефтегазовой проблемы, то почему правительство выбирает самый дорогой и опасный?
— Среди предложений гражданской «двадцатки» — максимальная прозрачность о прибыли добывающих компаний за рубежом. Есть ли надежда, что этот пункт в том или ином виде найдет поддержку в G20?
— Хороший вопрос. Пока очевидного консенсуса нет. Посмотрим, как пойдут переговоры.
— Как вам видится концепция «зеленого роста» применительно к России?
— Тут важно иметь какие-то базовые представления, которые разделяют все. Например, с нашей точки зрения, «зеленый рост» и атомная энергетика — понятия несовместимые. Для России «зеленый рост» в энергетике — это в первую очередь энергосбережение.
— Как вы оцениваете исполняемость рамочных соглашений в рамках G20 в целом?
— G20 — очень бюрократическая машина, отягощенная принципом консенсусного принятия решений. То есть даже принять решение — уже прогресс. Если какое-то решение принято, исполняемость — это отдельная история. Причем долгая. Но опять же, смотря с чем сравнивать. ООНовские процессы еще более долгие, и, возможно, появление таких структур, как «двадцатка», — это реакция государств на быстро меняющийся мир в условиях отсутствия таких же относительно быстрых механизмов.
