Этот человек запечатлел раны, оставшиеся на теле Энди Уорхола после покушения, и обнаженную Настасью Кински, обвитую огромным змеем; сделал знаменитый портрет Сэмуэля Беккета и групповое фото Чикагской Семерки – протестовавших против войны во Вьетнаме активистов, в 1970 году осужденных на тюремное заключение за участие в демонстрации. Жизнь и искусство всегда были для Ричарда Аведона чем-то сплетенным в тугой узел красоты и вульгарности, актуального и вечного, примитивного и сложного.
В отличие от другого великого специалиста по гламуру, Хельмута Ньютона, Аведон прожил относительно спокойную жизнь, без всяких побегов из нацистской Германии и сомнительных занятий в Австралии. История и география оказались к Аведону благосклонней: он родился в 1923 году в Нью-Йорке, в семье еврейских иммигрантов из России. Во время войны он не угодил на тихоокеанскую бойню и не прошел по залитым кровью пляжам Нормандии – просто служил в торговом флоте. Сразу после войны стал сотрудничать с Harper`s Bazaar, в середине 60-х сменил его на Vogue, для которого и снимал до начала 90-х. В 1957-м вышел фильм «Смешное лицо» с Фредом Астером и Одри Хэпберн, рассказывающий о живущем в Париже фотографе моды и основанный на жизни Аведона.
В 1994 журнал American Photo поставил его номером первым в списке ста лучших фотографов.
В общем, благополучная плодотворная жизнь, отрицающая необходимость драматизма в биографии гения.
Драматизм, присущий его работам, придется списать не на биографию и даже не на творческий метод, а на особую способность зрения. Человечность, присущая Аведону, позволила ему создавать удивительные портреты Бриджит Бардо, Мерилин Монро, Чарли Чаплина, Трумена Капоте – всякий раз не столько портрет, сколько версию судьбы. А фэшн-съемки Аведона, как и Ньютона, разрушали рамки холодного самолюбования жанра, прорываясь к таинственным сюрреалистическим топям подсознания.
Вместе они стали творцами причудливого порождения XX столетия – института супермоделей.
Вероятно, без Ричарда Аведона не было бы Синди Кроуфорд и Иман, во всяком случае, в том виде, в каком они вошли в историю. Однако чувство драматического и здесь Аведону не изменило: когда закончилась эпоха высокого гламура и начались политизировано-стерильные девяностые, он оставил Vogue ради сотрудничества с «Нью-Йоркером». На съемках очередного материала для этого издания он и умер – в Техасе, после обширного кровоизлияния в мозг, в возрасте 81 года. Бессмысленно искать здесь мистику или назидательный сюжет, но смерть Хельмута Ньютона, погибшего в январе этого года, и Ричарда Аведона, скончавшегося первого октября, очень резко закрыли блестящую главу в истории искусства, в которой сиюминутность моды так непринужденно сплавлялась с образами, вошедшими в иконографию столетия.