Цивилизация
Как все же телевидение, кинематограф и доставка пиццы на дом смягчили нравы! Теперь публичная казнь продолжает собирать приличную толпу, но размер ее зависит от погоды, цены на билет и программы телепередач на вечер.
Погода хорошая, в телепередачах, по обыкновению, сплошная смехопанорама, цены на билеты сходные – все совпало, чтобы посмотреть «Страсти Христовы» (The Passion of the Christ) Мэла Гибсона. Миллионы людей уже посмотрели и узнали, что Христа распяли просто от скуки.
Посещение или воздержание от просмотра этого фильма после интенсивной общественной дискуссии кажутся почти манифестацией гражданской позиции. Католики на местах осудили, в Ватикане одобрили, в Израиле сочли тысячью антисемитских ножей в спину народа-избранника, Союз православных граждан дал благословение.
Личное политбюро в голове и умение делить искусство на полезное и вредное – это вроде окопных вшей, неизбежное следствие сложных времен.
А что делать на «Страстях Христовых» человеку, не чувствующему себя заинтересованной стороной в споре идеологем и конфессий? Смотреть кино, конечно. Вопросы о том, что есть «Страсти Христовы», больше, чем фильм, или меньше, чем фильм, можно отложить на потом.
Прагматичный Гибсон снял историю последних двенадцати часов из жизни Христа так, словно не ел полжизни суси на голливудских холмах, а натурально питался жесткими акридами и диким медом в синайской пустыне или полусырой рыбой среди первых ирландских монахов. Это визионерское клокотание Гибсон-режиссер объяснил «стремлением к достоверности» — то-сё, латынь и арамейский, на которых снят фильм, дословное следование источникам, историческая реконструкция и все такое.
Не верьте. Вас приглашают на публичную казнь, и не пойти нельзя, потому что убивают Бога. И вот вы пришли, потому что выдался свободный вечер, потому что вам скучно или интересно, или вы любите щекотать душу искусством, как пришли двадцать столетий назад люди на Голгофу. И вот вы сидите и смотрите, как бичи разрывают плоть, как плевки стекают по разбитым губам, как гвозди пробивают руки. Упрекать «Страсти» в чрезмерной жестокости бессмысленно.
Толпа, просящая казни, и легионеры, смеха ради придумавшие терновый венец, просто развлекались, как умели, — ведь до бродвейских «Кошек», передачи «Аншлаг! Аншлаг!» и MTV было еще так далеко.
И это, может быть, самое жуткое, что есть в фильме.
За достоверностью, к которой так стремился Гибсон, кинематографическое совершенство ленты как-то теряется – все сделано настолько без швов, что кажется очевидным, скользящий ритм картины не позволяет сосредоточиться на деталях. Очевидным – то есть бесконечно уместным – кажется Сатана, противоестественный холодный андрогин, сыгранный Розалиндой Челентано. Очевидным кажется сходящий с ума Иуда, затравленный демонами в обличии клыкастых детей-беспризорников. На нескольких сценах с Майей Моргенштерн, сыгравшей Деву Марию, успеваешь отметить, что перед тобой великая актриса, сумевшая парой точных жестов поднять фильм, – и снова соскальзываешь в повествование. Из мелких, не оговоренных евангелистами деталей, вроде короткой реплики или трупа осла, Гибсон ухитряется вылепить просторный объем для этой знакомой истории.
Занятно, что за пределами экрана нашлись свои Гестас и Дисмас. Два разбойника после просмотра фильма сдались полиции: один признался, что убил беременную подружку, другой – что взрывал бомбы в левацкие семидесятые. Неизвестно, будут ли они ходить к тюремному капеллану, окажется ли он кротким святым или поповской сволочью. Когда речь заходит о страсти и страстях, никогда не угадаешь, кто окажется у тебя в друзьях.
Занятно также, что признавшихся оказалось только двое. Впрочем, до России еще не дошло. «Страсти Христовы» выходят в прокат с 8 апреля в кинотеатрах «35мм», «5 звезд», «Пушкинский», сети «Формула кино».
