Практически сразу после захвата центра на Дубровке начали раздаваться упреки в адрес СМИ за «разжигание страстей» и «пособничество террористам». После освобождения заложников критика СМИ усилилась и материализовалась в поправки к закону о СМИ. Сегодня эти поправки дополнились методическими рекомендациями Минпечати. Власть своими действиями демонстрирует недовольство освещением своей деятельности в прессе и решимость в будущем не допускать «вольницы».
Однако так ли уж плохо работали СМИ? Действительно ли они
мешали власти или, наоборот, помогли ей? Если отбросить уже ставшие привычными штампы, то выясняется, что СМИ выручили власть, поскольку предотвратили вспышку насилия в обществе. Постоянные трансляции с места событий буквально приковали к экранам телевизоров всю страну. Все внимание, все эмоции людей были сфокусированы на «голубых экранах». Телезритель – это пассивный наблюдатель событий. Он не способен на активные действия. Вся его агрессия получает выход в ходе просмотра ТВ. Это уберегло многих от выплескивания своих эмоций на конкретных людей (выходцев с Кавказа, мусульман и т. д.).
Представим себе на минуту, что в момент захвата заложников отключили бы телевидение, как это произошло после пожара на Останкинской башне. Представим, что перестали бы выходить газеты, заглушили бы радио. Город Москва начал бы жить слухами. К месту происшествия стекалось бы огромное количество народа. Никакая милиция не смогла бы удержать разгоряченную толпу. Пассивные зрители превратились бы в активных участников событий. Вместо «блестящей спецоперации» мы получили бы кровавое побоище, Варфоломеевскую ночь. Как это ни парадоксально прозвучит, но СМИ спасли многие жизни (и жизни заложников в том числе). Тем самым они спасли и престиж власти, хотя их винят в обратном.
СМИ выручили власть, поскольку запутали аудиторию, не дав ей загореться какой-то одной идеей.
Все, что могло прийти в голову рядовому зрителю, было озвучено СМИ. Выдвигались самые разные идеи, аргументы и контраргументы. Крайние точки зрения взаимно «гасили» друг друга. В конечном итоге наиболее бредовые и взрывоопасные прожекты были обезврежены, поскольку всей стране стала очевидна их несостоятельность. Можно назвать эту операцию эффектом демонстрации глупости. Человек, который смотрел неотрывно новости и телепередачи, приходил к выводу, что правильного решения просто нет. И принимал действия властей как данность, неизбежность.
Цензура и ограничение СМИ запустят механизмы порождения и распространения слухов. Люди перестанут ориентироваться на СМИ и начнут взаимодействовать на низовом уровне. В каждом подъезде есть свои «лидеры», которые быстро объяснят соседям «реальную» политическую обстановку. Найдется немало сторонников решительных действий. И тогда могут начаться стихийные погромы, которые невозможно будет остановить никакими призывами к терпимости.
СМИ выручили власть, поскольку «думали» за аудиторию.
Большинство людей не склонно к самостоятельному анализу поступающей извне информации, а усваивает чужие мысли, выдавая их за свои собственные. Немецкий философ Эрих Фромм назвал этот феномен «псевдомышлением». Пока поставщиком «псевдомыслей» для населения являются СМИ, процессы в обществе можно контролировать. Но если будет введена цензура и доверие к СМИ упадет (как это было в СССР эпохи «застоя» – люди понимали, что СМИ передают только то, что можно, и a priori полагали, что официальная информация лжива), то СМИ утратят свою власть над умами людей. «Псевдомысли» будут возникать на уровне межличностных и межгрупповых коммуникаций, слухам будут доверять больше, чем новостям. Таким образом, пока за людей «думают» СМИ, те пассивны и подконтрольны. Ограничение СМИ приведет к тому, что люди начнут «думать» сами. Реально же будут думать низовые лидеры, будут запущены стихийные процессы, которые власти будет гораздо сложнее взять под контроль, чем какой-нибудь телеканал или газету.
СМИ выручили власть, поскольку «прикрыли» ее растерянность.
Сразу после теракта многие ожидали обращения президента Путина. Но его не последовало. Молчание верховной власти в критический момент воспринималось довольно болезненно. Необходимо было его чем-то компенсировать, чтобы снизить тревожность в обществе. Эту функцию также выполнили СМИ. Они так подробно описывали происходящее, забрасывали общественность таким количеством мнений, версий, догадок и т. д., что молчание президента выглядело не столь драматично. Внимание телезрителей было сосредоточено на происходящем. В этом смысле прямой эфир оказался незаменим. Даже если в кадре ничего не происходило, зритель оставался у телеэкрана. А вдруг что-то произойдет в следующую минуту?
СМИ выручили власть, поскольку не допустили роста оппозиционных настроений в обществе.
В адрес власти и лично президента раздавалось немало критики. Но эта критика ничуть не подорвала престиж власти. Напротив, на фоне всеобщего осуждения террористов критика власти выглядела неубедительно. Если бы эта критика шла по неформальным каналам, как в Советском Союзе (слухи, самиздат и проч.), то она была бы действенной. Но в открытом бою с теми, кто поддержал спецоперацию в театральном центре, критика власти выглядела достаточно бледно.
Однако стоит ввести цензуру, начать публиковать «единственно правильную» точку зрения — и оппозиционная точка зрения станет восприниматься как в былые времена, т. е. как Правда, скрываемая властями. Сейчас есть диссидентствующие издания и журналисты. В случае введения цензуры диссидентами станет большинство населения страны.
Многие преподносят введение цензуры в СМИ как необходимую защитную меру. Но не телевизор виноват в том, что война в Чечне не кончается. Если бы дело было только в СМИ, то проблема решалась бы легко. Однако цензура не может заменить политического решения проблемы Чечни. Поскольку решения пока нет, будут искать «стрелочника». Сейчас эта роль отведена СМИ. При этом власть, кажется, совсем не думает о том, кто выручит ее в следующий раз, если трагедия повторится.