— Какие наблюдения вы сделали для себя по ходу сезона? Какие новые имена для себя открыли?
— Интересно, что у нас появилось столько молодых перспективных спортсменов — к примеру, во французской, норвежской, немецкой и частично в российской сборных. Некоторые из них уже конкурируют с более опытными титулованными биатлонистами.
Хороший пример — Йоханнес Бё, который в своем первом же сезоне в основном составе сборной стал чемпионом мира, а в прошлом году, еще юниором, выигрывал на этапах Кубка мира больше, чем кто-либо другой из юниоров.
— Выиграет ли все-таки Шипулин Большой хрустальный глобус в следующем году? Кто еще способен побороться с Фуркадом за первенство?
— Конечно, у Шипулина есть все шансы выиграть — он один из сильнейших претендентов. Мартен Фуркад умеет держать форму в течение всего сезона, и он прекрасно стреляет. Но в следующем сезоне будут и другие биатлонисты, которые бросят вызову Фуркаду и Шипулину.
Среди женщин конкуренция меньше: Домрачева, Мякяряйнен, Соукалова, Дорен-Абер — лучшие на данный момент и в стрельбе, и по скорости, и я удивлюсь, если выиграет кто-то другой. Если бы мне нужно было назвать всех претендентов на глобус среди мужчин, я назвал бы 12–15 имен.
— Болеете ли вы сами за кого-то?
— Нет, я не болею ни за кого, будь это норвежец, русский или француз. Я болею только в тех случаях, когда идет тесная и напряженная борьба и исход непредсказуем до последнего выстрела на последнем рубеже. Биатлон — тот вид спорта, в котором спортсмен из самых нижних строк стартового протокола внезапно может выиграть гонку.
Так случилось и с Юрловой на чемпионате мира: все уже считали, что медали достанутся Соукаловой, Мякяряйнен и Вирер, и вдруг в конце Юрлова выигрывает гонку, отстреляв на ноль.
— Кто, на ваш взгляд, лучший российский биатлонист в истории?
— Трудно сравнивать прошлое и настоящее, ведь раньше у нас было меньше соревнований. Раньше было сложнее завоевывать так много медалей на кубках и чемпионатах мира, потому что в начале у нас была одна индивидуальная гонка. В любом случае, Россия всегда была одной из лидирующих стран в биатлоне. Германия и Франция были далеко позади, уступая России, Норвегии, Швеции и Финляндии.
Сегодня за медали чемпионатов и Олимпиад у нас сражаются 10–15 стран. В этом году в Контиолахти медали завоевали спортсмены из 11 стран, в Сочи — из 13, и эту же тенденцию мы наблюдаем на чемпионатах юниоров и юношей: в Минске медали взяли 11 наций, в какой-то год их было целых 16.
— Вы возглавляете IBU более 20 лет. Что заставляет вас вновь и вновь принимать участие в выборах вопреки заявлениям об уходе?
— Я хотел уйти еще в 2010 году. Я считаю биатлон практически своим детищем, поэтому я хотел быть уверен в том, что мое место займет подходящий кандидат. Такой человек был, но национальная федерация не предложила его кандидатуру по ряду причин. Меня попросили остаться, и я остался, решив, что это будет мой последний срок.
В начале конгресса в 2012 году я поговорил с парой людей, которых считал подходящими кандидатами, но они оказались не готовы. Я не хотел баллотироваться, но меня просили об этом все президенты федераций, все члены правления, кроме Джеймса Каррабре — он сам был кандидатом. Я ждал, что появится более достойный претендент, но этого не случилось. Президент Норвежской федерации биатлона сам послал ко мне домой секретаря, чтобы я подтвердил свою кандидатуру за несколько часов до окончания приема заявок.
Думаю, когда я возглавил IBU, я был в более выгодном положении: мне было всего 46 лет, я был первым вице-президентом четыре года, и мне было легче провести сложную процедуру создания отдельной федерации биатлона.
Это было тяжело, особенно при первоначальном бюджете: мы располагали суммой не более €200 тыс. У меня был только один помощник — мой секретарь. Мы подписали наш первый телевизионный контракт, маркетинговый контракт, и вместе с правлением и парой моих друзей мы создали профессиональную администрацию.
Биатлон набирал популярность, и я лично предложил некоторые новые виды гонок — такие, как гонка преследования, масс-старт и смешанные эстафеты. Это достаточно сложный процесс — нужно иметь представление о гонках, нужно обсудить предложение со спортсменами, провести пробные соревнования с трансляцией по телевидению и так далее.
Когда мы создали сильную федерацию с профессиональной администрацией и надежным бюджетом, я решил, что мне пора устраняться: я сделал все, что хотел. Я хотел уступить кому-то помоложе, потому что будущее, будь это спорт или бизнес, всегда за молодым поколением. К сожалению, во многих федерациях мы сейчас наблюдаем эту проблему — весьма возрастные президенты слишком долго сидят на своих местах. Я обещал себе, что не повторю их ошибку, но не получилось — ни в 2010-м, ни в 2014-м.
В 2018 году я точно покину пост, и я на сто процентов уверен, что никто не убедит меня остаться: к тому времени я буду президентом уже 26 лет, и этого более чем достаточно. Думаю, что оптимальный срок для сильного президента — 12–16 лет, частые смены ни к чему.
— Вы посчитали Александра Тихонова неподходящим кандидатом из-за возраста?
— Да, ведь он мой ровесник. Я считаю, что следующий президент должен быть моложе, чтобы быть в состоянии просидеть на этом месте те самые 12–16 лет.
— Насколько эффективным показал себя ваш тандем с нынешним первым вице-президентом IBU Виктором Майгуровым?
— Я знаю Виктора много лет: у него за плечами опыт работы в техническом комитете, он прекрасно говорит на немецком и он в какой-то степени координировал российскую сборную. Я очень доволен работой с ним.
Наш вице-президент по спорту был вынужден временно сложить свои полномочия, пока находится под следствием в Италии, и Майгуров по предложению правления взял его обязанности на себя. Мы все в правлении понимаем, что у него достаточно опыта, чтобы принимать решения по таким вопросам.
— Как-то в интервью вы сказали, что одним из недостатков Тихонова было то, что он обещал привести российских спонсоров в IBU и не приводил их. Появились ли какие-то перспективы сотрудничества с российскими спонсорами теперь?
— Как вице-президент, Тихонов, конечно, не обязан был приводить спонсоров — за это отвечает спонсорское агентство, с которым мы заключаем контракт. Но Тихонов действительно горой стоял за летний биатлон и обещал лично найти спонсоров и приличное финансирование для этого вида спорта, что ему так и не удалось сделать. Я с самого начала относился к этой идее скептически. Абсолютное большинство лучших биатлонистов мира не принимают участия в летнем чемпионате, так что это соревнования не того уровня.
— То есть мы вряд ли увидим летний биатлон в программе Олимпийских игр?
— Нет, я всегда говорил, что у летнего биатлона нет шансов. Единственный возможный вариант — отдать его Международной федерации стрельбы, потому что стрельба — не самый телевизионный спорт, а летний биатлон на Олимпиаде мог бы стать неплохой картинкой.
Они были в этом заинтересованы, но большинство федераций биатлона возразило, и я их понимаю: во многих странах, особенно из бывшего восточного блока, государство выделяет федерациям деньги только за медали. Если летний биатлон перейдет в руки федерации стрельбы, эти средства будут доставаться им, а федерациям биатлона они нужны для подготовки к зимнему сезону.
— Что вы можете сказать о политике Российского союза биатлонистов после последней ротации кадров?
— Мне сложно что-то сказать на эту тему, я не знаком с деталями происходящего на уровне национальных федераций. Судя по тому, что российская сборная является одной из лидирующих, федерация работает эффективно.
— Вы, наверное, слышали, что Ольга Зайцева займет должность исполняющего обязанности главного тренера женской сборной. Что вы об этом думаете?
— Я об этом слышу в первый раз, но думаю, что у нее достаточно опыта: она много лет была в лидерах, знает несколько иностранных языков и вообще очень умная девушка. Это нормальная практика во многих странах, когда бывшие спортсмены высшего класса становятся главными тренерами сборных. Я ее кандидатуру одобряю и желаю ей успехов.
— А что вы думаете о ситуации с допингом в России на данный момент? Изменилось ли что-то в лучшую сторону в последнее время?
— Я знаю точно, что и ВАДА, и норвежское антидопинговое агентство активно помогали РУСАДА создавать эффективную систему контроля. На мой взгляд, РУСАДА сейчас функционирует очень успешно. Нужно понимать, что Россия — не просто страна, а практически целый континент, и здесь намного сложнее контролировать ситуацию, чем в маленьких странах вроде моей родной Норвегии: здесь большие расстояния, больше спортсменов.
На мой взгляд, Прохоров и Кущенко очень серьезно относились к этой проблеме, и по ряду параметров Россия была лидером по части эффективного антидопингового контроля. В данном случае, правда, важно не только количество проб в принципе, но и большее количество целевых тестов. По крайней мере, я вижу, что Россия движется в верном направлении.
— Вы говорили как-то, что до конгресса 2018 года программа Кубка мира не изменится. Какие изменения в программе могут быть после конгресса?
— Думаю, что программы соревнований в основном останутся прежними — шесть женских и шесть мужских гонок, всех спортсменов это совершенно устраивает. Изменения могут коснуться смешанных эстафет: кто-то, возможно, хотел бы видеть отдельные чемпионаты мира по эстафетам.
В остальном, думаю, все останется по-прежнему, разве что мы будем экспериментировать с различными форматами мероприятий. Спортсменам и болельщикам нравится наша программа, и мы ее не меняем, как не меняют команду, которая приносит медали.
— Насколько велики шансы Ханты-Мансийска выиграть право проведения ЧМ-2020?
— Конкуренция будет высокой: ожидается минимум пять кандидатур: Ханты-Мансийск, Антхольц, немецкие города, возможно, Нове-Место, Словения. Холменколлену пришлось ждать три конгресса,16 лет после ЧМ-2000.
— Как сильно изменился Ханты-Мансийск за последние годы?
— В мой первый приезд сюда в 1994 году я не увидел на улицах ни одного светофора, никакого асфальта на улицах, всего пару бетонных зданий — отель «Югра» и главное здание администрации. Немногочисленные жители обитали в маленьких деревянных домах. Двадцать лет спустя мы обнаруживаем на этом месте современный город с прекрасной инфраструктурой — я нигде еще не видел такого невероятного развития за этот период времени.
— Вы упоминали как-то о том, что выделяли средства молодым биатлонистам в Норвегии...
— Это было всего один раз, к сожалению: я получил премию за свой вклад в развитие норвежского спорта и спорта на международном уровне. Мне подарили серебряное блюдо с гравировкой моих достижений и 10 тыс. норвежских крон. Я решил, что, если бы я был молодым спортсменом, эти деньги пригодились бы мне намного больше, и передал их Норвежской федерации биатлона: их получили юниоры — победители чемпионата Норвегии, по 5 тыс. каждый.
Биатлон очень много дал мне, и я сам был чемпионом Норвегии, тренировал норвежскую сборную, так что пришло время отдать долг.
— В странах — лидерах биатлона национальные сборные финансируют федерации. В странах, где биатлон традиционно не развит, биатлонистам часто не хватает средств. Есть ли какая-то система поддержки таких спортсменов из бюджета IBU?
— У нас есть неплохая система так называемой поддержки развития. Конечно, мы в любом случае имеем дело прежде всего с национальной федерацией, через нее мы оказываем эту поддержку. У нас был голландский спортсмен, который тренировался со Швецией в течение сезона и выигрывал золотые и серебряные медали на чемпионатах юниоров и юношей. В этом году у нас был датский биатлонист, который тренировался в Норвегии и взял серебро в Минске.
Все эти спортсмены могут тренироваться в странах, которые готовы взять их под свою опеку, и мы сами оказываем им поддержку, организовывая для них сборы за наш счет. В общей сложности мы выделяем на их поддержку более €1 млн в год. К сожалению, мы не можем помочь им во всем — даже лидирующим спортсменам часто приходится подрабатывать в межсезонье, чтобы собрать необходимые средства на зимний сезон.
Другие новости, материалы и статистику можно посмотреть на странице биатлона.