Цивилизация
По данным Всемирного фонда дикой природы (WWF), численность самой большой популяции дикого северного оленя в России – таймырской – за последние двадцать лет сократилась в четыре раза. Если в начале XXI века по тундрам Таймыра и Эвенкии мигрировало около 1 млн особей, то уже к 2014 году их осталось примерно 420 тыс., а по данным авиаучета июля 2021 года – около 250 тыс. оленей.
Прогнозные расчеты, сделанные учеными в 2019 году, показали, что с учетом крайне низкой продуктивности, а тогда доля телят оценивалась в 6% от общей численности, в течение ближайших пяти-семи лет неизбежно не просто катастрофическое падение численности, но фактический «разгром популяции». В итоге останутся лишь «разрозненные мелкие группировки», на которые с экономической точки зрения промысловикам будет охотиться нецелесообразно.
Конечно, в недавней истории бывало и хуже. Например, на старте научных мониторингов в 1959 году таймырских оленей насчитывалось всего 110 тыс. особей. В целом для этих животных, как и для многих других видов, характерны естественные циклические периоды спадов и ростов численности, которые происходят под влиянием малопонятных даже для большой науки факторов. Также известно, что популяции способны к быстрому восстановлению. Так произошло и в советские годы, а потом – в 1990-е. Однако в те времена на диких северных оленей не воздействовало такое множество стрессовых факторов – от варварского браконьерства до изменений климата. В нынешнем положении рассчитывать на саморегулирующие популяционные механизмы вряд ли окажется верным решением.
Тем более, что дикие северные олени – это не просто красивые рогатые копытные, а интереснейший объект научного изучения и экологического туризма. «Таймырская популяция является уникальной в мировом масштабе: она считается самой большой мигрирующей популяцией млекопитающих, проходящих в течение года более трех тысяч километров», — говорят ученые. Но эти животные – важнейший компонент экосистем тундры, горных лесов плато Путорана и северотаежных лесов севера средней Сибири, а также источник традиционного промысла, заработка и всего существования коренных малочисленных народов, проживающих в многочисленных поселках на Таймыре и в Эвенкии.
Советский опыт
До 1960-х дикие северные олени на енисейском севере находились под госохраной. Однако затем их поголовье стало быстро увеличиваться. Для стабилизации популяции на Таймыре была создана полноценная отрасль промыслового оленеводства: в 1971 году организован госпромхоз «Таймырский», а с 1978 года плановым отстрелом тундровых оленей вместе с ним стали заниматься и другие совхозы Таймыра и Эвенкии. Причем в промысловых хозяйствах сразу же организовали комплексное использование всей продукции отстрела: переработку шкур, пошив одежды и обуви из меха оленей, производство сувениров. Мясо же централизованно скупало государство, в том числе для экспорта. Широкое развитие получило даже клеточное звероводство, использующее побочные продукты промысла в качестве кормовой базы. Все это тогда благоприятно отразилось на благосостоянии и занятости коренных народов.
Аналогов столь крупномасштабного и эффективного использования ресурсов дикого северного оленя не было ни в других районах России, ни за рубежом — советский опыт активно изучали в США и Канаде. Отстрел оленей планировался на уровне годового прироста. Для этого была создана мощная система научного мониторинга, благодаря чему за период организованного промысла (1971-1993 годы) таймырская популяция оказалась чуть ли не самой изученной в мире. При том что ареал обитания этого вида охватывает всю Центральную Арктику, а это – более 1,5 млн кв. км, ученые работали по всей территории. Авиаучеты численности до 1993 года проводились ежегодно, что позволяло рассчитывать научно-обоснованные промысловые квоты.
И хотя из-за ее систематического недоиспользования стабилизировать численность оленей на планируемом уровне не удалось, даже при среднем проценте изъятия в районе 80% темпы роста поголовья снизились почти в четыре раза по сравнению с допромысловым периодом. А в 1985–1990 годы объем популяции стабилизировался на уровне 590-620 тыс. особей при расчетной «оленеемкости» ареала в 800-850 тыс. голов.
Практически идеально в советские годы функционировала и система контроля за деятельностью промысловых хозяйств и охотников-одиночек. «Северный отряд» Главохоты состоял из 60 инспекторов, а лицензируемый промысел соответствовал фактической добыче на 90%. После распада СССР вся организационно-производственная структура охотничье-промысловых хозяйств, как и система контроля, разрушилась. Уровень заготовки диких оленей снизился почти в два раза, и в 1995-2001 годы он в среднем составлял до 44 тыс. голов в год. В Эвенкии в этот же период ежегодно отстреливали по 22-25 тыс. оленей.
Столь резкое снижение интенсивности промысла, естественно, обернулось ростом численности популяции: авиаучет 2000 года зафиксировал рекордные 1 млн голов (по другим данным – 700 тыс., но все равно это очень много). Механизмы саморегуляции тогда сработать не успели, в связи с началом нового века на северах появились неконтролируемые браконьерские бригады, готовые убивать оленей исключительно ради лечебных рогов (пантов), которые задорого сдавались в Китай, и деликатесного языка. Расцветший буйным цветом промысел шел без соблюдения сроков, на путях миграций и на реках, с применением снегоходов, в районах скоплений оленей на зимних пастбищах
«Если кто не знает, сообщаю, что промысел оленя до недавнего времени осуществлялся при переправе животных через реки (да и сейчас многие добывают оленя этим варварским способом) или в коралях. Корали – это сооружения в тундре, гигантские ловушки, состоящие из направляющих заборов, так называемых крыльев (два крыла могут достигать в длину более 15 км), и собственно ловушки — огороженной вольеры площадью 0,5–0,7 га», — рассказывал директор ФГБУ «Государственный заповедник «Центральносибирский», к.б.н. и заслуженный эколог РФ Павел Кочкарев в интервью журналу «Охота и рыбалка XXI век».
Панты с живых оленей, как правило, срезали на водных переправах, подходя к плывущим и беззащитным рогатым на лодках. Значительная часть животных от подобной экзекуции погибала (из-за длительного кровотечения), а оставшиеся безрогие теряли способность участвовать в спаривании. Масштабы этого вида «промысла» можно представить по одному примеру: в 2016 году только на водных переправах через реку Хета (восточный Таймыр) была заготовлена партия в 20 тонн пантов, перевозимых под видом заготовок с домашних оленей. При среднем весе рогов 1,5-2 кг получается, что более 10 тыс. взрослых самцов или погибли, или не участвовали тогда в гоне.
Приоритет коммерции порождал и другие перекосы. По данным специалистов ФГБУ «Объединенная дирекция заповедников Таймыра», если в 1980-х годах при пропорциональном отстреле оленей всех половозрастных групп средний вес туш добытых животных составлял 30 кг, то в 2015 году – уже при крайне избирательном изъятии – достиг 52 кг.
«Промысловые бригады в погоне за рублем добывают самых крупных быков и самых крупных важенок, порой от стада остаются только телята текущего года рождения, и они обречены... Избирательность добычи составляет 100%. Выбивают только взрослых и крупных животных. О нормальном промысле (с учетом пола и возраста) речь не идет уже давно», – добавлял Кочкарев в том же интервью. Высказывая уверенность, что «ежегодно только охотпользователями добывается 40-45 тысяч особей и почти всегда таким способом».
Прицельное «вычищение» самых сильных особей, естественно, обернулось снижением продуктивности популяции – почти на 50% относительно уровня 1970-1990-х. По некоторым оценкам, в связи с этим только в 2017 году не родилось около 30 тыс. телят. В «стадии цивилизованного варварства в использовании ресурсов популяции» ни о какой комплексности говорить тоже не приходится: все отходы (шкуры, внутренние органы, головы) охотники бросали в тундре. Из-за этого там расплодились хищники, особенно – волки. Численность этого главного естественного врага оленей в советские годы держали на уровне 1,5 тыс. голов; к 2007 году «серых» стало свыше 4,9 тыс. По некоторым оценкам, ежегодно они уничтожают еще порядка 40-50 тыс. оленей (одному волку в год нужно около 10 оленей).
В последние годы возникают и новые напасти.
В августе прошлого года, например, прогремела новость: на реке Хатанге было обнаружено 1,2 тыс. погибших оленей. Причиной их смерти назвали воду в легких. То есть животные просто утонули. Из-за чего? Не секрет: потепление климата вынуждает оленей уходить на зимовку в более южные и восточные области ареала. После этого часть самок просто не успевает вернуться до традиционных мест отела. Рожают они южнее, в районах Путораны, а потом с неокрепшими еще телятами двигаются на север, в районы летних пастбищ. На этом пути – множество водных преград, причем ширина рек в отдельных местах доходит до 2 км. При форсировании Хатанги, Дудыпты, Пясины и других водотоков помельче значительная доля молодняка гибнет от переохлаждения и пневмонии.
«Есть версия, что животные уходят на юг, спасаясь от гнуса и других кровососущих насекомых, но в целом мы видим, что такие аномалии вызваны изменениями климата. И это не гипотетическая, а, наряду с браконьерством, совершенно реальная угроза таймырской популяции дикого северного оленя и арктическим экосистемам в целом», — заявлял эксперт WWF России Сергей Верховец.
По экспертным оценкам, ежегодный объем отстрелов тундровых оленей на территории всего ареала можно оценить в 50-70 тыс. голов, то есть в два раза больше данных официальных заготовок. «Можно предположить, что в настоящее время количество случаев браконьерства снизилось, в связи с усилением охраны со стороны краевого минэкологии», — говорит начальник научного отдела ФГБУ «Объединенная дирекция заповедников Таймыра» Михаил Бондарь.
Федеральный охотнадзор осуществляют 24 госинспектора, а в рейдах с ними участвуют сотрудники прокуратуры, правоохранительных органов, Росгвардии, краевой дирекции по особо охраняемым природным территориям и др.
Тем не менее, с учетом деятельности волков и других как антропогенных, так и природных факторов популяция редеет очень быстро. «В сложившейся ситуации наивно и преступно думать, что популяция сможет остановить спад и стабилизировать свою численность за счет популяционных механизмов. Единственным способом остановить разгром популяции могут быть жесткий государственный контроль за использованием этого природного ресурса и ограничение реального объема изъятия рамками научно-обоснованного лимита и выделяемых квот. В противном случае таймырская популяция диких северных оленей разделит участь американских бизонов, российских сайгаков и некоторых более мелких популяций диких северных оленей России, выбитых в угоду человеческой алчности», — заявлял Михаил Бондарь.
Что же делать?
Этим летом Минприроды России обещает презентовать проект «Стратегии сохранения дикого северного оленя в РФ». Но меры различной степени жесткости, направленные на сохранение одного из главных природных достояний России, обсуждаются на разных уровнях уже несколько лет. В резолюции Всероссийского совещания по сохранению и рациональному использованию ресурсов дикого северного оленя, например, заявлено о необходимости усилить охрану дикого северного оленя таймыро-эвенкийской популяции на ключевых участках путей миграции, установить с 1 августа 2022 года запрет на охоту в бассейне реки Пясина и перенести сроки начала охоты в Таймырском Долгано-Ненецком муниципальном районе на 10-15 августа (то есть на две недели позже обычного; сам сезон продлится до 15 ноября), а в Эвенкии – с 1 октября по 1 января. Сокращение длительности сезонов охоты «априори предопределяет сокращение количества добываемых оленей», подчеркивает Михаил Бондарь.
В марте на заседании комитета по развитию северных и арктических территорий и делам коренных малочисленных народов Законодательного собрания Красноярского края обсуждались и другие предложения. В частности, введение запрета на промысловую охоту, а также установление лимита на сезонную добычу дикого оленя на уровне 2,5% (это всего около 6 тыс. особей в сезон). «Это крайние меры, но вопрос стоит очень остро не только с биологической стороны, но и с социальной, поэтому без ограничительных мер нам не обойтись», — заявлял начальник отдела госконтроля и надзора в области охраны и использования объектов животного мира и среды их обитания минэкологии Красноярского края Николай Мальцев.
При этом в постановлении губернатора Красноярского края в прошлом году лимит на добычу на сезон 2021-2022 годов был установлен для двух муниципальных округов – Таймырского Долгано-Ненецкого и Эвенкийского, между которым тундровые олени и мигрируют – в объеме 33245 голов. Или 8% от численности 2014 года (федеральным законом №965 от 25 ноября 2020 года норматив допустимого изъятия для дикого северного оленя может составлять и 15%). Хотя заявок от охотпользователей в краевое минэкологии пришло, как и всегда, намного больше – на 72,5 тыс. особей (с Эвенкии – на 36,7 тыс., с Таймыра – на 35,8 тыс.). Впрочем, официально квоты никогда полностью не выбираются. Например, в предыдущем сезоне освоение составило 89%.
Исторически квоты распределяются, главным образом, между родовыми общинами КМН Таймыра и Эвенкии и частными охотниками, действующими в формах ИП или ООО. Так, на сезон 2021-2022 годов квоты были распределены между 26 родовыми общинами, ИП и ООО в Эвенкии, и 30 – на Таймыре. Снижение лимита до 2,5%, или до 6 тыс. голов в год, приведет к тому, что на одного члена общины КМНС в ближайшем будущем придется только на Таймыре по половине одного оленя в год (всего на полуострове проживает около 11 тыс. коренных жителей).
По словам депутата Заксобрания Красноярского края от Таймыра Валерия Вэнго, если будет решено все-таки запретить промышленный отстрел диких северных оленей, или даже максимально урезать квоты, необходимо сразу же предусмотреть и компенсаторные механизмы для жителей десятков поселков Таймыра и Эвенкии, которые в одночасье лишатся привычного способа заработка. Тем более что три года назад по ним уже нанесли удар, запретив лов ценных пород рыб – для многих общин на это приходилось до 70% ежегодных доходов.
«Сегодня контроль более-менее налажен, введены жесткие штрафы, уголовная ответственность – никто не захочет садиться в тюрьму или выплачивать потом миллионы. Но на что люди жить то будут? Ведь Билл Гейтс в Хатанге не откроет завод по сборке айфонов, завод «Форд» или Роскосмос не начнут производить автомобили или ракеты в Волочанке. Очень ограниченно на северах присутствует и бюджетная сфера. Альтернативы традиционным промыслам в таких поселках нет никакой», — говорит Вэнго.
Коренным разрешат и дальше
Власти Красноярского края подчеркивают, что ограничений по добыче дикого северного оленя для представителей коренных народов «в целях ведения традиционного образа жизни, либо для целей любительской охоты» вводиться не будет ни при каких запретах и лимитах на промысловые виды деятельности.
«То есть граждане из числа малочисленных народов так и продолжат заготавливать для нужд своих семей продукцию охоты на дикого оленя по установленным правительством края лимитам на бесплатную добычу», — подчеркнули в комитете.
Действительно, еще в 2008 году правительство Красноярского края разрешило членам местных общин, для которых, согласно федеральному закону, «охота является основой существования», добывать оленей без каких-либо разрешений – «в целях обеспечения ведения традиционного образа жизни и осуществления традиционной хозяйственной деятельности». Но – не более 8 голов на одного «коренного» жителя в год: как для личного потребления, так и на продажу (в Эвенкии – не более 7 голов).
По оценкам депутата Заксобрания Красноярского края от Таймыра Валерия Вэнго, при общей численности коренного населения двух бывших автономных округов Красноярского края (около 16 тыс. человек) максимально разрешенный для него свободный отстрел мог бы составлять 128 тыс. оленей в год. Хотя, как заявил Михаил Бондарь из ФГБУ «Объединенная дирекция заповедников Таймыра», точно определить реальные объемы добычи КМНС в рамках традиционного промысла невозможно, экспертные оценки колеблются между 20 и 35 тыс. особей ежегодно.
Согласно ФЗ «Об охоте…», добытых «традиционным» образом оленей разрешено использовать для личного потребления или продавать «организациям, осуществляющим деятельность по закупке продукции охоты». Неудивительно, что вокруг этого «традиционного» промысла за минувшие годы выросла целая плеяда перекупщиков, которая сама по себе стала мощнейшим фактором «переэксплуатации» поголовья. По оценкам уполномоченного по правам КМНС в Красноярском крае Семена Пальчина, как минимум четыре оленя из разрешенных восьми сегодня уходят на пропитание одной семьи. Остальное местные жители сдают многочисленным перекупщикам, стремясь хоть что-то заработать на традиционном ресурсе: деньги с проданных излишков идут на учебу детей, здоровье, покупку продуктов, оружия, патронов, топлива и т.д.
«А как иначе? Бензин для снегохода стоит под 100 рублей, выстрел – более 100 рублей, я уж не говорю про муку, чай и сахар. К шурпе из оленины же надо еще хотя бы макароны купить. Одеваться тоже надо. Местные охотники сейчас в лучшем случае «по нулям» срабатывают, и уж точно не богатеют», — говорит Пальчин.
При этом постановление 2008 года, принятое из благих побуждений, для повышения благосостояния КМНС, помогло фактически и узаконить браконьерский промысел. Понятно, что охотой занимаются далеко не все жители северных поселков – многие имеют другой постоянный заработок. Но практически у всех есть и пресловутый штамп в охотничьем билете. «Коммерческие» охотники зачастую этим пользуются. Факты нарушений вскрывают постоянно. Например, в недавно в Норильске было остановлено три грузовика с оленьими тушами. А в начале года охотинспекторы обнаружили в тундре более 230 туш дикого северного оленя, 342 камуса оленя (это шкура с его голени), а также свыше десяти мешков рыбы северных пород (промышленная ловля ценных видов на северах была запрещена три года назад). В пос. Усть-Аваме у одного из коренных жителей нашли туши 27 оленей, добытых сверх нормы, а в его снегоходе – патроны к нарезному оружию (у нарушителя изъяли технику и 122 туши). А недалеко от поселка Волочанка инспекторы увидели шесть замаскированных мест, в которых были спрятаны туши диких оленей, рыба северных пород и техника.
По словам Вэнго, представители контрольно-надзорных и правоохранительных органов опасаются, что в случае запрета на промысловую и другие виды охоты, или при резком сокращении лимитов, право коренных жителей на традиционный промысел останется той щелью, через которую продолжит течь ручеек фальсифицированных справок. Помимо этого, сейчас можно увидеть такой феномен как «мертвые души» среди списков общинников. 8 туш на общинника и чем больше человек, пусть и на бумаге, тем легче уйти от неудобных вопросов инспекторов.
«Надо приложить все усилия, чтобы, с одной стороны, сохранить популяцию дикого оленя, а с другой – навести строгий учет выдачи разрешений на охоту для тундровиков. Наша задача законодательно перекрыть все лазейки по незаконной добыче и реализации продукции оленеводства», — считает председатель комитета по развитию северных и арктических территорий и делам коренных малочисленных народов Законодательного собрания Красноярского края Людмила Магомедова.
Пробелы в нормативно-правовой базе в сфере охотничьего хозяйства, которые провоцируют ту самую «переэксплуатацию» популяции, нужно устранить, уверен руководитель программы по сохранению биоразнообразия WWF России Владимир Кревер. Например, организовать поголовный учет добытых оленей, чтобы на каждой туше «была отдельная бирка». То есть вернуться к лицензионной системе – к введению бесплатных разрешений на реализацию аборигенной квоты для КМНС. Представители правоохранительных органов также считают, что решением могло бы стать усиление контроля за выдачей бесплатных разрешений на добычу каждого дикого оленя для традиционной охоты.
Любые меры могут быть только комплексными, «с учетом изменений климата и вследствие этого – среды обитания оленя, а также с антропогенными нарушениями, в первую очередь – строительством протяженных объектов, нарушающих пути миграции, деградации пастбищ», добавил Михаил Бондарь. Среди возможных направлений – дальнейшая борьба с браконьерством, усиление охраны дикого северного оленя на ключевых участках путей миграции, контроль изъятия по половозрастным признакам, а также развитие системы современного научного мониторинга за численностью и состоянием популяции. Все последние авиаучеты, например, проводились по-разному, единой методики расчета тундровых популяций оленя пока не разработано, что затрудняет анализ полученных результатов учета и приводит к разногласиям в оценках численности даже среди ученых.
«Чтобы обеспечить сохранение вида и его устойчивую охрану, необходимо продолжать его исследование, создать единую методику учета, а также провести повторный учет таймыро-эвенкийской популяции в 2024-2025 годах для оценки ситуации и эффективности принятых мер», — уверены в WWF России.
Владимир Кревер также говорит о создании охраняемых природных территорий. Правда, на Таймыре и в Эвенкии эта идея встречает сопротивление не только властей, но и КМНС. «Крайне важным представляется предложение о внесении изменений в ФЗ 33 «Об особо охраняемых природных территориях» в части введения понятия «экологические коридоры» – это позволит обеспечить сохранение местообитаний, важных во время сезонных перемещений не только дикого северного оленя, но и других мигрирующих видов», — считает он.
Также необходимо вкладываться и в социально-экономическое развитие поселков КМНС, создавать там альтернативные способы заработка. Одна из таких альтернатив – развитие домашнего оленеводства. По сути, это будут те же самые олени. Не всем коренным народностям это подойдет, но для многих желающих условия для нового промысла создавать нужно.
«В северных территориях благополучие людей во много зависит от биологических ресурсов, в данном случае оленей. Для сохранения популяции надо развивать домашнее оленеводство, оно должно стать отраслью сельского хозяйства и получать наравне со всеми господдержку. Необходимо продумать и систему стимулирования для оленеводов. В сегодняшней ситуации это поможет нам спасти животных и обеспечить продовольственную безопасность», — согласна Людмила Магомедова.
Как отметил Вэнго, на данном этапе коренным жителям нужно для начала все прямо и четко разъяснить.
«Когда, например, принимали решение о запрете на промышленный лов омуля, нельмы и муксуна, с людьми встречались и они в итоге согласились, что это правильно – популяции рыб действительно были подорваны, им нужно дать время восстановиться. С оленем сейчас такого понимания нет – 99% охотников ни сном ни духом не знают, что грядет какой-то запрет промысла или сокращение лимитов. Хозяйства вовсю готовятся к 1 августа 2022 года, когда должен открыться сезон охота. И если в мае власти возьмут и объявят, что все, амба, будет шок. Я понимаю, что ничего лучше запрета на добычу любого редкого и исчезающего вида человечество не придумало. Но КМНС живут на этом ресурсе, тысячи людей в одночасье переориентировать на другие виды заработка будет трудно. Власть должна сначала выработать решения, или мы столкнемся с недовольством, жалобами, непониманием. А если не будет предложено альтернатив или компенсаций – то будет полный коллапс», — сказал он.