Минпросвещения анонсировало создание единой базы данных трудных детей и проблемных семей. Говорят, новая система поможет упорядочить информацию о безнадзорных подростках, несовершеннолетних правонарушителях и взрослых, не исполняющих должным образом родительские обязанности. Здорово. Наверное. Вот только сразу возникает очень много вопросов. Разве сейчас такой системы нет? Что будет значить для семьи попадание в новую базу? На что реально направлена инициатива: чиновники наконец-то решили защитить общество или опять собираются носиться с правами несчастных правонарушителей? Или эти вопросы не имеют смысла, потому что ничего кроме бюрократической возни не предвидится?
Вообще, конечно, ситуация интересная. В стране ведь и так действует система профилактического учета несовершеннолетних. Инспекторы ПДН в полиции, специалисты органов опеки и попечительства, работники управлений соцзащиты, службы сопровождения школ — очень многие ведомства вроде как работают на формирование специального реестра проблемных семей. И как бы предполагается, что все эти учреждения работают сообща. Но, оказалось, нет. Выяснилось, что взаимодействие между разными службами «очень сложное» и «в некоторых регионах оно до сих пор происходит только на бумаге».
Ладно. Решили навести порядок, сделать взаимодействие разных структур эффективнее — похвально. Но речь ведь, получается, идет только о форме. Что насчет содержания? Будет ли сама работа с безнадзорными детьми и безответственными родителями выстраиваться на новых принципах? Потому что сейчас, откровенно говоря, система профилактики работает из рук вон плохо. Собственно, само слово «профилактика» выглядит лишним. Часто на профилактический учет семьи попадают тогда, когда профилактировать что-либо уже поздно — настолько запущена болезнь. Хорошо, если хирургически еще можно что-то сделать. Но нередко бывает, что и на учет ставить уже некого.
Почитаешь новости — кровь стынет. «Ребенок-инвалид умер в заваленной мусором квартире», «Отчим целый год избивал девятилетнего мальчика», «Двенадцатилетний подросток устроил стрельбу в школе», «Двое подростков облили пенсионерку бензином и подожгли». И везде уточнение, что семьи не состояли на учете ни в каких ведомствах.
Сегодня на профилактическом учете состоят около 420 тысяч несовершеннолетних. И любой человек, чья работа связана с детьми, скажет, что в реальности учетчиков должно быть больше в пять-семь раз. По две-три проблемных семьи есть в каждом классе и в каждой группе детского сада — это подтвердят учителя и воспитатели. А в России почти 40 тыс. школ и более 30 тыс. детских садов. Вот только в учреждениях этих существуют словно негласные лимиты на неблагополучных: если службы сопровождения их превысят, то сами же и огребут. Потому что это с директоров, социальных педагогов, психологов, учителей и воспитателей спросят, что они сделали, чтобы помочь семьям. Хотя совершенно непонятно, что могут сделать работники детского сада или школы с родителями-алкоголиками, родителями, не желающими разбираться с возможными медицинскими проблемами детей, или недорослем, который сменил уже десятую школу, но за ум браться так и не собирается. Инструментов влияния у школ и детских садов нет никаких.
Впрочем, у иных органов, кажется, этих инструментов нет тоже. Постановка на учет сама по себе тоже ничего не дает. Потому что у всех же теперь права. Даже у родителей-маргиналов, даже у абсолютно расторможенных малолетних хулиганов. Должно произойти что-то по-настоящему ужасное, непоправимое, чтобы родителей лишили прав, осудили, а подростка хотя бы исключили из общеобразовательной школы.
Взять случай из Перми, где отчим год издевался над пасынком. Год потребовался, чтобы возбудить против чудовища уголовное дело. А что матери? А ей — ничего. Хотя она эту ситуацию сама создала, год ничего не предпринимала, еще и покрывала сожителя, который, к слову, был судим за грабеж. У нее трое детей, все остались с ней, ее не лишили прав. Через год горе-мамаша приведет в семью нового уголовника и окончательно искалечит психику детей? Наплюет на школьную неуспеваемость своих отпрысков и их проблемы в поведении? Ее несчастный старший сын и так учится в девять лет в первом классе.
А случай с заживо сгоревшей пенсионеркой? Про младшего из преступников, которому 12 лет, писали, что он невероятно педагогически запущен, терроризировал всю школу, на него жаловались родители одноклассников, выяснилось, что еще до убийства женщины он избивал бездомных. И что? Меры по его изоляции из нормального общества применили только после совсем уж жуткого происшествия.
И так, к несчастью, происходит очень часто. Подростки могут избивать сверстников, записывать драки на видео и выкладывать в сеть, могут травить одноклассников, измываться над животными, торговать прямо в школе снюсами, провоцировать младшеклассников подышать газом для зажигалок. Но пока не случится чего-то по-настоящему… не могу написать страшного, потому что и все перечисленное — не шалости, — пока не случится чего-то действительно резонансного, ничего им не будет, кроме душеспасительных бесед, которые нарушителей только смешат. Они продолжат ходить в обычные школы, отравляя жизнь одноклассникам и педагогам, не перестанут свободно болтаться по улицам, угрожая окружающим. Так же и их родители: они не будут воспитывать своих детей, не будут реагировать на жалобы учителей, зато продолжат спиваться, устраивать в семье потасовки, портить жизнь соседям.
И вот вопрос. Изменится ли что-нибудь с введением новой системы учета неблагополучных семей? Я заглянула в постановление, которое о введении анонсированной базы данных. И, знаете, повода для оптимизма не появилось. Документ пестрит бюрократическими клише, туманит мозг невнятными формулировками. «…информационная система… обеспечить ввод сведений о поставщиках информации… для формирования официальной статистической информации… порядок информационного взаимодействия… формирование отчетности, оповещения и информирования…». Какая-то функция на систему вообще возложена, кроме информационной?
Нет, понятно, осведомленность о масштабах проблемы тоже важна. Но, повторюсь, те, кто работает в структурах, связанных с образованием, социальной защитой, профилактикой правонарушений, о том, как реально обстоят дела, осведомлены прекрасно. Непонятно, что делать с этим горьким знанием.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.