В 30-е годы ХХ века не только в СССР, но и практически во всем мире воцарился голод, который заставил цыган скитаться по стране в поисках лучшей доли. Весной 1933 года, предвидя наступающие тяжелые времена, рома (так цыгане называют сами себя) начали массово переезжать в крупные города Советского Союза, в том числе и в столицу. Здесь они хватались за любые возможности заработать, хотя официально трудоустроиться удавалось немногим. По большей части они кормились гаданием, попрошайничеством и периодическим воровством. По рассказам современников, совсем отчаявшиеся и оголодавшие цыгане уже не крали, а вырывали хлеб из рук прохожих.
Известно, что
некоторые цыгане принимали участие в строительстве московского метрополитена, чем обеспечили светлое будущее стране, стабильное настоящее себе и гарантию проживания на территории Москвы своим потомкам. Именно строителей столичной подземки летом 1933 года не тронули.
Другим рома тот год запомнился жестокими событиями. Еще весной началась паспортизация, в результате которой во многих крупных советских городах прошли крупномасштабные облавы, пойманные люди должны были «добровольно» выезжать за пределы этих городов на определенные расстояния. Некоторым слоям населения, включая цыган, запрещалось селиться в радиусе 100 км от Москвы, Ленинграда, столиц союзных республик, крупных или «закрытых» городов вроде Севастополя и Днепропетровска. Что касается мест высылки в 1933 году, это были специально организованные цыганские трудовые поселки в Западной Сибири.
Процедура депортации цыган продлилась 12 дней, о чем помощник начальника ГУЛАГ Израиль Плинер рапортовал заместителю председателя ОГПУ Генриху Ягоде 10 июля 1933 года. «Доношу, что операция выселения т. н. «иностранных» цыган из Москвы, начатая 28 июня, окончена 9 июля. Всего за этот период изъято и выселено 1008 семей, 5470 человек, в том числе 1440 мужчин, 1506 женщин и 2524 детей. Весь указанный контингент направлен в г. Томск в трудпоселки ОГПУ Западно-Сибирского края, где будет расселен в отдельных поселках по национальному признаку», — говорилось в документе.
По сообщению Плинера, для проведения этой процедуры было сформировано и отправлено пять эшелонов цыган, вместе с которыми там находились и «принадлежащие им 338 голов лошадей, 2 коровы и большое количество повозок и домашний скарб».
Переселенцы в обязательном порядке проходили санитарные процедуры, включавшие в себя стрижку и прививку от оспы. Вакцинация была необходима, поскольку эту болезнь выявили у некоторых цыган. Как отчитывался Плинер, в эшелонах также была налажена система медсанобслуживания: организованы вагоны-изоляторы, функционировал медперсонал, медикаментов было достаточно. В конце рапорта он подчеркнул, что «погрузка и отправление эшелонов прошли спокойно».
Художник, литератор и историк Николай Бессонов, учредивший «Фонд цыганской истории и культуры», рассказывал, как однажды ему довелось пообщаться со свидетелем и невольным участником событий 1933 года цыганом-«кишиневцем» Владимиром Шаматульским, известным в своих кругах как Володя Глодо. Ему было всего шесть лет, когда его семья вместе с другими «кишиневцами», «сэрвами», «крымами» и «влахами» (цыганские этногруппы — «Газеты.Ru») переехали из Нижнего Новгорода в Москву и разбили свой лагерь возле Северянинского моста на проспекте Мира. Всего там было примерно двести человек. В один день, вспоминал Глодо, весь их табор окружили милиционеры.
«Нагрянули незваные гости на рассвете, примерно в четыре-пять утра, выгнали сонных людей из палаток и толпой повели к железной дороге. Палатки цыганам пришлось бросить, лошадей и почти все имущество тоже. Успел что-то сунуть в котомку — уже хорошо», — рассказал мужчина. Их табор был далеко не единственным в полностью загруженном эшелоне. Всего там было около 30-40 вагонов, а вмещали они в себя по 25-30 человек каждый.
Шестилетний Глодо вспоминал, как удивился условиям перевозки: «Несмотря на голодный год, ссыльные получали хлеб и рыбу. На детей даже выдавали сахар. Не был слишком строгим и надзор. Разумеется, многодетные семьи не имели возможности бежать, но кое-кому из молодежи и нескольким только что поженившимся парам удалось скрыться на остановках».
В поезде цыгане находились 20 дней, их высадили недалеко от реки Чулым в Томской области. Там людей из всех составов перевели на четыре баржи. «Кормили и здесь неплохо.
Единственным тяжелым эпизодом было то, что умершего от болезни десятилетнего мальчишку выбросили за борт. Плавание длилось две недели, и никто не стал бы причаливать к берегу раньше времени для похорон», — рассказывал Глодо.
Прибыв к месту назначения в районе реки Чичкаюл той же Томской области, ссыльные получили задание построить жилые дома, лесопилку, школу, ясли и швейную мастерскую. Пока жилье не было готово, они обустраивались под открытым небом. К осени цыганам удалось построить четыре-пять домов.
Однако «уже осенью 1933 года этот контингент трудпоселенцев фактически перестал существовать, так как почти все цыгане бежали», писал историк Виктор Земсков. Говорят, у цыган тогда даже была частушка: «Надоела нам корчевка, надоело корчевать, с Чичкаюлского поселка захотелось убежать».
Глодо рассказывал, как молодая пара пыталась вырваться из заточения, но попалась охранявшим территорию милиционерам, которые сделали сначала предупредительный выстрел в воздух, а потом открыли огонь на поражение. Мужчине удалось сбежать и спрятаться в чаще, а вот супруге его прострелили грудь и не дали уйти. Раненую впоследствии поставила на ноги ее сестра. Пойманных беглецов оставляли в трудпоселке, не отправляя в лагеря — до следующего побега.
Сбежала и семья Глодо. Как вспоминал он позже, шли «довольно долго и в основном пешком», потому что с тех редких поездов, на которые их брали, цыган чаще всего ссаживали.
Женщины и дети шли босиком. Спать приходилось прямо на земле. По шпалам и щебню они проделали путь почти в три тыс. км и дошли до располагавшегося в Тамбовской области Козлова, который сейчас называется Мичуринском.
Сильнее всего цыгане, как и многие другие советские граждане, пострадали от репрессий 1937 года. Как рассказывали выжившие, литеры СОЭ («социально-опасный элемент») навешивали на цыган «без разбору». Отправляли их не в ссылку, а сразу в лагерь. При самых осторожных подсчетах расстреляны были сотни представителей этого этнического меньшинства, десятки тысяч человек стали жертвами депортации. Если в 1926 году, по данным переписи населения, в стране было около 61 тыс. цыган, то в 1937 году их оказалось 2,2 тыс. человек. Причем результаты переписи 1937 года власти назвали «вредительскими», рассекречены они были лишь в 1990 году.