Цивилизация
Судебный процесс над фигурантами второй волны «болотного дела» Ильей Гущиным, Александром Марголиным, Алексеем Гаскаровым и пенсионеркой Еленой Кохтаревой близится к концу. В четверг в Замоскворецком районном суде прошла стадия прений сторон, и двое подсудимых выступили с последним словом. Все четверо обвиняются по ч. 2 ст. 212 (участие в массовых беспорядках) и ч. 1 ст. 318 (применение насилия, не опасного для здоровья представителя власти) УК РФ. Только пенсионерка Кохтарева находится под подпиской о невыезде, остальных конвой доставляет на заседания из СИЗО.
Прокурор Смирнов зачитал обвинительное заключение, пояснив, что массовые беспорядки на Болотной площади 6 мая действительно были, а к показаниям свидетелей защиты прокуратура отнеслась скептически.
Для Гаскарова и Марголина прокурор запросил по четыре года лишения свободы в колонии общего режима, для Гущина — три года и три месяца реального срока. Обвинение посчитало, что исправление Кохтаревой возможно без применения к ней меры заключения. Ее прокурор попросил осудить на три года и три месяца с испытательным сроком четыре года.
После прокуроров в прениях взял слово адвокат Марголина Алексей Мирошниченко. Он заявил, что тема массовых беспорядков является краеугольным камнем в деле. Защитник пояснил, какими, в его представлении, бывают настоящие массовые беспорядки: события на Манежной площади, организованные футбольными фанатами в 2002 году, погромы в узбекском городе Фергане в 1989 году с поджогами и драками. Далее Мирошниченко коснулся темы поврежденных на Болотной туалетных кабин и «разрушений асфальта», который, как напомнил суду адвокат, «обладает устойчивостью к механическим повреждениям». Он нашел и историческую параллель: «Перед венчанием на царство возникла давка, которую называют Ходынкой. История повторилась в виде фарса».
«Не кажется ли суду, что опрокинутые сортиры — явно слабое основание для обвинения в столь тяжком преступлении?» — поинтересовался Мирошниченко.
И Гущин, и Гаскаров, и Марголин ранее частично признали свою вину, настаивая, что их столкновение с сотрудниками полиции на Болотной площади не должно квалифицироваться как уголовное преступление.
Второй защитник Марголина Никита Таранищенко добавил, что участие в массовых беспорядках — это преступление с умыслом. Тогда же имела место самозащита граждан, подчеркнул юрист. Сам подсудимый в прениях заявил, что он лишь единожды нечаянно ударил полицейского Бажанова, остальное – домыслы, и попросил суд оправдать его.
Адвокат Ильи Гущина Сергей Панченко, выступавший следующим, заявил, что потерпевший – полицейский Антонов – не пострадал от действий его подзащитного. Видеоматериалы, послужившие доказательством вины, показывают лишь то, что Гущин на секунду потянул Антонова за бронежилет вверх и назад, после чего отпустил. Значит, действия Гущина не несли такой опасности, какой их хочет представить обвинение.
Сам Гущин в прениях в очередной раз подчеркнул, что никто из демонстрантов не собирался «идти на Кремль», к тому же действия полиции были осознанными и направленными, а действия демонстрантов – подчеркнуто мирными. Он попросил вынести ему условное наказание с учетом чистосердечного признания.
После перерыва суд заслушал гражданского активиста Алексея Гаскарова. Подсудимый стоял во взмокшей клетчатой рубашке (кондиционер в заполненном зале суда плохо справлялся со своей функцией), он говорил долго и обстоятельно, комментируя посекундно видеодоказательства, на которые ссылаются следствие и обвинение. Гаскарову вменяется в вину, что он схватил за ногу полицейского Ибатулина и дернул за руку рядового Булычева. Он в очередной раз пояснил, что лишь на секунду коснулся Ибатулина, когда пытался разнять полицейского и демонстрантов. Также Алексей напомнил, что он не участвовал в сидячей забастовке вместе с лидерами протеста и прошел через оцепление на площадь, где и находился, а в прорыве, вопреки показаниям свидетелей обвинения, не участвовал.
«Оба вменяемых мне эпизода произошли до «массовых беспорядков», поэтому у меня не могло быть умысла на участие в них», – сказал Гаскаров.
Затем Гаскаров снова обратился к краеугольному камню обвинения – «массовым беспорядкам». Обвинение считает, что Гаскаров участвовал в прорыве оцепления, а сам он говорит, что в этот момент находился совсем в другом месте, перед сценой, что подтверждается видеозаписью. Свидетельским показаниям Гаскаров предложил не доверять.
«Если полиция задерживала в тот день участников массовых беспорядков, а не всех подряд, то почему к уголовной ответственности были привлечены только 20 человек из 656 задержанных?» — спросил Гаскаров, добавив, что уголовное наказание за простое нахождение в толпе в России не предусмотрено.
Сам Гаскаров в тот день спокойно покинул Болотную площадь, а задержан был только год спустя.
Адвокат Алексея Светлана Сидоркина с самого начала своей речи продемонстрировала решительный настрой: «Я потрясена запрошенными сроками и вынуждена изменить тон своего выступления. Я считаю, что Гаскаров преследуется по политическим мотивам, и если он будет осужден, то будет признан узником совести».
Далее Сидоркина сделала краткий экскурс в историю антифашистского движения в России и упомянула о том, что в 2010 году Гаскаров был фигурантом «химкинского дела», по которому его оправдали. Адвокат напомнила, что каждый раз при продлении срока содержания Гаскарову следствие характеризовало его как лидера антифа. По ее словам, это свидетельствует о политической мотивированности преследования Гаскарова. Этим же Сидоркина объяснила размытость времени и места вменяемых ему эпизодов.
Сидоркина говорила с таким напором, что прокурор Смирнов даже разглядел в ее речи неуважение то ли к суду, то ли к стороне обвинения и попросил судью Наталью Сусину сделать адвокату замечание.
Второй адвокат Гаскарова Дмитрий Динзе, комментируя эпизоды захвата его подзащитным руки одного и ноги второго полицейских, отметил, что подсудимый сделал это «нежно», то есть страж порядка не хромал, не испытывал боли, а та часть ноги, за которую Гаскаров схватил Ибатулина, защищена высоким голенищем специальной обуви.
Динзе попросил снять с Гаскарова обвинения в применении насилия и напомнил, что «законодательством не запрещено прикасаться к сотрудникам полиции, если это не влечет причинение вреда».
Пенсионерка Елена Кохтарева – единственная, кто полностью признал вину и раскаялся в содеянном, – не могла определиться, произносить ли ей свою традиционную патриотическую речь в пророссийском стиле с проклятиями в адрес либералов. «Я бы пожелала высказаться, но мне все запрещают: дочь запрещает, адвокаты запрещают», – засомневалась Кохтарева.
«Суд вам точно не запрещает», – улыбнулась судья Сусина.
«Я все никак не могу втиснуться в тему…» – посетовала Кохтарева.
«Если вы снова намерены говорить о Сирии, Украине, оставьте, там своя боль», – попросила судья, и Кохтарева воздержалась от участия в прениях.
После этих реплик неожиданно для всех судья перешла к стадии последнего слова подсудимых. Гаскаров сказал, что он не готовился к последнему слову, и попросил дать ему выступить на следующем заседании. Тогда суд заслушал выступления Гущина и Марголина.
«Я считал себя ответственным за будущее своих детей и думал, что смогу сделать это государство более правовым. Мне сложно признать себя виновным по 318-й статье и тем более по 212-й», – сказал Марголин.
Также он попросил суд учесть наличие у него двоих несовершеннолетних детей.
Илья Гущин в своем выступлении пожаловался на тяжелые условия содержания в СИЗО, где он находится уже полтора года: «Находиться в изоляторе гораздо тяжелее, чем в колонии, куда нас собираются отправить. Прошу суд учесть это при вынесении приговора».
Гаскаров произнесет свое последнее слово 4 августа, в 11.00. Тогда же пообещала выступить и Кохтарева. Сразу после этого судья огласит приговор второй волне «болотного дела».