— Антон Олегович, традиционная претензия экологической общественности к нынешним городским властям заключается в том, что ими не было создано в Москве ни одной ООПТ. Хотя законом города от 2005 года о Схеме размещения ООПТ предусматривалось объявить особо охраняемыми все сохранившиеся природные территории. В частности, речь идет о Братеевской пойме, Филинском болоте, Троицком, Ясеневском, Жулебинском лесопарках и других знаковых местах.
— Начиная с 2011 года мы проводили анализ территорий, зарезервированных под ООПТ, а также тех, которым уже придан этот статус, поскольку актуальность материалов 2005 года была утрачена. И, как показала повторная экспертиза, из 17 тыс. га ООПТ по факту таковыми являются не более 11 тыс. То есть, если оперировать понятиями природоохранного законодательства, не многие территории могут подойти под такое определение. Видимо, при разработке старой схемы в начале 2000-х годов спешили зарезервировать территории под ООПТ. (А если говорить о московском природном комплексе, то в 30–40% этот статус вообще присваивали уже застроенным территориям.) Теперь схему надо актуализировать, что и будет сделано при разработке нового генплана. Но все уже существующие ООПТ в нем останутся.
— По каким из зарезервированных территорий эксперты дали отрицательные заключения?
— Актуализация требуется для материалов, в частности, по Троицкому лесу, Братеевской пойме. Они останутся в категории природного комплекса, что тоже является неплохим охранным статусом. Но нельзя все доводить до абсурда. На сегодняшний день Братеевская пойма, к сожалению, представляет собой свалку мусора.
Есть и другие проблемы. Например, по отношению к заслуживающему статуса ООПТ Жулебинскому лесу не решены спорные земельные вопросы с собственником — Конструкторским бюро им. Камова, у которого здесь находится экспериментальная площадка.
Но хочу успокоить граждан — статус планируемой к созданию ООПТ очень жесткий. И пока сохраняется этот статус, абсолютный запрет на любую деятельность распространяется на всю территорию.
В то же время на действующих ООПТ существует зонирование, и из 17 тыс. га ООПТ заповедными участками являются только около 5 тыс. га. Остальные — рекреационные.
— То есть на них можно что-то строить?
— Никакой застройки там нет. Хотя законодательство и позволяет строительство на ООПТ спортивных объектов, с конца 2010 года еще ни одного капитального сооружения в рекреационных зонах не появилось. Мы создали десять некапитальных досуговых комплексов, которые всегда можно «свернуть». В их состав входит каток, многофункциональный спортзал, медпункт, пункт проката. Размещались эти комплексы, как правило, на замусоренных участках площадью по 1 га. То есть все вместе они заняли около пяти сотых процента городских ООПТ.
— Но сами рекреационные зоны гораздо больше, и очень часто горожане жалуются на то, как проводится их благоустройство. Говорят, что департамент устраивает из ООПТ парки развлечений.
— Это не так. Никаких аттракционов и искусственных газонов на ООПТ нет. Эти территории вообще живут по своим законам, поэтому здесь допустимы только элементы природообустройства. Что касается жалоб, то сколько людей, столько и мнений. И очень многие москвичи просят именно создать на природных территориях условия для занятий спортом, для прогулок с детьми.
Можно, конечно, обнести все ООПТ забором. Но если они востребованы москвичами — а это действительно так, — нужно обустраивать рекреационные зоны для пребывания в них людей.
Таким путем мы еще и ограничиваем от посещения заповедные зоны, но не заборами, а перераспределением рекреационной нагрузки. В заповедных зонах оставлены только просветительские экологические тропы (дорожки, информационные щиты и лавочки), а вот в буферных рекреационных зонах создаются пункты проката, велодорожки, пикниковые зоны. Третьего просто не дано. И лучше нас никто этого не сделает. Если пустить сюда другие департаменты, природоохранная логика будет потеряна.
— А какова логика экологической реабилитации водоемов? Ваши оппоненты утверждают, что, несмотря на то что долины рек Яузы, Чернянки, Котловки и др. должны получить статус природных заказников, эти живые реки с прибрежной растительностью превращают фактически в арыки, укрепляя берега и уничтожая естественную растительность и почвы.
— Открытые реки, хотим мы того или нет, в городе являются сетями водостока. И сами они уже не в состоянии очищаться, «переваривать» мусор. Без помощи человека сама по себе природа в городе восстановиться не может. Мы тоже против бетонирования русла рек, но чистить их надо. Иначе они или пересыхают, или заболачиваются. Чем больше мусора, тем выше поднимается вода, подтапливая пойму.
В донных иловых отложениях откладывается много вредных веществ, в том числе тяжелые металлы. И они не меньше, чем людям, вредят тритонам и лягушкам.
Когда поступают жалобы жителей, мы всегда выходим на место, чтобы определить, есть ли там нарушения. Но чаще всего все сводится к обсуждению природоохранных технологий. Не всегда удается сделать все вручную, приходится использовать технику. Но методы реабилитации выбираются самые щадящие, основная цель — очистить водоем, нанеся как можно меньше ущерба природе. И я не согласен с тем, что в результате наших действий уничтожается водная растительность и обитатели. К примеру, после того как мы почистили пруд, камыша стало меньше и выглядит он не очень привычно. Но надо просто подождать — через два-три года камыш опять появится, потому что мы создали для этого условия, восстановив природные механизмы.
Кстати, на днях в «Лосином острове» я был приятно удивлен, увидев людей, купающихся в очищенном нами пруду.
В национальном парке нами проработан водный маршрут — часть реки Яузы и искусственных обмелевших прудов. Берега Яузы хорошо облагородили. Тут нет никакого бетона, берега укреплены натуральным камнем либо лиственницей.
— Но во время этой же прогулки по «Лосиному острову» вы остановили работы на одном из водоемов.
— Да, общественники, с которыми мы проводили инспекцию, были против методов реабилитации одного пруда. В последний раз этот пруд чистили в 1986 году. Там сейчас очень живописное место. Но чистить его все равно надо, иначе оно скоро превратится в болото — там один камыш и тина. Я попросил граждан, считающих наши методы «варварскими», предложить альтернативу. Договорились, что в течение трех недель ждем предложений от жителей и экологов-общественников. Мы понимаем, что можно решать проблему разными способами, готовы слушать специалистов и менять свою позицию, если предложения конструктивные.
— У общественников, совместно с которыми вы патрулировали «Лосиный остров», были и другие претензии — например, они говорили, что в результате проведения работ в национальном парке могут исчезнуть некоторые виды птиц и растений.
— Для Москвы, к сожалению, практически все птицы и растения являются редкими. Мы живем в мегаполисе, а не в заповеднике. В Москве скоро не останется даже тараканов.
Что касается «Лосиного острова», то его животному и растительному миру угрожают не дорожки. Здесь есть много более серьезных вещей, с которыми надо было бы побороться. Например, через весь парк проходят ЛЭП, вокруг которых в целях противопожарной безопасности вырубаются деревья. Здесь проложен газопровод, проходит железная дорога, рядом МКАД. Все эти коммуникации уже противоречат статусу ООПТ. Но «Лосиный остров» получил этот статус в 80-х годах, а коммуникации прокладывались в 50–60-х. И этого мы сейчас не в силах изменить. Но можно заниматься лесоустройством — убирать бурелом, заменять сухостой на здоровые деревья. И даже делать дорожки, чтобы жители прилегающих кварталов могли по ним гулять, а не вытаптывали растительный покров парка.
— Давайте перенесемся из ООПТ в центр города и поговорим о нетрадиционных формах озеленения, за которые также отвечает ваш департамент. Например, о фруктовых деревьях в кадках на Садовом кольце. Горожане активно обсуждают цену эксперимента и его неочевидную экологическую эффективность.
— Стоимость этого эксперимента невысокая: около 2 млн руб. на 30 контейнеров с деревьями — по 70 тыс. руб. на одну композицию. Сюда входит стоимость самой кадки, саженцев высокого качества, ухода, плюс грунт, удобрения. Что же касается экологической эффективности, мы никогда о ней и не говорили. Даже если мы заставим этими кадками все Садовое кольцо, такой эффективности тоже не будет. Но людям надоели каменные джунгли, они хотят более комфортного общественного пространства, хотят видеть цветы и деревья.
В помещениях тоже чистят воздух не комнатные растения, а система кондиционирования. Но они создают уют и настроение.
Ну и плюс проводится историческая линия — Садовое кольцо формировали когда-то фруктовые сады.
— Еще одному эксперименту — с контейнерным озеленением Тверской — уже год. Можно говорить о каких-то результатах?
— Весенне-летний эксперимент в прошлом году прошел успешно, а официальное подведение итогов зимнего сезона состоится в июне. Мы ухаживали за туями на Тверской, используя рекомендации ученых и современные средства. Зимой с этим было сложнее — из-за морозов деревья не всегда можно было помыть. Кроме того, хвойные деревья сильнее, чем лиственные, чувствуют любое антропогенное воздействие. Поэтому потери, конечно, были. Но и это пока еще эксперимент, и мы будем благодарны за любые критические замечания — они всегда очень ценны и полезны.
— То есть вы готовы сотрудничать со своими оппонентами?
— Мне не нравится слово «оппонент». Любой человек, которому небезразличны проблемы охраны окружающей среды, — не оппонент, а соратник. Я обладаю опытом взаимодействия с инициативными группами, экологическими фракциями партий, обществами защиты природы. Общественный совет при департаменте нельзя назвать бесполезным органом, он принимает решения и воплощает их в жизнь. Надо доверять друг другу и спорные вопросы решать при участии профессионалов. Без профессионального подхода нельзя подходить к реабилитации природы. А что касается критики, особенно эмоциональной в блогосфере, то мы и не ожидали, что все начнут нам рукоплескать. Но под лежачий камень вода не течет, и даже если где-то допускаются ошибки, это все равно лучше, чем бездействие.