Цивилизация
— Как вы отнеслись к решению суда о запрете вашего перевода Корана?
— После скандального процесса в марте нынешнего года, когда эксперт лаборатории при Министерстве юстиции Башкирии назвала экстремистскими пять аятов Корана, можно было ожидать чего угодно. То дело вызвало большой общественный резонанс, и Верховный cуд Башкирии отменил решение районного суда. Сейчас чиновники подошли к вопросу с другой стороны и запретили самый популярный перевод Корана. Но суть происходящего от этого не меняется. Запрещая мой перевод Корана, власти фактически запрещают саму священную книгу, почитаемую полутора миллиардами людей на планете.
Основания для запрета перевода Кулиева можно применить к любому другому переводу Корана или даже Библии. Любое писание проводит грань между верующими и неверующими, напоминает о высшем суде и справедливом возмездии. Оно содержит, наряду с поучительными историями и назиданиями, заповеди и законы, касающиеся не только мирного времени, но и войны. Неразумно и неправильно запрещать перевод священной книги на том основании, что в нем содержатся заповеди, не совпадающие с теми или иными принципами современного общества. Кому может прийти в голову запретить Второзаконие (часть Ветхого Завета. — «Газета.Ru») из-за того, что в нем приказано убивать всех мужчин в городах, которые оказывают сопротивление и отказываются платить дань? Так ведь можно назвать экстремистской немалую часть мирового наследия. Можно придраться даже к Декларации независимости США, где говорится о необходимости свержения правительств, злоупотребляющих своими полномочиями и притесняющих народ.
— Вы знали о том, что было обращение в суд?
— Нет, я узнал о решении районного суда после того, как дело получило огласку. На мой взгляд, российское законодательство о противодействии экстремистской деятельности нуждается в серьезном пересмотре. Существующие изъяны позволяют проводить экспертизу любых философских и теологических трактатов, в том числе имеющих мировое значение. Основанием для решения суда может быть заключение рядового эксперта, который мало что смыслит в предмете исследования. Что получается в результате? Взгляните на федеральный список так называемой экстремистской литературы. Вы найдете в нем труды имама аль-Газали, имама ан-Навави и многих других видных мусульманских мыслителей. На каком основании можно запретить трактат Ибн Хишама – важнейший источник по ранней истории ислама? К сожалению, эксперты не несут ответственности за свои ошибочные, а порой провокационные заключения.
— Были ли раньше попытки запретить ваш перевод?
— В мусульманском сообществе отношение к переводам Корана всегда было неоднозначным. Ряд религиозных деятелей Дагестана уже много лет высказываются против самой идеи перевода Корана на другие языки. Они обосновывают это тем, что Коран уникален только на языке оригинала и что ни один перевод не способен в точности передать глубокий смысл, заложенный в аяты и суры. Критические замечания высказываются и в адрес моего перевода Корана, но я отношусь к этому вполне нормально. С момента выхода в свет третьего, исправленного издания моего перевода в 2004 году я продолжаю работать над исправлением неточностей и над новыми комментариями. К сожалению, завершить работу пока не получилось.
— Как вы сами считаете, почему ваш перевод мог быть признан экстремистским?
— На сегодняшний день мой смысловой перевод Корана самый популярный в России и на всем постсоветском пространстве. Люди не только читают его, но и обращаются с просьбами разрешить напечатать небольшими тиражами для бесплатной раздачи. Мой перевод использован в самых популярных исламских приложениях для iPhone и Android. В большинстве случаев я разрешаю использовать его безвозмездно, требуя от разработчиков лишь не вносить в него никаких изменений и обновить текст, когда завершу работу над новым изданием. Поэтому неудивительно, что именно мой перевод чаще всего попадает в поле зрения критиков и чиновников, чья деятельность так или иначе связана с религиозной сферой. Вы найдете мой перевод Корана на книжной полке обычного мусульманина, профессионального теолога и даже священника, изучающего проблемы мусульманско-христианского диалога. Но вы можете найти его и у людей с радикальными взглядами, и нужно понимать, что источник их крайних воззрений не кроется в смыслах священной книги.
— Как относятся к вашему переводу в Управлении мусульман Кавказа? Они как-то прокомментировали вам эту ситуацию?
— Я бы не хотел говорить за Управление мусульман Кавказа. Вообще в Азербайджане экспертизой религиозной литературы занимается государственный комитет по работе с религиозными объединениями. Я представил рукопись перевода в госкомитет еще в 2001 году. Тогда мы только готовились к первому изданию. В заключении отдела религиозной экспертизы было отмечено, что в моем труде нет текстов экстремистского или подрывного характера и что его можно ввозить на территорию Азербайджана. Говорю об этом уверенно, потому что совсем недавно поднял этот документ из своего архива. Несколько месяцев тому назад руководство госкомитета включило мой перевод в список переводов священных книг, которые разрешается издавать и беспрепятственно ввозить на территорию Азербайджана. Вообще трудно представить, чтобы в каком-либо правовом государстве суд запретил перевод священной книги или любую другую книгу, являющуюся частью мирового наследия.
— Что вы будете делать в связи с решением Октябрьского районного суда Новороссийска?
— Мы собираемся обжаловать решение районного суда, и я надеюсь, что краевой суд примет во внимание наши доводы. Россия — это страна, в которой христиане и мусульмане научились жить вместе и уважать ценности своих соседей. Коран и мусульманская вера всегда призывали к диалогу и взаимному уважению, обучая терпимости и отвергая насилие. А если так называемые эксперты станут понимать аяты Корана вопреки заложенному в них смыслу, вырывая их из контекста, то в чем, скажите, разница между ними и идеологами экстремизма?
— В Омске запрещали также вашу книгу «На пути к Корану». Вы как-то обжаловали это решение?
— К сожалению, в России религиозную литературу не всегда запрещают из-за наличия в ней каких-либо экстремистских высказываний или призывов. Иногда та или иная книга просто фигурирует в деле, и следователь, опираясь на предвзятый отзыв кого-либо из религиозных деятелей, отправляет ее на лингво-психологическую экспертизу. Полагаю, нечто подобное произошло и с книгой «На пути к Корану». Она написана простым языком и пользуется большой популярностью. В ней доступно изложены основные коранические понятия. В ней нет и никогда не было ничего близкого к экстремизму или призывам к насилию. Но одна из глав книги посвящена критическому исследованию предыдущих переводов Корана на русский язык, и именно эта глава вызвала оскомину у моих оппонентов. Я проанализировал достоинства и недостатки других переводов Корана и подробно разъяснил методологию своего перевода. Вместо того чтобы возразить мне и привести убедительные аргументы против, если таковые есть, они нашли более удобный и политкорректный способ ведения борьбы. Они начали кампанию против этой книги и в итоге добились решения суда.
— Как вы в принципе относитесь к существованию списка «экстремистской литературы»?
— Полагаю, если книга или листовка открыто призывает к насилию или противозаконным действиям, то ее распространение нужно запретить. Это не значит, что она не может быть доступна в академической библиотеке или не может стать объектом научного исследования. Другое дело, что отношение к критериям экстремизма всегда будет в какой-то мере субъективным. Во избежание правового беспредела заключение по каждой книге должно выдаваться экспертным советом, включающим в себя авторитетных религиоведов, теологов и психологов. И, на мой взгляд, совершенно недопустимо выносить заключение по книге, не оповестив автора, переводчика или издателя. Ведь если экспертный совет усмотрел два-три некорректных предложения в книге из 500 страниц, это не должно быть основанием для запрета всей книги.
— Как вы работаете над переводом? В частности, можете рассказать, как проходила работа над переводом Корана?
— На подготовку третьего издания, которое вот уже несколько лет издается в Азербайджане, России и Казахстане, ушло около семи лет. С самого начала я ставил перед собой цель выполнить смысловой перевод Корана, то есть передать смыслы оригинального текста и по возможности сохранить его лаконичность. Задача оказалась очень непростой, а во многих случаях нерешаемой. Поэтому приходилось выбирать между точностью и выразительностью переводного текста. Как правило, я жертвовал последним, стараясь ничего не добавлять к тексту от себя. А что касается нареканий по поводу буквалистского подхода, которого я якобы придерживался, то они отчасти уместны, а отчасти нет. Прежде чем критиковать этот труд, нужно понимать разницу между существующими видами переводов Корана. Есть буквальный перевод, подстрочник, примером которого может служить труд академика Крачковского. Есть стихотворный перевод, который по определению не может быть точным. Есть перевод с комментариями, где читателю предлагается авторская интерпретация священного текста. Смысловой перевод отличается от трех предыдущих видов. В данном случае цель переводчика — передать смысл собственно оригинала, не привнося в него собственных взглядов и суждений. Такой перевод может использоваться для цитирования и допускает разные интерпретации, как и сам оригинал на арабском языке.
— Каким тиражом выходил ваш перевод Корана в России?
— Мне трудно ответить. Я никогда не отслеживал издания своего труда и не подсчитывал тиражи. К сожалению, некоторые издатели, особенно в арабских странах, издают мой перевод без моего ведома и согласия. Недавно в Лондоне я приобрел за 35 фунтов свой перевод Корана, дополненный транслитерацией арабского текста, также изданный без моего ведома. В Новороссийске, кстати, объектом судебной экспертизы стало самое первое издание моего перевода, изданное в Саудовской Аравии. Его текст отличается от всех последующих изданий, и я обращался в издательство с просьбой приостановить печать до тех пор, пока я не завершу работу над новой редакцией.
— Вы говорили в одном из своих интервью, что вам прямо сказали как-то, что перевод Корана на русский должен делать гражданин России, а не Азербайджана. Расскажите подробнее.
— Точнее, не гражданин России, а русский человек, умеющий прочувствовать русский язык. Полагаю, для того чтобы чувствовать русский язык, не обязательно жить в России. Вообще, на мой взгляд, это довольно нелепая претензия. Простите за сравнение, но можно ли упрекать Владимира Набокова в том, что он писал свои романы на английском языке? Или Оскара Уальда в том, что он написал свою «Саломею» на французском? Возможно, сравнения некорректны, но еще более некорректны, на мой взгляд, неприкрытые намеки на мое азербайджанское происхождение.
— Как вы относитесь к тому, что многие мусульманские деятели называют ваши взгляды салафитскими?
— Пусть уточнят, что именно им не нравится. Легко спекулировать словами «ваххабизм» и «салафия», значения которых люди попросту не понимают. Кому-то не нравится, что я употребляю выражения «Божия десница», «Божие око», «Божий лик». Корни этой проблемы уходят в раннее средневековье, когда исламское богословие впервые соприкоснулось с христианской философией. Тогда и зародилась тенденция рационалистической интерпретации коранических текстов. Мутазилиты и их последователи считали богохульством употребление подобных выражений, усматривая в них сравнение Аллаха с человеком. Я же передаю смысл коранических терминов так, как есть, и пусть последователи разных школ сами интерпретируют их так же, как они интерпретируют арабский Коран. Признаюсь, мне не нравится стряхивать пыль с забытых богословских дискуссий и вдаваться в метафизические рассуждения. Ислам обладает огромным духовным потенциалом, который следует использовать для объединения людей вокруг общечеловеческих ценностей. Те религиозные деятели, которые не понимают этого и только тем и занимаются, что разделяют мусульман на своих и чужих, мало отличаются от сектантов. На мой взгляд, они просто не достойны представлять мусульманскую умму.
