Цивилизация
Во вторник в Верховном суде Белоруссии продолжились заседания по делу предполагаемых «витебских террористов» — Дмитрия Коновалова и Владислава Ковалёва, обвиняемых в подрыве минского метро. На заседаниях, прошедших в Минске в понедельник и вторник, выступали самые разные свидетели. Фактически суд только готовится приступить к главному эпизоду дела — взрыву в минском метро, крупнейшему теракту в истории Белоруссии. Между тем до окончания судебного процесса остаются две недели.
В качестве свидетеля была допрошена бывшая классная руководительница Дмитрия Коновалова, преподававшая русский язык и литературу, Лидия Петрова. По ее словам, Коновалов (главный обвиняемый во взрывах в Витебске и Минске в 2005—2011 годах) запомнился ей «подчеркнуто элегантным», всегда был в костюме, аккуратно пострижен. «А внешний вид — это отражение внутреннего мира», — сказала она.
Петрова отметила, что Коновалов был воспитанным, никогда не допускал грубости по отношению к учителям, интересовался химией и историей. В школе она руководила театральным кружком, хотела привлечь к участию Коновалова, но сделать это ей не удалось. Петрова рассказала, что Коновалов был в стороне от одноклассников, в социальном развитии — выше большинства одноклассников. Она припомнила случай, когда он вместе с одноклассниками пришел навестить ее дома после тяжелой операции.
Педагог обратила внимание на то, что класс Г, в котором учился Коновалов, был классом «ровных троечников, последним на параллели». По ее мнению, Коновалова это сильно угнетало.
«В чем-то, вероятно, он был выше. Там в классе дети очень сложные. Алкоголики, брошенные дети — таких судеб была масса. Эта некомфортность судеб, может, и сказывалась — он сторонился всех», — рассказала педагог.
Второй обвиняемый, Владислав Ковалёв, Петровой не запомнился, среди других учеников он никак не выделялся. При этом, по мнению учителя, Ковалев в отличие от Коновалова «был близок в классе к мальчикам, ему в классе было проще и легче». Ковалева она назвала послушным, неагрессивным и негрубым. Особой дружбы между Коноваловым и Ковалевым в школе она не замечала. Учительница рассказала, что отношения между отцом и матерью Коновалова были сложные, но, откуда у нее такая информация, она не помнит. Родительские собрания в школе регулярно посещала только мать Коновалова. Петрова считает, что «более теплые и близкие отношения у Димы были с мамой».
Далее в суде выступил эксперт-взрывотехник МВД Белоруссии Николай Козорез.
Он не смог однозначно охарактеризовать схемы устройств из тетради Дмитрия Коновалова как схемы самодельных взрывных устройств.
«Все самодельные взрывные устройства как таковые могут оцениваться только при их наличии. Ни теоретически, ни практически нельзя утверждать, что на схемах изображено взрывное устройство», — подчеркнул свидетель. Он пояснил, что схема из тетради Коновалова, предложенная ему для оценки, в принципе может быть схемой взрывного устройства, но признать его таковым можно только после изучения ряда аспектов — материалов, пропорций, веса, степени опасности для человека и т. д.
По оценке эксперта, бумажные свертки со смесью марганцовки и магния, которые фигурировали в деле в качестве взрывпакетов, аналогичны армейским взрывпакетам, так как тоже состоят из оболочки, заряда взрывчатого вещества и средства воспламенения. «При применении металлической оболочки с использованием данного взрывчатого вещества могут быть поражения человека, при бумажной оболочке это практически исключено», — отметил Николай Козорез, подчеркнув, что «данные предметы не обладают ни фугасным, ни осколочным действием».
Давая оценку схеме, в которой изображена бутылка, эксперт отметил, что «по этой схеме нельзя назвать изображенное взрывным устройством». «Если есть фитиль и горючая жидкость — это зажигательное устройство, но точно не взрывное», — добавил он.
По словам свидетеля, «петарды, которые используются для увеселительных мероприятий, — аналогичное взрывное устройство, не предназначенное для поражения». Говоря о возможности и опасности плавления перекиси ацетона (она использовалась Коноваловым в ряде взрывных устройств), Козорез подчеркнул, что «по правилам техники безопасности запрещено заниматься плавлением таких взрывчатых веществ». Но, по версии следствия, Коновалов проводил такие действия с инициирующим взрывчатым веществом.
Другой эксперт-взрывотехник, выступивший в суде, Руслан Юрченко уверен, что взрывное устройство, найденное в 2008 году возле стелы «Минск — город-герой», было изготовлено группой профессионалов взрывного дела.
Речь идет о бомбе, не сработавшей вечером 3 июля на праздновании Дня независимости. Вторая бомба, сработавшая там же, тяжело ранила более 50 человек. По заключению Юрченко, взрывное устройство, представленное ему для оценки, было изготовлено «группой лиц, обладающих знаниями в химии, психологии, взрывном деле». «Лицо, изготовившее это самодельное взрывное устройство, должно обладать знаниями в области боеприпасов, так как тротил в нем был литой, без примесей гексогена», — пояснил эксперт. При этом он высказал предположение, что «при взрыве второго устройства (неразорвавшегося) должны были быть жертвы среди населения».
Эксперт также добавил, что посчитал найденное СВУ «устройством, изготовленным нарочито небрежно». При этом он подчеркнул, что не проводил экспертизу взрывчатого вещества и СВУ, так как их ему никто не предоставлял, работа велась исключительно по фото и описаниям.
Ещё один эксперт-криминалист МВД Белоруссии, выступивший в суде, Степан Климович полагает, что два самодельных взрывных устройства — взорвавшееся возле стелы «Минск — город- герой» в День независимости в Минске в 2008 году и невзорвавшееся — изготовлены разными людьми. «Я склоняюсь, что их делали разные люди, хотя исключать, что это сделал один человек, находясь в различных эмоциональных состояниях, нельзя. Но я придерживаюсь мнения, что взрывное устройство, которое было обезврежено, и то, которое взорвалось, предположительно, изготавливались разными людьми», — заявил Климович. При этом он не исключил, что оба СВУ делались параллельно.
Поясняя свои выводы, Климович отметил, что неразорвавшееся устройство «было очень тщательно изготовлено, человек никуда не торопился, он обладал навыками». «Упаковки для поражающих элементов сделаны очень аккуратно, гайки очень аккуратно сложены, коробочки сделаны из хорошей бумаги, вся поверхность закрыта скотчем. А в устройстве, которое взорвалось, в качестве упаковки поражающих элементов использован стандартный лист бумаги А4. Линии складывания были не совсем параллельны. Не вся поверхность покрыта скотчем. Во всем есть некоторая некрасивость», — считает Климович.
Невзорвавшееся устройство эксперт сравнил с «дипломным проектом выпускника специального учреждения, взорвавшееся будто делалось первый раз или второпях».
Отличия эксперт обнаружил и в элементах пайки и скрутки из обоих СВУ. «Пайка отличается. В невзорвавшемся устройстве человек паял холодным паяльником, так я паял в детстве — припой намазывал. На втором, взорвавшемся, — аккуратно», — уточнил он. Скрутка проводов на найденном взрывном устройстве менее плотная, а на взорвавшемся — «как у человека, который часто мотает». Климович заметил, что скрутка, почти как почерк, у каждого специалиста своя.
Эксперт сравнил оба СВУ как устройства, изготовленные «учителем с учеником».
Отвечая на вопросы защиты, он уточнил, что тумблер из невзорвавшегося устройства находился в положении «выключено», уточнив, что цепь была разомкнута. Кроме того, в ходе следственного эксперимента Дмитрий Коновалов не в точности повторил устройство.
Дмитрий Лепретор, адвокат Коновалова, попросил эксперта объяснять, почему при наличии «трех существенных различий тот сделал вывод о схожести устройств. Эксперт пояснил, что во всех случаях использовался аналогичный принцип действия устройств, аналогичные будильники, тумблеры. «Человек учится, раньше мне надо было четыре батарейки, а сейчас достаточно одной для создания рабочей схемы», — сказал он. Степан Климович также предположил, что провести следственный эксперимент с полным повторением действий обвиняемого было бы технически проблематично. «Надо было закупить 600 гаек, подобрать вещество, по консистенции похожее на перекись, — это огромный объем подготовительной работы», — сказал он.
Эксперт напомнил, что изолента из обоих СВУ 2008 года «составляла единое целое на двух устройствах». «На одном устройстве кусок изоленты заканчивался, на другом продолжался», подчеркнул он.
Также в суде в качестве свидетеля был допрошен Виктор Шумский, машинист минского метро. Он рассказал, что 11 апреля отправился со станции метро «Уручье» в сторону станции «Институт культуры» (первая ветка минского метро). По прибытии на станцию «Октябрьская» в 17.56, когда состав остановился и были разблокированы двери, произошел взрыв. По его словам, практически во время нажатия кнопки блокировки двери, через 2—3 секунды. «Кнопка блокировки двери и открывания — разные кнопки, чтобы случайно двери не открылись. В то время когда нажимал следующую кнопку — открытия дверей, произошел взрыв. Ощущение, как будто сам нажал кнопку взрыва, очень синхронно произошло», — рассказал Виктор Шумский. По словам машиниста, во время взрыва он посмотрел в заднее боковое зеркало и увидел вспышку. «Поначалу сложилось впечатление, что что-то с эскалатором, потому что полетели навесные потолки», — сообщил он. Но потом, отметил он, всё затянуло дымом, и было плохо видно.
«Вышел из кабины, смотрю, люди лежат. Взрыв произошёл возле второго вагона — между первой и второй створкой дверей. Я подходил помогать вытаскивать людей. Начали подбегать сотрудники со второй линии. Вырывали «сидушки» в вагонах и выносили людей, — рассказал Шумский. — Мое лобовое стекло было разбито. Стекла в остальных вагонах были выбиты». Он также рассказал, что в вагоне были дырки примерно на расстоянии метра — снизу вверх по вагону. Были дырки диаметром примерно 25 см, отметил он. При этом, сколько точно было таких повреждений, он сказать не смог. «Может, один-два-три», — сказал машинист. На месте взрыва, по его словам, была воронка, скамейки там не было.
