Цивилизация
Слишком быстро для коммунистов
В начале осени 1949 года в правительствах западных стран царила тревожная обстановка. Данные разведки свидетельствовали, что СССР тайно произвел первое испытание собственной атомной бомбы, — сейчас мы знаем, что оно состоялось 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне. Официально советское руководство признало наличие ядерного оружия лишь спустя год, но это была пустая формальность.
Ядерный гриб наземного взрыва РДС-1, 29 августа 1949 года
Из архива РФЯЦ — ВНИИЭФ
Американские власти и без официального подтверждения поняли, что оказались в новой реальности. После окончания Второй мировой войны США практически распустили армию и поставили на паузу почти все прорывные оружейные разработки, шедшие в военное время. Считалось, что никто не посмеет напасть на страну, обладающую ядерным оружием, но теперь, когда оно было и у потенциального противника, ситуация изменилась. Вооруженные силы и военное производство восстанавливались в лихорадочном темпе, чему поспособствовало начало Корейской войны, но не менее важными были внутриполитические последствия.
Макет первой бомбы РДС-1 в Федеральном ядерном центре в Сарове, 1999 год
Роман Яровицын/ТАСС
Довольно быстро американские и британские власти поняли, что с советской ядерной программой что-то не так. Она завершилась успехом слишком быстро, несмотря на комплексное отставание СССР от западных стран в области науки и техники.
Этот факт сопоставили с наличием большого количества коммунистов в научной среде США и Великобритании, а также с тем, что большевики появились на свет как подпольная организация и агентурная работа, проводимая через НКВД и ГРУ, была их сильнейшим навыком.
Абстрактные соображения получили материальное подтверждение, когда спецслужбы США и Великобритании разоблачили коммунистическую шпионскую сеть, работавшую среди разработчиков ядерного оружия. Одним из ключевых агентов был британский физик Клаус Фукс, непосредственно участвовавший в Манхэттенском проекте, а помогали ему в работе на СССР десятки и сотни фигур поменьше.
В США огромный резонанс в связи с ядерным шпионажем получил суд над супругами Юлиусом и Этель Розенберг. Они едва ли что-то понимали в ядерной физике, но сыграли ключевую роль в качестве связных при передаче секретов в СССР. Им обоим вынесли смертный приговор, и судья при его оглашении решил не ограничиваться юридическими формулировками.
«Я считаю, что ваши действия по передаче в руки русских атомной бомбы за несколько лет до того, как они бы сделали ее сами, уже вызвали, по моему мнению, коммунистическую агрессию в Корее. В результате нее наши потери превысили 50 000 человек, и кто знает, сколько еще миллионов невинных людей заплатят за вашу измену. Своим предательством вы, несомненно, изменили ход истории не в пользу нашей страны», — заявил он на оглашении приговора.
Розенберг помогал Советам зря?
В постсоветский период в отечественной политико-исторической публицистике стали появляться мнения, будто бы Советский Союз ядерные секреты не крал, а создал бомбу самостоятельно.
«СССР сам создал атомную бомбу. Информация Берии лишь помогла ему убедить Сталина начать работу над ядерным оружием», — заявлял, например, академик Сергей Капица, которому в 1949 году был 21 год, и он только-только опубликовал первую в жизни научную работу «Волновое течение тонких слоев вязкой жидкости».
Следует оговориться, что атомную бомбу действительно нельзя украсть, как тайный рецепт пирога у соседки.
Полный объем знаний для изготовления ядерного оружия в бумажном издании занял бы целый отдел в библиотеке, причем его никогда не сводили в полную и подробную инструкцию.
Даже если бы кто-то смог выкрасть все письменные материалы и чертежи по Манхэттенскому проекту, понять их и воплотить в жизнь смогла бы только команда хороших ученых-специалистов, которая рано или поздно при достаточных ресурсах смогла бы повторить изобретение и независимо. Однако атомная бомба требовалась СССР не когда-нибудь, через пару-тройку десятилетий, а здесь и сейчас как инструмент начавшейся Холодной войны.
Макеты первой советсткой атомной бомбы РДС-1, врученные участникам ее испытания на заседании, посвященном 50-летней годовщине этого события, 1999 год
Роман Яровицын/ТАСС
Распоряжение ГКО
Первый шаг в любой прорывной разработке — создание самой идеи. Слухи о том, что энергию деления урана можно использовать в военных целях, ходили с момента его открытия в 1939 году. Однако лишь в Великобритании к этому вопросу отнеслись серьезно. Информация о разработке в западных странах ядерного оружия поступила в СССР по линии НКВД еще в 1941 году, до старта Манхэттенского проекта. В числе прочего разведка заполучила секретный отчет помощника секретаря Имперского военного кабинета, в котором говорилось, что атомная бомба — не пустая фантазия физиков-теоретиков и создать ее можно до окончания войны.
Полученные данные заставили СССР как активизировать шпионаж в этом направлении, так и поставить задачу перед отечественными учеными. 28 сентября 1942 года Государственный комитет обороны постановил: «Обязать Академию наук СССР (акад. Иоффе) возобновить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путем расщепления ядра урана и представить Государственному комитету обороны к 1 апреля 1943 года доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива».
Уже это выводило СССР вперед в гонке по созданию ядерного оружия с Германией: нацисты так и не дали ученым четкого задания создать атомную бомбу и не выделили для этого ресурсы, а лучший немецкий физик-ядерщик Вернер Гейзенберг считал подобные проекты делом будущих десятилетий.
В начале 1943 года физику Игорю Курчатову поручили начать практические работы по созданию атомной бомбы и открыли под это новую лабораторию (ныне — Курчатовский институт). Эти решения были приняты еще до того, как советские ученые смогли хотя бы сформулировать научно-техническую задачу. Поэтому можно с уверенность сказать, что раннее начало советского атомного проекта — целиком заслуга разведки.
Академик Игорь Васильевич Курчатов, 1958 год
РИА Новости
«Позволяет пропустить трудоемкие фазы»
Однако роль НКВД и ГРУ не ограничивалась простой подачей идеи. СССР на всех стадиях англо-американского ядерного проекта получал от агентов как научную информацию общего характера, так и данные о конкретных технических решениях. Весной 1943 года Курчатова ознакомили с добытыми разведкой материалами и попросили сообщить свое мнение о них. Его ответ не допускает двояких толкований.
«Ознакомившись с материалом, я пришел к выводу, что он имеет огромную ценность для нашей науки и нашей страны. Его ценность невозможно переоценить. Он показывает, какие серьезные и интенсивные исследования и разработки по урановой проблеме были проведены в Англии, а также дает некоторые весьма важные ориентиры для наших исследований, информируя нас о новых научных и технических подходах и позволяя нам пропустить трудоемкие фазы разработки», — докладывал он в марте 1943 года.
Эскизная схема атомной бомбы, полученная советской разведкой
U.S. National Archives and Records Administration
Например, из материалов следовало, что отделять радиоактивный уран-235 от урана-238 удобно с помощью газовой диффузии, в то время как советские ученые считали этот метод бесперспективным и планировали использовать лишь центрифуги. «Наши теоретики еще не проверили эту обширную работу — докладывал Курчатов руководству, — но, насколько я могу судить, это работа группы выдающихся ученых, которые основывали свои хорошо обоснованные и трудоемкие расчеты на ясных физических принципах».
Документация была столь подробной, что советские разработчики пропустили ее перепроверку и сразу принялись за разработку конкретного метода газовой диффузии, пригодного для советской промышленности. Более того, Курчатов не просто изучал то, что ему приносили, а давал НКВД задания, что надо уточнить: например, устройство западных машин для газовой диффузии.
Другая важная информация о бомбе касалась самого ее устройства. Никто из физиков-теоретиков не мог в точности предсказать критическую массу урана или плутония, необходимую для взрыва. Ее уточняли опытным путем в лаборатории — ученые именовали этот процесс «щекотанием хвоста дракона». Это было совсем не безопасно и унесло жизни двух людей. Например, американский ученый Гарри Даглян умер, получив смертельную дозу радиации, когда уронил блок карбида вольфрама на сферу плутония, сработавшего как отражатель нейтронов. Другой ученый, британец Отто Фриш, получил почти летальную дозу радиации, просто нагнувшись над изделием, — он сам стал отражателем. СССР же избежал всех этих рисков и ошибок, поскольку знал нужную массу в точности.
Высокопоставленный советский разведчик и историк спецслужб Павел Судоплатов в книге «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы» дал такую оценку:
«Качество и объем полученной нами информации от источников в Великобритании, Канаде и США были крайне важны для организации и развития советской атомной программы. Подробные доклады об устройстве и эксплуатации первых атомных реакторов и газовых центрифуг, по специфике изготовления урановой и плутониевой бомб сыграли важнейшую роль в становлении и ускорении работы наших атомщиков, потому что целого ряда вопросов они просто не знали. Это, в первую очередь, касается конструкции системы фокусирующих взрывных линз, размеров критической массы урана и плутония, сформулированного Клаусом Фуксом принципа имплозии, устройства детонационной системы, времени и последовательности операций при сборке самой бомбы и способа приведения в действие ее инициатора. Атомная бомба в СССР была создана за четыре года. Если бы не разведчики, этот срок был бы в два раза больше».
К некоторым тезисам работ Судоплатова стоит относиться критически, но его оценка влияния разведданных на сроки разработки совпадает с высказанной судьей на процессе над Розенбергами. А тот вынес ее, скорее всего, по итогам общения с американскими спецслужбами. В любом случае, отрицать решающую роль разведки в советском атомном проекте невозможно, — да и непонятно, зачем.