Цивилизация
Серп и молот со свастикой не подружатся
После Первой мировой войны Германия и СССР долгое время были торговыми партнерами: их объединяла вражда с западными странами бывшей Антанты, из-за которой правительство Веймарской республики было готово закрыть глаза на коммунистические идеи Советского Союза. В 1926 году страны договорились соблюдать по отношению друг к другу военный нейтралитет, а немецкие танкисты долгие годы обучались в школе рейхсвера «Кама» под Казанью — ее создали для обхода ограничений мирного договора с Антантой. К 1927 году торговый оборот между СССР и Германией вырос до 433 млн рейсхмарок в год, что было особенно важно для советской стороны из-за хронического дефицита валюты.
Французская карикатура на пакт Молотова-Риббентропа
Michael Nicholson/Corbis/Getty Images
Все это сошло на нет в 1933–1934 годах после прихода к власти Адольфа Гитлера и нацистов. По их доктрине коммунисты были экзистенциальным врагом арийской расы, одной из ипостасей международного еврейства.
Русским и другим славянским народам нацисты не уделяли много внимания, но считали их неполноценными людьми, которые занимают столь важное для Германии «жизненное пространство» на востоке.
Под этим понимался не физический дефицит жилплощади и сельхозугодий, а паранаучное понятие Lebensraum (нем. «жизненное пространство»), важность которого аргументировалась исключительно абстрактной философией. Исходя из этой позиции, почвы для переговоров между СССР и Германией оставалось немного.
Дело шло к войне, и во второй половине 1930-х годов Германия считалась главным врагом и наиболее вероятным военным противником СССР. Советские военные специалисты помогали Испанской республике бороться с немецким легионом «Кондор», воюющем в гражданской войне на стороне генерала Франко, кроме того, Союз рассматривал варианты военной помощи Чехословакии во время Судетского кризиса 1938 года — по его итогам Великобритания заставила Прагу сдать Гитлеру территории. Накал противостояния влиял даже на популярный кинематограф: в фильме «Александр Невский» 1938 года в Тевтонском ордене явно угадываются черты Рейха XX века, а католический священник, один из главных отрицательных персонажей, носит головной убор со свастикой.
«Странные партнеры»
Ситуация внезапно изменилась весной-летом 1939 года, прямо накануне Второй мировой войны.
Бои на два фронта стали сущим кошмаром для Германии в 1914–1917 годах, теперь же для Рейха, куда более слабого и менее готового к войне, они означали гибель. Великобритания, Франция и СССР вели переговоры о совместной борьбе с нацистами, однако диалог осложнялся тем, что Запад считал Красную армию критически ослабленной Большим террором и не ждал от нее реальной помощи. Кроме того, сторонам не удалось договориться о статусе Прибалтики и о гарантиях пропуска советских войск через Польшу для войны с немцами.
На фоне трудных переговоров в мае 1939 года Сталин сделал неожиданный шаг: снял с должности наркома иностранных дел сторонника сближения с Западом и еврея Максима Литвинова, назначив Вячеслава Молотова, чья позиция была более гибкой. Первым шагом новой политики по отношению к Германии стала разработка экономического пакта: СССР нуждался в технологиях и станках, а немцы, в первую очередь, в природных ресурсах и топливе.
Германо-советское торговое соглашение удалось подписать к 19 августа, и оно стало последним шагом на пути к договору о ненападении.
Гитлер пообещал «учесть все, что пожелает СССР» — он торопился: дату нападения на Польшу уже назначили, перенести ее на позднюю осень было нельзя из-за дождей, которые замедлили бы передвижение войск и сорвали блицкриг.
Иосиф Сталин и Иоахим фон Риббентроп после подписания договора о ненападении в Кремле, 23 августа 1939 года
Bundesarchiv
23 августа в Москве приземлились два пассажирских самолета Фокке-Вульф «Кондор». На них прибыла крупная нацистская делегация во главе с министром иностранных дел Иоахимом фон Риббентропом, и встречали ее подобающе: оркестр исполнил немецкий гимн, принимающие разместили на флагштоке знаменитый красный немецкий флаг с черным древнеиндусским символом в белом круге. Переговоры начались в крайне тревожной обстановке — немцы жаловались, что агенты НКВД следуют за ними по пятам, а когда летчик Ганс Баур попытался дать чаевые русскому водителю, тот в ярости заорал: «Почему я старался обеспечить гостям хороший прием, а они в «благодарность» пытаются упрятать меня в тюрьму?»
Договор о ненападении и секретный протокол к нему подписали прямо в день прибытия. И если суть первого очевидна из названия, то второй сводился к тому, что Германия признавала Прибалтику, восточную Польшу (ныне — западную Украину и Белоруссию) и Бессарабию (Молдавию) зоной интересов СССР и отказывалась мешать любой советской политике на этих территориях.
Даже публичная часть договора вызвала в мире шок. Находящийся в Москве американский журналист Джон Гюнтер вспоминал: «Ничего более невероятного нельзя было себе представить. Удивление и скептицизм быстро сменились ужасом и тревогой». В западных изданиях вышли многочисленные карикатуры, где Гитлера и Сталина именовали «странными партнерами», — поскольку коммунистический СССР считался антиподом и злейшим врагом нацистов.
Через неделю немецкие войска перешли границу Польши и началась Вторая мировая война.
Не союз, а тактическая уловка
В историко-фантастической литературе иногда упоминается гипотетический союз Германии и сталинского СССР. В основу этой альтернативно-исторической идеи зачастую кладут реальные переговоры между СССР и немцами в 1940 году. Так, в ноябре Риббентроп направил Советам проект договора о разделе сфер влияния в мире между четырьмя державами: Рейхом, Советским Союзом, Италией и Японией. Согласно проекту, СССР предлагалось обратить взгляд на юг, в сторону Индии и Ирана, чтобы не мешать немцам править Европой.
Однако при ближайшем рассмотрении документа становится ясно, что эти переговоры были лишь тактической уловкой, предпринятой Гитлером. Риббентроп был сторонником сближения с СССР и совместной борьбы против Великобритании. Для фюрера же все было наоборот: он с уважением относился к Британской империи и надеялся навязать ей какой-то договор, а коммунистов считал угрозой, от которой мир необходимо очистить физически. Сразу после разгрома Франции весной 1940 года он заявил, что теперь у него развязаны руки для реально важной задачи — столкновения с большевизмом.
Вермахт в Париже, 14 июня 1940 года
Deutsche Zeitung Photo/Global Look Press
Но к войне надо было подготовиться, а для этого — выиграть время. Поэтому он не стал мешать инициативе Риббентропа, но никогда даже не рассматривал возможность мира с СССР. Во время обсуждения договора о разделе сфер влияния Гитлер писал во внутренних коммюнике: «Политические переговоры, направленные на выяснение позиции России относительно ближайшего будущего, были начаты. Независимо от исхода этих переговоров, все приготовления на востоке, ранее данные устно, должны быть продолжены. [Письменные] директивы об этом последуют, как только основные элементы плана армии для операции будут представлены мне и одобрены мной».
Таким образом, переговоры были лишь обманом, дымовой завесой, поставленной с целью разведки и введения советского руководства в заблуждение.
Самого Сталина Гитлер называл хладнокровным шантажистом, и считал, что «немецкая победа [на западе] стала невыносимой для России» и что СССР «нужно поставить на колени как можно скорее».
Поэтому любые альтернативно-исторические идеи о дружбе СССР и Германии абсурдны, поскольку упускают из виду ключевую часть мировоззрения Гитлера — антикоммунизм и презрение к России.
Не существовало никакого способа ни договориться с ним по этому вопросу, ни умиротворить. Война стала неизбежной в момент, когда фюрер пришел к власти.