Цивилизация
17 ноября 1941 начал действовать секретный приказ №0428 от чрезвычайного органа высшего военного управления СССР, Ставки Верховного Главного Командования, в котором Красной армии предписывалось вести тактику «выжженной земли», ничего не оставляя неприятелю. В сегодняшнем мире подобная практика осуждается Женевской конвенцией 1977 года, запретившей «подвергать нападению или уничтожать, вывозить или приводить в негодность объекты, необходимые для выживания гражданского населения», да и в прежние времена она воспринималась населением, мягко говоря, без понимания. Впрочем, приказ был секретным и долгое время можно было отрицать само его существование.
Пожалуй, первый в истории случай успешного использования этой тактики связан со скифами, отступавшими перед превосходящей их армией Дария I в VI веке до н. э., а описал его Геродот. Поход персов, вторгшихся в причерноморские степи, закончился бездарным бегством Дария, растерявшего по пути изрядную часть своего войска, однако современные историки рассказ Геродота подвергают серьезным сомнениям.
Еще один широко известный в России эпизод использования подобного способа ведения борьбы относится к Наполеоновским войнам, вот он-то наверняка и вдохновил на повторение подобного Сталина и его подчиненных. Помимо использования «скифской тактики» на белорусских землях в 1812 году по секретному приказу императора и последовавшего затем поджога Москвы и голода среди отступавшей по Старой смоленской дороге наполеоновской армии, эта тактика применялась против того же Наполеона еще и во время его третьего вторжения в Португалию в 1810 году. Нечто подобное, впрочем, с успехом использовал и Петр I против шведов — разве что в более скромных масштабах. Он тоже не слишком трепетно относился к собственному населению.
Если сталинский приказ № 270 от 16 августа 1941 года обосновывался тем, что «у нас пленных нет, есть только предатели» и касался армии, то №0428 также списывал со счетов 70 млн гражданских, оказавшихся на временно оккупированной гитлеровцами территории.
В приказе №0428 необходимость сжечь советские села обосновывалась шансами «лишить германскую армию возможности располагаться в селах и городах, выгнать немецких захватчиков из всех населенных пунктов на холод в поле, выкурить их из всех помещений и теплых убежищ и заставить мерзнуть под открытым небом». Понятно, что сами немцы стали бы последними, кто пострадает от отсутствия захваченного жилья, так что приказ не только ударял по не успевшим вовремя эвакуироваться мирным жителям — в основном женщинам, старикам и детям, которые окажутся на улице в тридцатиградусный мороз; он предписывал сжигать деревни полностью — лишь в этом случае можно было гарантировать отсутствие всякого помещения для вражеских солдат.
Ставка Верховного Главнокомандующего приказывала «разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40-60 км в глубину от переднего края и на 20-30 км вправо и влево от дорог». Для этого предписывалось создавать в каждом полку специальные «команды охотников по 20-30 человек каждая для взрыва и сжигания населенных пунктов». Кроме того на все это — на уничтожение собственных деревень — бросались все силы армии: «Для уничтожения населенных пунктов... бросить немедленно авиацию, широко использовать артиллерийский и минометный огонь, команды разведчиков, лыжников и партизанские диверсионные группы, снабженные бутылками с зажигательной смесью, гранатами и подрывными средствами».
Подразумевалось, что все лояльное советское население уйдет вслед за армией, но этого, конечно, не происходило. «При вынужденном отходе наших частей на том или другом участке уводить с собой советское население и обязательно уничтожать все без исключения населенные пункты, чтобы противник не мог их использовать, — предписывалось в том же приказе №0428. — Военным Советам фронтов и отдельных армий систематически проверять, как выполняются задания по уничтожению населенных пунктов… каждые 3 дня отдельной сводкой доносить, сколько и какие населенные пункты уничтожены за прошедшие
дни и какими средствами достигнуты эти результаты».
Так, военный комиссар Панфиловской дивизии Погорелов 1 декабря отчитывался, что «при помощи зажигательной смеси, простым поджогом и артогнем» с 19 по 30 ноября 1941 года были уничтожены 50 населенных пунктов под Москвой.
В начале 1942 года появилась отдельная графа в сводках — «уничтожено деревень», согласно ним в Карело-Финской ССР партизаны до марта 1942 года сожгли 15 деревень, а на оккупированной территории — 27. В целом указания Сталина все же осторожно саботировались большинством партизанских командиров, поскольку иначе им было бы не дождаться помощи от местных жителей. Некоторые из полностью уничтоженных в то время деревень так никогда и не возродились. Жестокость, проявленная Сталиным к оставленным в оккупации жителям, активно эксплуатировалась гитлеровцами, развернувшими соответствующую пропаганду и набиравшими и вооружавшими отряды местных полицаев, а также широко пользовавшимися услугами коллаборационистов.
При своем отступлении, впрочем, немцы переняли ту же тактику и также старались уничтожить за собой все, что только возможно. В результате, по словам российского историка Александра Дюкова, «каждый пятый из оказавшихся под оккупацией семидесяти миллионов советских граждан не дожил до Победы».
Чуть иначе действовала финская администрация, которая даже взялась спасать и кормить население занятого финнами к началу ноября Петрозаводска, взорванного перед отступлением советскими войсками. Если бы не это, то в Петрозаводске все просто вымерли, считает российский писатель и публицист Марк Солонин.
Группа, в которую входила трагически погибшая комсомолка Зоя Космодемьянская, также была сформирована во исполнение приказа Сталина №0428 и должна была за 5-7 дней сжечь десять населенных пунктов: Анашкино, Грибцово, Петрищево, Усадково, Ильятино, Грачево, Пушкино, Михайловское, Бугайлово и Коровино. Зою Космодемьянскую сдали местные жители. Ее схватили, пытали и казнили после того, как она подожгла три дома в деревне Петрищево. Акция по сжиганию порой просто крайних домов и сараев в деревне и отправка на такое задание неподготовленной 18-летней московской школьницы выглядела довольно бессмысленно, однако подвиг комсомолки, о котором читатели узнали из очерка корреспондента Петра Лидова, опубликованного 27 января 1942 года в газете «Правда», воодушевил советскую молодежь, и до перестройки ее именем называли многочисленные улицы и пионерские дружины.
Если фанатично преданные делу Сталина школьники шли на подобные операции с энтузиазмом, то бывалых солдат и офицеров убедить сжигать дома односельчан было не так просто. Об одном из таких эпизодов вспоминает в своей книге «За нами Москва», вышедшей в 1962 году, офицер Панфиловской дивизии, Герой Советского Союза Баурджан Момыш-улы: «Ночью запылали дома: старые, построенные еще дедами, почерневшие от времени, и совсем новые, срубленные недавно, еще отдающие запахом смолы. Снег таял от пожаров. Люди, что не успели своевременно эвакуироваться, протестовали, метались по улицам, тащили свои пожитки».
«В конце 1941 года я командовал полком. Стояли в обороне, — воспоминал генерал армии Ляшенко. — Перед нами виднелись два села, как сейчас помню: Банновское и Пришиб. Из дивизии пришел приказ: жечь села в пределах досягаемости. Когда я в землянке уточнял детали, как выполнять приказ, неожиданно, нарушив всякую субординацию, вмешался пожилой боец-связист: «Товарищ майор! Это мое село... Там жена, дети, сестра с детьми... Как же это — жечь?! Погибнут ведь все!..» Связисту повезло: до этих сел у советской армии руки не дошли».
Минометами, авиацией и артиллерией дело не ограничивалось. В оставляемые дома придумали закладывать взрывчатку — так был уничтожен еще в сентябре 1941 года Крещатик в Киеве — за что затем расплатились не повинные в этом киевские евреи — и использовать техногенные катастрофы, которые, естественно, не щадили в первую очередь своих собственных граждан и даже не успевшую вовремя отступить армию.
18 августа частями НКВД была подорвана плотина Днепровской ГЭС. «Скопившиеся в плавневой части острова Хортица подразделения советских войск не были предупреждены о предстоящем взрыве и его возможных губительных последствиях, — рассказывает историк Константин Сушко. — Когда волна ушла, на вербах, вязах и дубах остались висеть в неестественных позах сотни (если не тысячи) солдат». Точное число погибших — как красноармейцев, так и жителей затопленных районов — неизвестно, ведутся жаркие споры. Оборона затопленного своими же руками Запорожья, располагавшегося ниже по течению, продолжалась затем еще полтора месяца, а преждевременный взрыв объясняли «враждебной диверсией».
Тем не менее столь «удачный» опыт повторили и в Подмосковье в ноябре 1941-го. 24 ноября при подходе немцев были взорваны водоспуски Истринского водохранилища, в результате чего ледяная волна накрыла густонаселенные окраины города Истры, Павловской слободы и множество деревень. Об этом событии написано в книге «Разгром немецких войск под Москвой» под редакцией маршала Шапошникова. 26 ноября Сталин отдал приказ о затоплении долин рек Сестра и Яхрома, в результате чего под водой оказалось более 30 деревень, и о количестве человеческих жертв можно только догадываться.