В ночь с 31 октября на 1 ноября 1961 года по решению XXII съезда КПСС тело Иосифа Сталина вынесли из Мавзолея и тайком захоронили у Кремлевской стены. До этого момента саркофаг со Сталиным успел простоять в Мавзолее свыше восьми лет, он был помещен туда 9 марта 1953 года, спустя четыре дня после смерти вождя. Во время первых похорон прощаться с генералиссимусом пришли огромные толпы людей, и в какой-то момент на перекрытой грузовиками Трубной площади у Дома Союзов возникла сильная давка, были затоптаны сотни или даже тысячи граждан, причем масштабы той трагедии всячески скрывались. Нужно отметить, что и вторые, тайные похороны тоже не обошлись без жертв.
Сначала, впрочем, размещение сталинского саркофага в Мавзолее считалось временной мерой. Предполагалось построить на окраине Москвы монументальное здание, Пантеон, «памятник вечной славы великих людей Советской страны». Был даже объявлен конкурс, однако проект вскоре свернули.
Так как Сталин делил теперь Мавзолей с Лениным, а замену многотонного монолита с надписью «Ленин» не смогли произвести достаточно быстро, его поверхность на какое-то время покрыли смолой, раскрасили под гранит (лабрадор) и написали поверх малиновой краской уже две фамилии — «Ленин» и «Сталин». Но в холода, когда камень покрывался инеем, предательски проступала изначальная надпись «Ленин». Поэтому в 1960 году каменный блок все же заменили, а старый планировали распилить на памятники. Этому воспрепятствовал по своей личной инициативе комендант Мавзолея полковник Константин Мошков, который приказал отправить блок на завод камнеобработки в Водники и договорился о его хранении с директором. Как потом оказалось, Мошков тем самым пророчески избавил страну от новых расходов.
После XX съезда КПСС 1956 года, на закрытом заседании которого был зачитан доклад нового первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева «О культе личности и его последствиях», уже стали появляться требования удалить Сталина из Мавзолея, однако какое-то время на официальном уровне новых значимых шагов по «развенчанию культа личности» не предпринималось, и на следующем, внеочередном XXI съезде 1959 года Хрущев даже хвалил Сталина как выдающегося марксиста, организатора, отмечал его заслуги во время войны.
Очередной важный перелом в борьбе с культом личности случился 30 октября 1961 года, в последний день работы уже XXII съезда, посвященного принятию третьей по счету программы партии, объявлению об успешном построении социализма и взятию курса на коммунизм, наступление которого ожидалось в 1980 году.
Несомненно, основным инициатором нового шага стал сам Хрущев, но на этот раз он действовал в основном чужими руками. Все эти действия были продуманы заранее и вполне успешны, однако историки спорят о том, что же Хрущевым двигало в действительности — искренние эмоции в связи с открывшимися преступлениями сталинской эпохи, желание окончательно расправиться с так называемой антипартийной группой Маленкова, Кагановича, Молотова и «примкнувшего к ним Шепилова», попытавшихся в июне 1957 года сместить Хрущева с должности первого секретаря ЦК КПСС, либо, наконец, стремление заменить культ Сталина своим собственным культом, который уже формировался у всех на глазах. Хрущев был в тот момент на пике своего могущества, к тому же ровно в тот же день, 30 октября 1961 года, на Новой Земле была успешно взорвана самая мощная в истории термоядерная 58-мегатонная «Царь-бомба», показав всему миру «кузькину мать».
Съезд предварительно, еще 26 октября, заслушал доклад главы КГБ Александра Шелепина, который на основе найденных документов рассказал о многочисленных преступлениях сталинского времени против невиновных членов партии. Впрочем, вопроса о личной ответственности Сталина Шелепин тогда почти не касался, Хрущев тоже оставался вне критики, а под удар попадали прежде всего Молотов, Маленков, Каганович, Булганин и Ворошилов. В том же духе высказывались и другие делегаты съезда.
А вот 30 октября началось то, благодаря чему Хрущев навсегда останется в народной памяти как тот, кто «вынес Сталина из Мавзолея». Как в те времена было принято, решение ковалось загодя и оформлялось как пожелание трудящихся. За несколько недель до съезда были проведены собрания рабочих Кировского и Невского машиностроительных заводов в Ленинграде и Московского электромеханического завода имени Владимира Ильича. Опираясь на высказанные на митингах пожелания, первый секретарь Ленинградского обкома партии Иван Спиридонов внес предложение «переместить прах Сталина из Мавзолея в другое место в кратчайший срок». Ленинград считался городом, в наибольшей степени пострадавшим от сталинских репрессий.
Его поддержал первый секретарь Московского горкома КПСС Петр Демичев: «Московская делегация от имени коммунистов столицы целиком и полностью поддерживает предложение ленинградской делегации о выносе саркофага с гробом Сталина из Мавзолея. На ХХ и ХХII съездах перед нами во всей полноте раскрылись грубейшие факты нарушения социалистической законности, допущенные в период культа личности Сталина».
Затем по задуманному сценарию должен был выступить первый секретарь ЦК Компартии Грузии Василий Мжаванадзе, но он пошел на хитрость — пришел с шарфом на шее и прошептал, что потерял голос. Вместо него пришлось выходить к трибуне главе правительства республики Гиви Джавахишвили, который ограничился скороговоркой, формально присоединившись к предложению уже выступивших коллег.
В Грузии в послесталинское время оставалось особое отношение к Сталину, несмотря на все то зло, что пришлось пережить этой республике. Атаки на Сталина воспринимались там как антигрузинская кампания, в Тбилиси во время попыток развенчать культ вождя происходили беспорядки с многочисленными человеческими жертвами. По демонстрантам открывали огонь. Грузины устраивали заслоны возле памятников Сталину, не давая их разрушить. Несмотря на все это, почти все многочисленные памятники Сталину по всему СССР в рамках окончательной десталинизации 1961-1962 годов были демонтированы, оставшись лишь в удаленных районах Грузии. Демонтаж памятников происходил по ночам или под предлогом реконструкции. Первые такие памятники сносились еще в 1956 году после XX съезда.
У грузинских активистов, как считали в КГБ, были планы помешать захоронению Сталина, они собирались пробираться в Москву по одиночке с помощью разных видов транспорта, их всех пытались отловить или как-то иначе предвосхитить их действия. Джавахишвили пришлось также заменять Мжаванадзе в комиссии по организации похорон Сталина и подвергнуться за все это критике по возвращении в Грузию.
Особенно эмоциональным было выступление на съезде старой большевички Доры Лазуркиной, хорошо знавшей Ленина и Сталина и пострадавшей от репрессий. Под бурные аплодисменты она рассказала о том, что ей то ли приснился, то ли пригрезился Ленин, сообщивший, что не хочет лежать рядом со Сталиным: «Я всегда в сердце ношу Ильича и всегда, товарищи, в самые трудные минуты, только потому и выжила, что у меня в сердце был Ильич и я с ним советовалась, как быть. Вчера я советовалась с Ильичем, будто бы он передо мной как живой стоял и сказал: мне неприятно быть рядом со Сталиным, который столько бед принес партии». Молотов потом вспоминал про выступление Доры Лазуркиной: «Просто, по-моему, ведьма какая-то. Во сне видит, как Ленин ругает Сталина».
Съезд единогласно принял постановление: «Признать нецелесообразным дальнейшее сохранение в Мавзолее саркофага с гробом И.В.Сталина, так как серьезные нарушения Сталиным ленинских заветов, злоупотребления властью, массовые репрессии против честных советских людей и другие действия в период культа личности делают невозможным оставление гроба с его телом в Мавзолее В.И.Ленина»
В перерыве Хрущев отдал распоряжение начальнику 9-го управления КГБ Николаю Захарову и коменданту Кремля Андрею Веденину немедленно начать подготовку к похоронам: «Прошу иметь в виду, что сегодня, вероятно, состоится решение о перезахоронении Сталина. Место обозначено. Комендант Мавзолея знает, где рыть могилу».
В ночной спецоперации приняли участие около 30 человек. Руководил их действиями председатель Комитета партийного контроля Николай Шверник. Родственников Сталина — дочь Светлану и сына Василия — на эти повторные похороны не позвали. Место работ закрыли листами фанеры, перекрыли проходы на Красную площадь, воспользовавшись тем, что примерно в то же время проходили репетиции ноябрьского военного парада. С мундира Сталина сняли погоны генералиссимуса, Золотую Звезду Героя Социалистического Труда, заменили золотые пуговицы мундира на латунные. Все это комендант Мавзолея Мошков поместил в специальную комнату, где хранились награды погребенных у Кремлевской стены.
Когда гроб накрывали крышкой, Шверник и Джавахишвили зарыдали. Кое-кто бросил в могилу горсть земли, затем сверху положили мраморную белую плиту с надписью: «Сталин Иосиф Виссарионович 1879-1953». Лишь в 1970 году на этом месте будет поставлен бюст работы скульптора Николая Томского.
Через год после перезахоронения Сталина, 21 октября 1962 года, Евгений Евтушенко опубликовал в газете «Правда» стихотворение «Наследники Сталина», в котором были такие строки: «И я обращаюсь к правительству нашему с просьбою: удвоить, утроить у этой плиты караул, чтоб Сталин не встал, и со Сталиным — прошлое». О перезахоронениях предшественников вспомнил и Борис Ельцин на пресс-конференции, посвященной отставке с поста президента СССР Михаила Горбачева: да, обсуждали его судьбу, не будем поступать так, как раньше с нашими вождями, «хоронить, потом перезахоранивать».
Особого возмущения в обществе перезахоронение Сталина в те дни не вызвало. Огромные толпы, участвовавшие в первых похоронах вождя и рыдавшие над его саркофагом, на этот раз не вышли на улицы. Новых беспорядков эта акция не вызвала, однако и уважения суетливые скорые ночные похороны в народе не заслужили. И так же равнодушно жители СССР затем, почти ровно через три года, примут отставку самого Хрущева, который проживет после этого еще семь лет и упокоится на Новодевичьем кладбище, а не у Кремлевской стены.