Цивилизация
115 лет назад Россия вступила в войну, которая радикально изменила российское общество и предопределила крах самодержавия. Изначально выглядевшая авантюрой, кампания на Дальнем Востоке обернулась форменной катастрофой. С тех пор в обиход прочно вошло слово Цусима – символ полного, сокрушительного и оглушительного разгрома. Не меньше горя принес Мукден.
После 1905 года у Российской империи случилась почти непрерывная цепочка маленьких и больших мукденов и цусим, вылившаяся в февраль 1917-го и крушение романовского дома. Внешность порой обманчива: если брутальный и могучий Александр III ловко избегал военных конфликтов и запомнился как царь-Миротворец, то его утонченный, мягкий и, на первый взгляд, миролюбивый сын ввел страну в две крупные войны, от участия в которых вполне можно было уклониться. А когда уже ввязался в драку, не сумел победить.
Большим заблуждением будет считать, что революционная ситуация возникла в 1917-м на фоне экономического кризиса и неудач на фронтах Первой мировой.
То было последней каплей, но не предпосылкой. Корни революций стоит искать гораздо глубже. По задумке «ястребов» из политической элиты империи начала XX века, основной миссией войны с Японией как раз и должно было стать снижение напряженности в обществе, сплочение населения перед общей угрозой, возвращение социальной стабильности. На первых порах Россия и правда пережила национальный подъем. В поддержку армии, царя и державы митинговали даже те, чьи умы более всего подвергались брожению, — студенты. Однако по мере поступления сводок о тяжелых поражениях, всплеск патриотизма сменился раздражением. Те же студенты теперь лили желчь и отправляли поздравительные телеграммы японскому императору, желая новых успехов в боях с русскими.
Вячеславу Плеве приписывается легендарное изречение: «Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война». Невозможно установить доподлинно, говорил ли в действительности такую фразу министр внутренних дел военному министру Алексею Куропаткину, уличавшему его в январе 1904 года в развязывании конфликта, однако посыл влиятельных придворных кругов она описывает довольно точно. Если Николай II, как принято считать, не стремился к войне, но морально был к ней готов, осознавая ее неизбежность, то целая группа из силовых министров, императорского шурина Александра Михайловича и наместника на Дальнем Востоке Евгения Алексеева буквально подталкивала своего государя к прямому столкновению. Одни искренне полагали, что Россия обязана решать всех конфликты с географическими соседями с позиции силы, другие банально жаждали наживы на военных поставках.
Фракция сторонников мирного разрешения противоречий, которую олицетворял министр финансов Сергей Витте, осталась неуслышанной, хотя заявляла о рисках кампании достаточно громко.
Витте не сомневался, что война не только не погасит революционные настроения, но и, напротив, приведет к еще более мощным социальным потрясениям и материальным потерям. Так, собственно, и произошло. Совершив ознакомительную поездку на Дальний Восток, он понимал, что Россия почти обречена на поражение, и был готов советовать Николаю II самые крайние уступки. Как известно, «талант провидца» Витте не оценили, переведя его с важнейшей должности на номинальный пост главы Комитета министров. Конечно, это было не повышение, а что-то вроде почетной отставки.
При подготовке к войне провалились абсолютно все задействованные структуры. Для российского военного ведомства «неожиданно» явились откровением организованность японских войск, высокая дисциплина, техническое обеспечение. Морское министерство «проглядело» помощь потенциальному врагу со стороны англичан: те фактически создали для Японии сильный и многочисленный флот, вскоре устроивший ад для российских кораблей. Дипломатия не только позволила состояться британско-японскому альянсу, но и заставила осторожничать своего традиционного союзника Францию.
«Мы с Россией, но только в том, что касается европейских дел», — сказали в Париже, как бы и поддержав дружественный Петербург, и одновременно самоустранившись. Кошмарно функционировала интендантская служба, хотя является аксиомой даже для гражданских: успех армии напрямую зависит от обустройства тыла.
Надо ли говорить, что много лучшего оставляла желать логистика. Транссиб еще не был готов в должной степени. Пропускная система железной дороги оказалась достаточно ограниченной, что растягивало эшелоны с солдатами на сотни километров, сильно задерживало доставку необходимых грузов. Что должно было стать очевидным еще при подготовке к войне, «внезапно» открылось уже в самом ее разгаре: из-за значительной удаленности театра военных действий от центра, командование не имело возможности выставлять против японцев столько войск, сколько требовала ситуация.
К началу войны в армии только проклевывались первые ростки необходимых преобразований.
Сам Николай II осенью 1901 года отмечал, что для качественной подготовки к кампании стране требуется не менее 5-6 лет.
Тем не менее, наивно предполагалось, что для победы над «какой-то Японией» хватит и тех сил, что имелись в наличии. К противнику многие относились надменно и с плохо скрываемым пренебрежением. Хотя это именно Япония в начале XX переживала индустриальный бум, в то время пока в России, как и всегда, жестко контрастировали нищета и шарм, а промышленность не справлялась с военными нуждами.
Русский солдат хорошо воюет тогда, когда четко понимает смысл своей задачи. Ради чего он жертвует жизнью. В 1904-1905 годах цели войны оставались предельно размытыми и для нижних чинов, и даже для многих представителей генералитета, которые часто видели в сражениях возможность для карьерного роста, нерационально жертвуя личным составом и действуя в ущерб стратегическим интересам. Отсюда вытекает большое число сдач в плен, чего не встречалось раньше. Хрестоматийны судебные процессы над генералом Анатолием Стесселем, сдавшим Порт-Артур, и контр-адмиралом, участником Цусимского сражения Николаем Небогатовым – оба обвинялись в трусости и предательстве и отбыли сроки заключения, получив затем амнистию от Николая II.
Знаменитый военачальник Антон Деникин, начинавший русско-японскую войну в чине капитана, в своих мемуарах отмечал «недочеты нашей тогдашней армии», в особенности «недостаточную подготовку командного состава и войск». В противоположных окопах многие думали увидеть «диких азиатов», мало знающих о премудростях ведения современной войны. На деле именно русские несли во многих боях более существенные потери.
Маньчжурия, которую Петербург считал своей вотчиной, в итоге встала поперек горла. Пришлось забыть и о Корее с уже построенными там фабриками и заводами. В случае успеха мировое общественное мнение, скорее всего, оказалось бы на стороне Российской империи. Япония первой атаковала без объявления войны, жестоко вела себя по отношению к китайцам, проявляла все черты экспансиониста. Неудача надолго, если не навсегда закрыла бы ей путь на материк. В реальности по Портсмутскому миру Россия лишилась и Порт-Артура с Дальним, и половины Сахалина.
Российская общественность объявила виновным в «позорных» условиях главу делегации Витте, заклеймив его за «преступную уступчивость» и наградив презрительной кличкой «Граф Полусахалинский».
Хотя не он был инициатором отдачи части острова, а лишь выполнял веление Николая II. Витте была отведена незавидная роль в российской политической системе. Царь постоянно жертвовал им в угоду толпе, ненавидевшей главного либерала во власти, но вновь и вновь был вынужден обращаться к его услугам. В переговорах с японцами Витте проявил твердость, какая только была возможна в той ситуации. Однако его усилия на благо страны были несправедливо забыты.
Еще большим потрясением для Николая II, чем территориальные потери, явились революционные события 1905-1907 годов в Петрограде и Москве, родившиеся из неудач затянувшейся войны, которая оказалась отнюдь не маленькой, и совсем не победоносной. Учреждение парламента и Манифест 17 октября заложили мину под всю систему самодержавия, а социалисты поклялись добиться полного уничтожения в России этой «отжившей» модели государственного устройства.