Цивилизация
100 лет назад от воспаления легких скончался на 61-м году жизни один из крупнейших военачальников первой трети XX века Михаил Алексеев, стратег, организатор и политик от армии. Этот человек являлся живым опровержением большевистского мифа о царских генералах, которых красная пропаганда представляла как свору некомпетентных, жестоких и жадных эксплуататоров-богачей, достигших высоких постов лишь благодаря аристократическому происхождению.
Сын простого солдата, выслужившегося в офицеры, Алексеев был выходцем из армейских низов и всегда оставался чужаком высшему обществу Петербурга.
Даже пребывая на пике карьеры, он ощущал пренебрежительное отношение к своей особе со стороны генералов благородных кровей. Собственно, Алексеев никогда не стремился к освоению великосветских манер. Роскошь, особенно в военное время, он считал недопустимым, порочным излишеством. А к приемам и их завсегдатаям относился с не меньшим презрением.
С ранних лет Алексеева отличали успехи в учебе, дисциплина и склонность к порядку в любой мелочи. Он не был эмоциональным и не имел близких друзей, но пользовался уважением как у низших чинов, так и среди офицерского состава.
В ходе Русско-турецкой войны 1877-1878 годов будущий полководец числился ординарцем легендарного «Белого генерала» Михаила Скобелева и получил ранение при осаде Плевны.
Естественно, все последующие большие войны не обошлись без его участия. За боевые отличия в Русско-японской Алексеева, уже генерала, наградили золотым оружием «За храбрость». В Первую мировую он последовательно сменил несколько высших должностей. Начав кампанию начальником штаба армий Юго-Западного фронта, в марте 1915 года он был назначен главнокомандующим на Северо-Западе. «За мужество и деятельное участие» в подготовке взятия Львова Алексееву был пожалован орден Святого Георгия 4-й степени.
Военного очень уважал Николай II, отправивший однажды своей супруге Александре Федоровне письмо следующего содержания: «Не могу тебе передать, до чего я доволен генералом Алексеевым. Какой он добросовестный, умный и скромный человек, и какой работник!»
Самодержец не скрывал радости, когда удалось продвинуть своего любимца на пост начальника штаба Верховного главнокомандующего (эти функции Николая II взвалил на себя).
После генерала Николая Янушкевича, вообще не имевшего боевого опыта, не знавшего ни одного театра военных действий и беспощадно критикуемого как армией, так и правительством, Алексеев казался образцом профессионализма.
Сам Янушкевич отмечал, что после серии неудач командующих германского происхождения, которых некоторые всерьез стали подозревать в измене, войскам требовался предводитель с русской фамилией и безупречной репутацией, по родословной – «свой в доску».
Офицеры Ставки восторженно приняли генерала-новатора вместо законченного реакционера. Больше года, с 18 августа 1915-го по 11 ноября 1916-го, Алексеев руководил всеми военными операциями.
К этому периоду относится самое известное и одно из самых успешных наступлений Русской императорской армии за четыре года боевых действий – Брусиловский прорыв, в ходе которого не только австро-венгерские, но и германские войска потерпели тяжелое поражение. Хотя, как известно, при подготовке этой операции между Алексеевым и Алексеем Брусиловым возникли определенные разногласия.
«Я всегда очень высоко ценил личность генерала Алексеева и считал его, хотя до войны мало встречался с ним, самым выдающимся из наших генералов, самым образованным, самым умным, наиболее подготовленным к широким военным задачам.
Это для меня являлось гарантией успеха в ведении войны, ибо фактически начальник штаба верховного командования является главным руководителем всех операций», — описывал свое отношение к назначению командующий Черноморским флотом Александр Колчак.
Восхождение Алексеева испортил конфликт с Александрой Федоровной. Генерала раздражало вмешательство императрицы в политику и влияние на царскую семью ее протеже Григория Распутина.
Начальник штаба полагал, что супруге Николая II не место в Ставке: во время ее приездов он демонстративно отказывался от приглашений к высочайшему столу. В свою очередь, Александра Федоровна не любила «угрюмого уставника», отказывавшегося холуйствовать и позволявшего себе спорить с самим Верховным. Масла в огонь подливало окружение императрицы, придворные из числа обиженных Алексеевым, нашептывавшие «матушке» о необходимости кадровой перестановки.
Николай II отказался от Алексеева не сразу. Добиться фактического отстранения генерала удалось во многом благодаря его болезни. В ноябре 1916 года ему пришлось уехать на лечение от уремии в Крым.
Три месяца, вплоть до начала Февральской революции, обязанности начальника штаба временно исполнял генерал-монархист Василий Гурко.
Все это время Алексеева тщательно «обрабатывали» ярые сторонники свержения Николая II с престола – Александр Гучков, Михаил Родзянко и другие. Современные историки расходятся в оценках степени вовлеченности Алексеева в антимонархический заговор. Одни считают «тайную переписку» с Гучковым не более, чем «оригинальным жанром». Другие называют Алексеева чуть ли не «вдохновителем и лидером» заговора высшего офицерства. По этой версии, ближайший приближенный императора не только дал ему покинуть Ставку в Могилеве и уехать в фатальную поездку, окончившуюся отречением, но и не выделил необходимое сопровождение.
Специалист по Белому движению Василий Цветков, например, опровергает любое участие Алексеева в деятельности по смещению императора. В то же время он подтверждает антимонархическую направленность генерала Александра Крымова, который являлся доверенным лицом Алексеева. Тот задолго до февраля был близок к оппозиции Николаю II в Госдуме и сотрудничал с Гучковым.
11 марта 1917-го Временное правительство назначило Алексеева главнокомандующим Русской армии, которая по инициативе Гучкова переживала массовые чистки генералитета.
Карьера генерала на высшем посту продлилась чуть больше двух месяцев: он активно противостоял развалу армии и практике создания солдатских комитетов.
Вскоре после Октябрьской революции Алексеев приступил к формированию Добровольческой армии, которой предстояло составить основу сопротивления большевистским силам в Гражданской войне. Ядром будущему войску послужила Алексеевская организация – военное формирование, к созданию которого генерала подтолкнуло желание противодействовать развалу армии и страны. Петроград тех дней Алексеев называл «осиным гнездом, источником нравственного, духовного разложения государства». Опасаясь ареста советскими властями, военачальник отбыл на юг, где в Новочеркасске продолжилась закладка фундамента Белого движения.
В ноябре Алексеев призвал офицеров «спасти Родину». Что характерно, на воззвание экс-начштаба откликнулись такие же как он генералы «низкого происхождения»: главными в России контрреволюционерами стали Лавр Корнилов, Антон Деникин, Сергей Марков и другие. Представителей знатных фамилий среди участников Белого дела практически не было. Они не заинтересовались борьбой против набиравших силу красных, и в массе своей эмигрировали за рубеж.
Вместе со своим немногочисленным на первых порах воинством Алексеев участвовал в Первом (так называемом – Ледяном) и Втором кубанских походах, но по состоянию здоровья уже не мог осуществлять командование, уступив эту нишу Корнилову. Согласившись занять пост Верховного руководителя Добровольческой армии, генерал занялся политическим и гражданским управлением.
«Маленький старичок с курносым носиком и добрыми, умными и печальными глазами в стареньком засаленном кителе. Это был идеалист, принесший все на алтарь Родины, ничего не требующий для себя и веривший, что и другие поступят так же, как и он»,
— так характеризовал Алексеева в 1918 году полковник Мстислав Мезерницкий, позднее написавший воспоминания по заказу советского правительства.
В последние месяцы жизни Алексеев не отошел от дел и, более того, намеревался отправиться в Уфу. Активно занимался проектом государственного устройства освобожденных территорий Кубани.
«Но состояние Михаила Васильевича было уже совсем плохо; все близкие понимали, что ни о каком переезде не может быть речи, — вспоминал в своих мемуарах генерал Деникин. – Последние две-три недели Алексеев почти не вставал с постели, никого не принимал и выслушивал лишь изредка важнейшие доклады своего помощника генерала Александра Драгомирова, предоставив ему решение всех остальных дел».
Верховный руководитель умер спустя четыре дня после подготовки проекта конституции, которая должна была действовать «впредь до воссоединения разрозненных частей Российского государства».
«Смерть Михаила Васильевича не была неожиданной, — писал Деникин, которому пришлось объединить власть командования и управления. – Тяжкая болезнь, тяготы Первого похода и огромная непосильная работа, которую он вел последние годы, день за днем подтачивали его силы. На наших глазах догорал светильник его многотрудной жизни. Несчетные толпы народа пришли поклониться его праху, отдавая должную дань признания человеку, так много потрудившемуся для своей Родины.
Когда не стало армии и гибла Русь, он первый поднял голос, кликнул клич русскому офицерству и русским людям».
Изначально Алексеев был похоронен в усыпальнице Екатерининского собора в отбитом у красных Екатеринодаре. В конце 1920 года, при эвакуации белых из Крыма, прах генерала был вывезен в Сербию, где и покоится сегодня на Новом кладбище в Белграде рядом с крупнейшим сербским полководцем воеводой Живоином Мишичем.