Цивилизация
В 1990 году в Советском Союзе безраздельно господствовала «перестройка». Обновление, реформы, желание решить накопившиеся социально-экономические проблемы — все это вызвало отклик в советском обществе. Одновременно с этим сдетонировали заложенные в основание СССР бомбы, в частности отношения между Москвой и союзными республиками. В статье 72-й советской Конституции 1977 года говорилось: «За каждой союзной республикой сохраняется право свободного выхода из СССР». Более того, по статье 76-й предполагалось, что конституции союзных республик «учитывают особенности» регионов. Однако в реальности никто всерьез конституционные нормы не рассматривал, а отношение к республиканским структурам и органам власти — верховным советам — было, мягко говоря, снисходительным.
В конце восьмидесятых на фоне либерализации общественной жизни именно в республиках зародилось мощное центробежное движение. Так, в 1988 году Верховный совет Армянской ССР принимает ходатайство Верховного совета Нагорно-Карабахской автономной области о включении ее в состав Армении. Это решение стало одной из вех карабахского конфликта — одного из самых жестоких на постсоветском пространстве. Затем, в том же 1988 году, Верховный совет Литвы принимает изменения в местную конституцию, возвращающие республике ее символику — желто-зелено-красный флаг.
Центробежные стремления в республиках активизировались по разным соображениям: где-то местные элиты захотели большей власти (как, например, в среднеазиатских республиках), где-то в силу традиционных сепаратистских настроений (в Прибалтике). Кроме того, в условиях «перестройки» переставало работать сверхцентрализованное управление экономикой, которая становилась все более и более разбалансированной. Поэтому тенденции к большей республиканской самостоятельности были везде. Где-то, как на Украине и в Молдавии, они подпитывались нерешенностью языкового вопроса, в Белоруссии — острым переживанием репрессий конца 1930-х годов. В России подобные настроения обуславливалось ее двойственным статусом.
Россия считалась «старшим братом», однако у нее не было некоторых республиканских структур, например Академии наук; кроме того, не было в РСФСР и своей Коммунистической партии.
В целом в России существовало мнение, что Союз слишком много занимается окраинами, а про основу СССР позабыл. Обозреватель «Комсомольской правды» Павел Вощанов писал: «Республика доведена до глубокого социально-экономического кризиса». Поэтому еще весной 1990 года появились разговоры о необходимости провозглашения «суверенитета» России, на митингах некоммунистических организаций все чаще виднелись дореволюционные бело-сине-красные полотнища.
Сложно сказать, насколько улично-митинговое понимание суверенитета совпадало с его научным определением — в политологии под ним понимают «свойство и способность государства самостоятельно, без вмешательства извне, определять свою внутреннюю и внешнюю политику при условии соблюдения прав человека и гражданского права». Однако эти лозунги были популярны и востребованы многочисленными организациями реформаторского толка. Так, представители депутатской группы «Смена» заявляли в интервью «Комсомольской правде»:
«Декларация дарит нам возможность самостоятельно приступить к решению республиканских проблем», то есть — не надеясь на теряющий контроль над регионами Центр.
К лету 1990 года центробежные процессы стали неуправляемыми: после январских событий о выходе из СССР заявила входившая в состав Азербайджанской ССР Нахичеванская АССР. Прибалтийские республики (Латвия и Литва) принимали решения о восстановлении своей независимости.
В этих условиях в конце мая 1990 года начал работу Съезд народных депутатов РСФСР, на котором велось обсуждение Декларации о государственном суверенитете РСФСР. Газеты в эти дни о нем писали мало: преимущественно на страницах центральной прессы говорили о новых общесоюзных законах, принимавшихся на общесоветском съезде — законе о свободе совести, о советской милиции, о предприятиях, о национальных языках и т.д. Появлялись и первые сообщения из Ошской области Киргизии, где в начале июня вспыхнул очередной кровавый межнациональный конфликт. Давала о себе знать и политизация общества:
в дни съезда «Комсомольская правда» опубликовала статью о политических дебатах в школе № 79 города Москвы.
Тем не менее 12 июня Декларация о государственном суверенитете была принята: за нее высказались 907 депутатов, 13 — против.
Центральные издания текст Декларации не опубликовали, отделавшись прохладными заметками в «Правде» и «Известиях». Даже сторонники перестройки не выказывали чрезмерного оптимизма. В журнале «Коммерсантъ», который в 1990 году вновь стал выходить в России, о декларациях о суверенитете говорилось: так: «Местные компартии пытаются найти новые идеологические основания для удержания собственной власти, перенимая наиболее популярные лозунги и идеологемы у тех или иных массовых национальных движений.
Например, декларации о суверенитете, принятые уже в десяти республиках, были предложены в повестку дня национальными движениями, но поддержаны и проведены через парламенты с участием компартий».
Декларация состояла из 15 пунктов. Наиболее острым из них стал пункт 5, в котором говорилось, о «верховенстве Конституции РСФСР и Законов РСФСР на всей территории РСФСР». В ней заявлялось, что «действие актов Союза ССР, вступающих в противоречие с суверенными правами РСФСР, приостанавливается Республикой на своей территории». Кроме того, декларация гарантировала россиянам «общепризнанные права» граждан и наций, устанавливала «республиканское гражданство РСФСР» и подчеркивала необходимость выработки новой Конституции РСФСР.
По сути это означало желание перейти к конфедеративному устройству СССР, к тому, чтобы Союз оставался слабым надгосударственным образованием. Главным непосредственным следствием Декларации стал конфликт законов республики и Союза. Нельзя сказать, чтобы это событие воспринималось как переломное в истории Советского Союза и «перестройки». Егор Гайдар в мемуарах «Годы трудных решений» писал о событиях лета 1990 года лишь в контексте борьбы «с разрушительными последствиями войны законов», которая могла вестись при сближении позиций президента СССР Михаила Горбачева и председателя ВС РСФСР Бориса Ельцина. В политическом послании Горбачева к XXVIII съезду КПСС говорилось о необходимости «настоящего Союза Суверенных государств» и о «приоритетности прав человека над любыми интересами национальной суверенности и автономии».
Тем не менее принятие такого решения в Москве стало спусковым крючком для других крупных и самых экономически развитых республик: 23 июня Декларацию о суверенитете принимает Молдавия (ставшая ССР Молдова), 16 июля — Украина, 27 июля — Белоруссия, что ускорило разговоры о конфедерализации Союза и его возможном распаде. Началось движение за суверенитеты и в автономиях, входивших в состав РСФСР. Так, например, в октябре 1990 года суверенной объявила себя Башкирия (ставшая Башкортостаном). Для бывших АССР такого рода документы стали в дальнейшем, при заключении в 1992 году Федеративного договора, большим козырем в обсуждении прав конкретного региона.
Ровно через год — 12 июня 1991 года — в России прошли выборы президента республики. На них в первом туре, набрав 57,9% голосов, победил Борис Ельцин. Эти выборы интересны тем, что в них приняли участие многие политики, которые затем сыграют роль в постсоветской истории России. Третье место с 6% голосов занял лидер Либерально-демократической партии Владимир Жириновский (он потом будет баллотироваться еще четырежды), консервативных избирателей привлекал Альберт Макашов (в будущем активный участник событий октября 1993 года на стороне Верховного совета). Вице-президентом России стал Александр Руцкой — он в 1992/93 годах перейдет в оппозицию и также поучаствует в «черном октябре».
В этот день на улицы Москвы вышли тысячи людей, которые несли огромный трехцветный флаг новой России. 1 июля 1991 года он будет объявлен государственным.
С 1992 года 12 июня стал нерабочим днем, а в 1994 году был объявлен государственным праздником. Но для большинства россиян он остался лишь «еще одним выходным днем».
Помимо заметного в обществе негатива по отношению к распаду Союза в 1990-е, стоит добавить, что политические организации либерального и демократического толка редко устраивали крупные общественные акции 12 июня.
Более того, этот документ не воспринимали как судьбоносный даже национально ориентированные организации. Например, в «Манифесте возрождения русской нации», принятом в 1994 году «Конгрессом русских общин» (который тогда возглавлял Дмитрий Рогозин), о Декларации не говорилось ни слова, зато назывались «не определяющими для будущего развития результаты опросов, плебисцитов, референдумов и других публично-политических действий, проводившихся в отдельных частях СССР в 1989–1993 годах в условиях и методами, не способствовавшими выявлению подлинной национальной воли».
В 2002 году праздник был переименован в День России. Лишь в 2012 году 12 июня состоялась крупная публичная акция — в «Марше миллионов» в Москве, организованном российской оппозицией, приняли участие десятки тысяч человек.