Цивилизация
— Первую часть нашего интервью мы начали с разговора о том, что вообще такое — философия спорта. А как с этой дисциплиной обстоит дело в нашей стране?
В.Н.: В России философия и социология спорта почти не развиваются: у нас выходит очень мало литературы на эту тему, и она — почти вся переводная либо воспроизводит дискурс полувековой давности.
Начиная с советских времен центры изучения спорта были локализованы при институтах физкультуры. А там его до сих пор рассматривают в марксистской парадигме — как надстроечное явление.
В европейской и американской традиции от этого подхода отказались еще в 1960-е годы. Сейчас в МГУ мы с Ильей совместно с другими коллегами читаем межфакультетский курс по философии спорта. Список лекторов довольно внушительный: Елена Брызгалина, Валерий Анашвили, Вячеслав Данилов, Олег Кильдюшов, Александр Ветушинский, Максим Горюнов — разброс тем самый широкий: от проблем спортивной урбанистики до киберспорта. На днях на основе обсуждений нашего семинара вышел номер журнала «Логос» на тему «Критика спортивного разума» — таким образом, мы пытаемся «подтянуть» отечественную философию спорта до западных аналогов. Тут есть и переводы классических текстов по философии спорта, и большое количество оригинальных статей, например есть статья «Тело качка» — о культурной антропологии постсоветских качалок. Еще в планах — организация международной конференции в Москве, а также тесное сотрудничество со спортивными функционерами.
— Какое место занимает Паралимпиада в философских построениях?
И.С.: Паралимпиада находится на периферии спортивного универсума. На нее направлен минимум внимания — и болельщиков, и журналистов, и ученых. Философы — не исключение. Но, как показывает популярная культура, например мультсериал «Южный парк», если присмотреться к этим состязаниям, можно многое узнать о спорте и обществе в целом.
— Самый известный спортсмен с ограничениями — Оскар Писториус, который выступал в финале Олимпиады со здоровыми спортсменами, но недавно оказался в тюрьме по подозрению в убийстве. Изучается ли его феномен философами?
В.Н.: С нашей точки зрения, это сейчас самый интересный кейс для исследователей спорта вообще. Психологу будет интересно, повлиял ли прием спортивного питания на его поведение (в нем могут быть стероиды, например), или же эта деформация была связана с его фрустрацией от выступлений со здоровыми спортсменами, его инвалидностью.
Историку спорта будет интересно взаимодействие институтов, которое позволило Писториусу перейти из паралимпизма в олимпизм.
А философ ставит мысленный эксперимент и доводит ситуацию до предела: как известно, Писториус не выиграл Олимпиаду и даже не стал призером Игр. Поэтому его история воспринималась как казус. Но если мы вообразим, что он победил, то мы вынуждены будем спросить себя: какова роль механических элементов (протезов) в его победе. Ведь эволюция технических средств позволяет нам предположить, что когда-то протез будет лучше ноги.
Значит ли это, что атлеты когда-то могут массово отказываться от собственных ног?
Этот вопрос — в чистом виде проблематика философии спорта. Приведет ли это к стиранию грани между олимпизмом и паралимпизмом? Ведь пределы человеческого тела в некоторых видах спорта могут быть преодолены в том числе за счет биомодификации. Но тогда это будет уже не человек, то есть это очень спорный вопрос, каков антропологический статус этих индивидов.
— Еще одна проблема современного зрелищного спорта — допинг. Как он осмысляется философами?
И.С.: Не так давно у нас в МГУ было обсуждение этой проблемы, с блестящим докладом выступал биолог Евгений Куликов. У огромного большинства профессиональных спортсменов есть мнение, что допинг используют все. Я могу сказать авторитетно: на высоком уровне, например, в тяжелой атлетике без допинга соревноваться нельзя.
Перед спортсменом стоит проблема: как принимать и не попадаться. Хотя перед ним должна стоять дилемма: принимать или нет.
Но эта проблема не достаточно осознана обществом: допинг определяется Всемирным антидопинговым агентством (ВАДА) просто как список препаратов. И у меня, и у многих других возникает вопрос: почему одно вещество — это допинг, другое — нет? Это чистая конвенция.
— Как осмысляется в философии спорта активное боление, то есть фанатская субкультура со своей этикой и эстетикой?
В.Н.: В рамках нашего семинара было обсуждение этой темы, в котором принимали участие писатель Дмитрий Лекух и философы Игорь Чубаров и Максим Горюнов. Мне кажется, популярность фанатского движения связана с крушением «больших идеологий». Ты можешь чувствовать себя частью огромной общности и не опасаться, что тебя назовут нацистом. Коллективный экстаз достигается без похода в церковь или на демонстрацию.
За это многие ругают спорт — например, неомарксисты считают, что это способ канализации потенциальной революционной энергии.
Фанатская субкультура обычно трактуется как консервативная (возврат к архаике кулачных боев и локальных сообществ), но мне кажется, что это скорее постмодернистская урбанистическая практика, складывание новых идентичностей, которые вряд ли можно назвать очень устойчивыми.
— Можно ли относить эти практики к постмодерну? Ведь скорее околоспорт — часть мира модерна, его основа — пролетарий, пять дней работающий на заводе, а в выходной идущий на стадион, потом в паб (и иногда участвующий в кулачном бою)? Не разрушает ли эту картину мира, например, телевидение и интернет?
В.Н.: Действительно, британская фанатская культура, основанная на таком ритме жизни, была эталоном для многих стран мира. Но политика властей была направлена на борьбу с этим сегментом болельщиков, категорией «С». В результате ходить на стадион стало дорого, полицейские преследования, системы слежения лишили смысла поход на стадион для фанатов. При этом коллективные эмоции — это то, что зритель не может испытать дома у телевизора. И, как следствие, посещаемость английской премьер-лиги как минимум не растет.
И.С.: Обычно субкультура живет за счет притока новых людей, потому что старые участники взрослеют и отпадают от нее. Однако современные фанаты часто выбирают локальные и неуспешные команды — а это не может быть популярным, это не привлекает новых людей.
Это симптом угасания субкультуры.
— То есть это значит, что спортивный фанатизм — умирающее явление?
И.С.: Мне кажется, что сейчас многих держит в фанатской субкультуре осознание того, что клуб — это его болельщики. Реалии современного футбола таковы, что могут уходить игроки, меняться тренеры, а фанаты стабильно остаются с клубом до конца.