Цивилизация
Три года, с 1941-го по 1944-й, огромная часть территории СССР — Украина, Белоруссия и значительная по площади и числу населения европейская часть России — была оккупирована германским войсками. Срок немалый, но не будет преувеличением сказать, что следующие шесть десятков лет этот эпизод нашей истории был, так сказать, оккупирован повторно.
На этот раз избирательной амнезией отечественной истории, проявлявшей интерес исключительно к одному аспекту нацистской оккупации — партизанскому движению и антифашистскому подполью.
Книга новгородского историка Бориса Ковалева «Повседневная жизнь населения России в период нацистской оккупации», посвященная детальному описанию жизни на оккупированных территориях в фактах, лицах и событиях, отчасти исправляет эту аберрацию.
Справедливости ради скажем, что для национальных европейских историографий подобный избирательный «провал памяти» в отношении периодов и территорий, неизбежно связанных с деятельностью коллаборационистов, был явлением распространенным, особенно в случаях, когда из таких эпизодов складывалась существенная или даже основная часть национальной истории периода Второй мировой войны (например, во Франции или странах Центральной Европы).
Даже сейчас, когда историю Второй мировой войны изучают уже не внуки, а правнуки ее участников, серьезных исторических исследований на тему коллаборационизма выходит удивительно мало.
Что касается отечественных профессиональных историков, то долгое время доступ к теме сотрудничества советского населения и оккупантов был для них попросту закрыт по причинам идеологического свойства. Неприжившееся в нашей исторической литературе слово «коллаборационист» советская военная историография предпочитала не употреблять вовсе, ведь считалось, что коллаборационизма как явления, аналогичного, например, французскому коллаборационизму (с которым этот неудобопроизносимый термин в первую очередь и ассоциировался) в истории Великой отечественной войны не было, эпизоды же сотрудничества населения с оккупантами были спорадическими, немассовыми и не носили системного характера.
Объяснялся такой подход не только генералом Власовым и другими табуированными темами, как то: массовый коллаборационизм крымских татар и северокавказских народов. Похоже, для отечественной историографии признание самого факта, что наше гражданское население и немецкие оккупанты могли мирно контактировать и даже решать насущные проблемы, порождал какое-то непреодолимое интеллектуальное затруднение и вытеснялся в область немыслимого.
Все, конечно же, было намного сложнее, и в предвзятые определения коллаборационизма (пусть и в самых нейтральных его истолкованиях) отношения немецких оккупантов и российского населения тоже не совсем вписываются.
Особенно четко понимаешь это (не без некоторого внутреннего облегчения, наступающего, когда место тяжелой и запутанной исторической схемы занимает более простая жизнь), когда в списке ошибок, приведших к краху нацистской пропаганды в 1943 году, подчиненные Геббельса указали шестым пунктом «неумение немцев пить водку и, как следствие этого, неуважение к ним со стороны населения» (первым были победы Красной Армии).
Не сказать, что при чтении книги Ковалева подобные моменты истины следуют один за другим. Но шаг в направлении совсем другой истории он делает, не говоря о большом массиве просто интересных фактов, приведенных в книге. Ведь черно-белый подход к истории оккупированных территорий, деливший все население, оказавшееся по другую линию фронта, на партизан, потенциальных партизан и противостоявшую им небольшую группу предателей и отщепенцев, сформировал в истории Великой отечественной войны большую информационную лакуну.
Между тем одними партизанами и полицаями состав населения, оказавшегося в зоне оккупации, не исчерпывался.
Все-таки большую его часть составляли мирные граждане разного возраста, занятий и профессий, в мгновение ока очутившиеся в государстве, управляемом другой властью (Ковалев подробно описывает структуру оккупантской администрации), другими законами (попытке нацистов создать на оккупированной территории новый суд посвящена отдельная глава), другой идеологией, культурными и социальными нормами, и даже другим языком. В ситуации, когда любая человеческая активность — профессиональная, бытовая и даже семейная — жестко контролировалась оккупационным режимом, понятие коллаборационизма приобретает совершенно другой, исторически более верный и нейтральный смысл стратегии выживания народа, хотя об окончательной реабилитации этого слова говорить, конечно, не приходится. Да, наверное, и не нужно.
Борис Ковалев его, впрочем, и не реабилитирует, но делает исторически более сложным и неоднозначным.
Ведь диапазон «сотрудничества» простирался от обязательных для всего взрослого населения различных трудовых повинностей, оброков и налоговых выплат рейху (в этом смысле все оказавшиеся на оккупированной территории поневоле становились коллаборационистами) или, например, неминуемых контактов с нацистской администрацией, когда человек просто исполнял свои профессиональные обязанности (такими «коллаборационистами» оказывались, например, работники коммунальных служб, ветеринары, врачи и учителя), до активного добровольного сотрудничества с нацистами с целью получения материальной выгоды и прочих преференций, но не обязательно сопряженного с доносительством и агентурной работой.
Здесь граница между сотрудничеством и предательством становится более зыбкой, тем более что установить истинные мотивы людей, даже основываясь на огромном массиве архивных материалов, послуживших основой книги, оказывается очень сложно.
Именно страницы с описаниями подобных случаев, а не истории откровенного предательства, производят наиболее гнетущее и тревожное впечатление, ведь до первых полноценных успехов Красной Армии огромное количество людей, оказавшихся на оккупированных немцами российских территориях, серьезно полагало (или уже начинало серьезно полагать), что Гитлер вместо Сталина, СД вместо НКВД, полицай вместо мента, свастика вместо серпа и молота и германские марки вместо рублей — это надолго. Пугающей иллюстрацией подобных умонастроений стала, например, раскопанная авторам замечательная история с алиментами, которые выплачивались некой русской особе немецким солдатом по особому распоряжению немецкой администрации. Распоряжением, выросшим потом в законодательную норму.
Такими камерными историями, отнюдь не дикими и потусторонними, но подсвеченными светом альтернативного будущего — будущего, где сдали Москву и не выстояли под Сталинградом, особенно ценна книга Бориса Ковалева.
Складываются ли они в ту самую «повседневную жизнь населения России», заявленную в ее названии?
Увы, придется разочаровать тех, кто ожидает увидеть под обложкой опус в популярном жанре «истории повседневности» — специфическом научном направлении, оказавшемся востребованным в массах и давшем в свое время название целой книжной серии издательства «Молодая гвардия». Живописание рутинной повседневности, раскрытие «большой» истории через малые и мельчайшие формы людского быта требует все-таки более сфокусированного подхода, чем тот, который мы видим в оглавлении этой книги, отражающем все аспекты жизни российского населения в период нацистской оккупации (экономические, административные, правовые и т. д.) на всей географии оккупированных немцами земель начиная с Ленинградской области и кончая Северным Кавказом.
К сожалению, дистанции огромного размера, объединяющие проблемы крымских татар с повседневным коллаборационизмом жителей Смоленска, украшению книги не способствовали.
Жаль, ведь из одного небольшого, но важного эпизода, досконально изученного профессором Новгородского университета Борисом Ковалевым на практически родном ему материале, а именно — долгой оккупации фашистами Новгорода, где между немцами и русскими успела сформироваться весьма своеобразная коллаборационистская машинерия с сопутствующими ей интересными историями, трагедиями, портретами и просто анекдотами, могла бы вырасти целая самостоятельная книга.
Безусловно, эту новгородскую повседневность, отражающую, как капля воды, народную жизнь «при немце», украсило бы и такое важное лирическое отступление, как история сотрудничества русской духовной и немецкой военной власти в рамках небезызвестной Псковской православной миссии, знакомой большинству по фильму Хотиненко «Поп», и истории, которой в книге также посвящено несколько страниц.
Более того, это один из тех редких случаев, когда у нас в распоряжении оказалось бы и произведение масскульта (фильм), и академический подход к проблеме в лице историка, работающего не с расхожими клише, а с источниками.
В том, что вместо такой книги мы имеем 600-страничный «кирпич», обнимающий необъятное совсем не по изящным правилам французской школы анналов, откуда история с повседневностью и началась, а скорее по нормам советского научного гроссбуха с добавочным подзаголовком «к постановке вопроса» или «введение в проблему», виноват, конечно же, не автор, но редактор серии, поставивший перед автором совершенно не ту задачу. В результате остается непонятным, что прибавляет книга, выдвинутая на премию «Просветитель», к научной монографии Бориса Ковалева двухлетней давности, озаглавленной просто и сердито — «Коллаборационизм в России в 1941–1945 гг.: типы и формы» и рассчитанной скорее на специалистов, чем на широкого читателя.
Повседневная жизнь населения России в период нацистской оккупации / Ковалев Борис Николаевич. — М.: Молодая гвардия, 2011. — 619[5] с., 16 с. илл., илл. — (Живая история. Повседневная жизнь человечества). — 4000 экз. — 20,5 см.