Любая экономическая революция, будь то индустриализация восемнадцатого века, или компьютеризация века двадцатого, всегда сопровождается повышением абсолютного количества материальных благ. Впрочем, основной движущей составляющей является вовсе не массовое стремление к светлому будущему (если это не коммунизм, конечно), а желание небольшой группы хорошо мотивированных капиталистов.<1>
Тем непонятнее для современных исследователей неолитическая, самая первая из производственных революций.
До недавнего времени этот переход от собирательства и охоты к земледелию и животноводству объясняли исключительно повышением количества пищи. Сэмюэль Боулес из Института Санта-Фе решил оспорить устоявшийся стереотип. В своей публикации в Proceedings of the National Academy of Sciences ученый показал, что
примитивное сельское хозяйство, зародившееся не позднее 10 тысяч лет назад, было как минимум в 1,5—2 раза менее эффективным, чем собирательство и охота.
Археологически подтверждено, что этот переход происходил независимо сразу на нескольких территориях. Среди первых культур были «деревенский картофель» таро, популярный в тропиках, а также ячмень и пшеница. Чуть позже первые агрономы стали выращивать и рис. Примерно в это же время были одомашнены козы и овцы, а позже и крупный рогатый скот.
Если верить учебникам истории, то подобная организация труда обеспечила наших предков стабильным, хорошо воспроизводимым, а главное, более обильным продовольствием. Ведь кропотливый ежедневный труд позволяет минимизировать риски от миграции животных или истощения природных запасов.
Боулес, основываясь на известном образе жизни наших предков, используемых инструментах и технологиях, решил перейти к количественному сравнению.
Результаты в корне противоречат существующим стереотипам: если один час сельскохозяйственной работы позволяет «запасти» чуть больше тысячи килокалорий, то собирательство дает более полутора тысяч.
А риски и вовсе работают в обратную сторону: без прогрессивных технологий наподобие акведуков и ярусных садов сельское хозяйство было гораздо уязвимей — с поправкой на ливни и засухи «человекочас» в среднем приносил только 900 килокалорий. Что же касается собирательства, то наши предки справлялись с непогодой простой сменой места жительства.
Это кстати, очередной аргумент в доказательство теории Боулеса: ведь во время перехода к сельскому хозяйству в пересчете на население охотничьих угодий было более чем предостаточно, и
заботиться об эффективном использовании земель не приходилось.
Добавьте к этому весьма продолжительный период перехода — как минимум несколько тысяч лет, — и причины, заставившие древних людей пойти на такой шаг, становятся все более и более туманными.
На это ученый предлагает «социальную» теорию возникновения, вполне согласующуюся с причинами других производственных революций. Земледелие и животноводство подразумевают появление большого (по меркам древнего общества) количества ресурсов в одном месте, да и урожай надо где-то хранить.
Это потребовало более сформированного социального строя: для защиты плодов труда от любителей легкой наживы потребовалось жить большими группами, в которых, по всей видимости, могли быть и специальные «охранники».
Семьи, а потом и племена, живущие подобным укладом, постепенно вытеснили и поглотили соседей, что, возможно, вскоре удастся подтвердить с помощью более традиционных археологических методов.