Цивилизация
На дворе XXI век, массовые коммуникации и онлайн-мир без границ, когда серьезный ученый может удаленно руководить несколькими лабораториями в разных концах света без особых проблем. Россия не отстает от всемирного потока – стремится к широкополосному интернету, заводит кириллические домены, строит силиконовую долину и предлагает миллионы евро своим «зарубежным соотечественникам» из ученой братии.
Среди всего этого великолепия хочется задать один очень простой вопрос.
Если бы Михаил Васильевич Ломоносов родился не в XVIII веке, а в нашем, XXI, смогли бы эти коммуникации облегчить ему путь к вершинам наук?
Вопрос этот не праздный. Гении нужны стране, а по заказу их не рожают, не учат и не воспитывают. Ни один прилежный ученик из хорошей семьи с тысячелетней историей не стал «первым нашим университетом», а Ломоносов — с «Грамматикой» Смотрицкого и «Арифметикой» Магницкого, спрятанными под тулупом, – стал. И вопрос поиска ломоносовых по городам и весям – это не вопрос благополучия и хорошего образования отдельного крестьянского мальчика. Это вопрос будущего страны.
Принцип «спонтанной гениальности» распространяется и на научные группы.
Ни в одной стране не удалось сделать то, что упорно пытаются осуществить в России, – дать поддержку «только ученым, работающим на мировом уровне».
Сократить число лабораторий, финансируя только ведущие, наверное, на первых порах можно. Но через какое-то время, так или иначе, за дело возьмется гауссово распределение – и снова произойдет дифференциация на передовых и отстающих, на «ведущих» и «тянущихся». Проводить последующие сокращения можно до вполне очевидной асимптоты – нуля. «Гении на заказ» не существуют. Чтобы получить одного целеустремленного, самостоятельного, квалифицированного молодого научного лидера, нужно вырастить его из пяти аспирантов, попутно дав группе трех середнячков и одного бездельника. А возможно, не из пяти, а из десяти. И никакой ЕГЭ на стадии предварительного отбора не позволит отобрать этого одного. Просто при наборе одного человека лидер окажется в одной из пяти лабораторий. А четверо оставшихся — они как? А они называются красивым словосочетанием scientific environment: без них невозможна конкурентная среда, в которой формируются качества так называемого «целевого» кандидата.
Так и со средним, и с высшим образованием. Чем больше образованных людей в стране, тем (численно) больше будет людей активных, способных, лидеров как в науке, так и на производстве. Искусственная попытка сформировать элиту — лучший класс, поставленный изначально в лучшие условия, — не обеспечит воспроизводства элиты интеллектуальной. Все мы помним, что «на детях гениев природа отдыхает…», и несколько приятных исключений это правило не меняют.
Интеллектуальная элита не родовое дворянство: ей постоянно нужна новая кровь.
Обеспечивает ли современная Россия, страна победивших нанотехнологий и инноваций, эту кровь в свою науку?
Ответ на этот вопрос лежит не в плоскости выделения международных грантов и строительства силиконовых долин, и даже не в плоскости дебатов о РАН. Здесь все проще: достаточно посмотреть на проблемы школьного образования и социальных лифтов в текущей реальности.
Не нужно вступать в долгие дебаты о ЕГЭ, чтобы заключить, что школьное образование деградирует. Это легко подтвердят в любой приемной комиссии. До введения ЕГЭ на протяжении последних 10 лет проходной балл снижался даже на химическом факультете МГУ – альма-матер автора заметки. Что же говорить о других вузах? На условиях анонимности представитель приемной комиссии механико-математического факультета одного из провинциальных университетов рассказал, что в прошлом году при наборе в 25 человек на специальность «математика» удалось набрать всего десять, восемь из которых не умели складывать дроби. Можно винить во всем падение рождаемости начала 90-х годов – абитуриентов сейчас вообще мало, но это не оправдывает плачевной ситуации. Симптомов улучшения не видно. В планах у государства лишь перевод школ на «самофинансирование», который, весьма вероятно, просто радикально понизит базовый уровень среднего образования широких слоев населения почти до уровня церковно-приходской школы. Кстати, в пользу последнего сценария говорит тот факт, что в ставших достоянием общественности «проектах» (организация включена Минюстом в список иноагентов) сокращения религия находится в числе немногих предметов, по полной программе сохраняющих госфинансирование.
В этом свете полемика об импорте интеллектуального капитала и предстоящем «повальном», по словам министра образования и науки, возвращении ученых из-за рубежа звучит бессмысленно, если не фальшиво.
Нельзя развивать науку точечно: в этом случае ситуация необходимости импорта интеллектуальной элиты (не важно, российской по происхождению или нет) превратится в систему. Даже должным образом проспонсированные «привозные» научные лидеры не смогут создать в нашей стране успешно функционирующие и воспроизводящиеся научные школы, если здесь, на месте, они не найдут достаточно молодых коллег, образованных, готовых к работе студентов и аспирантов. При текущей ситуации их будет все меньше и меньше.
Что же Ломоносов? Наверное, идти пешком в XXI веке ему уже не пришлось бы, но вот смог бы он начать обучение в одном (не говорю – лучшем) из столичных вузов? Не думаю. Не только имущественный ценз давил бы на него — не менее, а может, более, чем три столетия назад. Недоступность качественного начального и среднего образования фактически лишает страну возможности поиска интеллектуальных ресурсов в широких массах населения. Без этих ресурсов инновационное развитие невозможно, а в России их продолжают безбоязненно рассыпать, и хорошо, если не по тюрьмам.