Цивилизация
Возглавивший КГБ 19 мая 1967 года Юрий Андропов был не кадровым чекистом, а «политическим назначенцем». На работу в КГБ он пришел с должности секретаря ЦК, где занимался кураторством социалистических стран, а до этого был послом в Венгрии — его карьера пришлась на времена антисоветской революции 1956 года. Восстание против местных сталинских вождей переросло в жестокие уличные бои с участием разных политических групп. В подавлении тех событий участвовала Советская армия.
События в Будапеште наложили свой отпечаток на стиль руководства Андропова — его современники даже подозревали у него наличие «венгерского синдрома», который выражался в боязни повторения подобного сценария в своей стране. Возможно, именно это, а также проблемы со здоровьем не позволили ему стать лидером-реформатором.
В КГБ Андропов также не смог действовать слишком решительно: руководство СССР, помня о печальном опыте репрессий, побаивалось спецслужбы. В связи с этим фактором генсек Леонид Брежнев специально сделал заместителем Андропова своего доверенного человека — армейского генерала Георгия Цинева, который негласно докладывал Брежневу о шагах Андропова.
При этом, не будучи кадровым разведчиком, Андропов выгодно смотрелся на фоне своего предшественника, бывшего комсомольского босса Владимира Семичастного.
На формирование взглядов Андропова повлиял и его тогдашний «политический ментор» Отто Куусинен, один из лидеров финской социал-демократии, а впоследствии глава марионеточного просоветского правительства Финляндской Демократической Республики. Знавший Куусинена академик Георгий Арбатов отзывался о нем как о человеке с «непривычными для нас гибкостью мысли, готовностью к смелому поиску».
«Это был отбор элиты»
Эрудированный и начитанный, Андропов обладал широким кругозором и знанием жизни. «С ним было интересно: придешь к нему иногда вечером и просидишь до утра. Человек он был интересный, с ним можно было о многом поговорить», — вспоминает в беседе с «Газетой.Ru» бывший зампред КГБ генерал армии Филипп Бобков.
Несмотря на то что образование у Андропова было сугубо техническое, а Высшую партийную школу он окончил заочно, формированию его мышления помогла работа в ЦК КПСС, где он создал настоящий think-tank из ведущих консультантов по международной проблематике. Среди них были академик Георгий Арбатов, сотрудник ЦК Георгий Шахназаров, журналист Александр Бовин.
Андропов поощрял беседы с консультантами, которые часто проходили в форме дискуссий, вспоминает академик Арбатов, который называет Андропова «нетипичным и неординарным» представителем партийной элиты.
Находясь в КГБ, Андропов также смог добиться уважения со стороны профессиональных разведчиков, так как мог выслушивать чужие мнения, касающиеся улучшения агентурной работы за рубежом.
Как отмечает в своей книге «Семь вождей» историк генерал Дмитрий Волкогонов, который вовсе не был поклонником Андропова, именно во время его руководства спецслужбами они добились в области внешней разведки наивысших результатов. «Иконой» называет Андропова в своих воспоминаниях и ныне покойный глава ПГУ КГБ Владимир Шебаршин.
К подобным же выводам приходят и американские историки разведки Норман Полмар и Томас Аллен, авторы книги «Энциклопедия шпионажа»: «Андропов внес в КГБ новый уровень дисциплины принятия решений и интеллектуальных навыков», что, как пишут историки, сделало сбор разведданных более эффективным. Авторы пишут, что так же, как и разведки западных стран, СССР стал «эффективно использовать высокотехнические средства сбора разведывательных данных».
Бывший начальник аналитического управления КГБ СССР Владимир Рубанов, работавший в спецслужбе во времена Андропова, вспоминал в беседе с «Газетой.Ru», что кадрам в то время уделялось серьезное внимание: «В КГБ отбирали лучших по результатам учебы, общественной активности, коммуникативным качествам и, естественно, здоровью.
Это был, если хотите, отбор элиты. А работа с информацией, как из открытых, так и закрытых источников, формировала адекватное понимание обстановки».
Стоит отметить, что именно в период руководства КГБ Андроповым статус этой спецслужбы существенно повысился: из ведомства при Совмине СССР КГБ приобрело самостоятельный статус центрального органа государственного управления.
Наравне с усилением работы разведки при Андропове усилился и идеологический контроль — именно при нем было создано знаменитое Пятое управление КГБ, которое активно занималось борьбой с инакомыслящими как слева, так и справа.
При Андропове в ссылку в Горький был отправлен выдающийся советский физик и диссидент Андрей Сахаров, а также выслан из страны писатель и впоследствии лауреат Нобелевской премии по литературе Александр Солженицын.
«Когда стал вопрос, что с ним (Солженицыным. — «Газета.Ru») делать, так как он был враждебен стране, надо с ним как-то поступить. Мы ему предложили уехать, самолет дали для того, чтобы он мог улететь, наш товарищ его сопровождал», — вспоминает глава Пятого управления КГБ Бобков.
При этом, как рассказывал автору данной статьи ныне покойный консультант ЦК Федор Бурлацкий, Андропов был одним из тех, кто способствовал публикации повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича».
На совести Андропова также и участие в принятии решения войти в Афганистан в 1979 году. Благовидный с виду предлог — свержение диктаторского режима президента Хафизуллы Амина — был использован советскими вождями для незаконного вторжения в соседнее государство.
Правда, историк Рой Медведев отмечает, что Андропов, уже будучи главой СССР, в 1983 году говорил о необходимости прекращения войны в Афганистане, цитирует слова историка проект «Рождение российских СМИ. Эпоха Горбачева».
Неудачливый реформатор в своем отечестве
Противники Андропова часто называют его «сталинистом», однако приверженцем сталинской машины террора Андропова назвать сложно. Будучи сторонником жесткой руки, он тем не менее не скрывал своего отрицательного отношения к подобным методам. «Мы не вправе забывать и то время, когда политические авантюристы, оказавшиеся у руководства НКВД, пытались вывести органы госбезопасности из-под контроля партии, изолировать их от народа, допускали беззаконие…» — говорил он в одной из своих публичных речей в 1967 году.
Правда, «реформатором» Ю.В., как его часто за глаза называли сотрудники КГБ, тоже назвать трудно.
К посту главы СССР он пришел уже глубоко больным человеком, которому было физически достаточно тяжело руководить, тем более проводить какие-либо серьезные экономические и политические реформы.
У многих живших в то время сохранились лишь смутные воспоминания о слабых попытках укрепления дисциплины, которая вылилась в облавы в кинотеатрах и парикмахерских в рабочий день.
Правда, по иронии судьбы, после печальных венгерских событий именно Андропов разглядел потенциального лидера в венгерском политике Яноше Кадаре, который впоследствии провел в своей стране ряд прогрессивных полурыночных реформ.
Самого Андропова считают и «политическим ментором» будущего главы СССР Михаила Горбачева, который с уважением отзывается о нем в своих мемуарах, однако отмечает, что тот не задумывался о глубоких реформах.
«Он лучше многих в руководстве знал обстановку в стране и чем она грозит обществу, но, как и многие другие, считал: если взяться за кадры, навести дисциплину, то все придет в норму.
Остро Юрий Владимирович реагировал на явления идеологического характера и не очень — на проблемы экономики…» — писал об Андропове Горбачев в своей книге воспоминаний «Наедине с собой».
Однако именно при генсеке Андропове началась реальная борьба с коррупцией: был снят со своего поста могущественный глава Краснодарского края Сергей Медунов, началась борьба против так называемой узбекской мафии — группы высокопоставленных руководителей-коррупционеров в Узбекской ССР.
Положительное отношение к фигуре Андропова — одна из немногих вещей, которая объединяет таких разных политических деятелей, как Горбачев и президент России Владимир Путин. В 1999 году именно Путин восстановил памятную доску с барельефом Андропова на здании ФСБ на Лубянке в Москве.
Несмотря на то что со дня смерти Андропова прошло уже более 30 лет, он по-прежнему остается одним из важных исторических деятелей России. При этом и во властных кабинетах, и в рядах оппозиции часто вспоминают его фразу, которая по прошествии стольких лет превратилась практически в пророчество: «Мы не знаем общества, в котором живем».
