Цивилизация
«Лешка погиб 29 мая 2015 года, а дембель у него — 17 июня, мы его уже домой ждали, а привезли вот цинк. На него случайно наехал БТР, было это в части, нам так сказали, виновник известен, возбуждено уголовное дело, — рассказывает «Газете.Ru» родной брат погибшего Никита Алымов из Астрахани. — Он был срочником и хотел служить: чтобы научиться стрелять, бегать, родину защищать, в конце концов, ведь мы с ним оба патриоты.
Но я не понимаю, зачем засекречивать потери в мирное время, ведь мы же не находимся в состоянии войны ни с кем.
Но, может быть, у государства для этого есть причины, о которых я просто не знаю? Так объясните тогда, зачем это делается.
А мать, я считаю, в любом случае должна знать, что случилось, где и как погиб ее сын в мирное время. Я просто не представляю такого человека, который бы не захотел этого знать и по какому праву ему в этом могут отказать».
С момента гибели Алексея прошло уже 2,5 месяца, его мама только недавно получила извещение и теперь может оформить пенсию по потере кормильца.
«И так все оказалось очень забюрократизированным, потеряв близкого человека, приходится обивать пороги разных учреждений, а если еще все засекретят эти данные, то я вообще не представляю, как родителям быть, где брать информацию и документы», — говорит Алымов.
Как следует из решения Верховного суда, поправки к указу, вносящему изменения в перечень сведений, отнесенных к государственной тайне, не нарушают права на получение и распространение информации, гарантируемого Конституцией.
Член совета по правам человека при президенте РФ Сергей Кривенко, специализирующийся на проблемах армии, считает президентский указ неправовым и «по формальным основаниям, и по смыслу».
«Общество должно знать о гибели военных, а государство должно тщательно расследовать все обстоятельства гибели военнослужащих, — говорит Кривенко. — Но при этом указ, даже если и останется и будет действовать, касается скорее чиновников силовых ведомств. Он дает им основания не отвечать на запросы СМИ, ссылаясь на засекреченность данных. Быть помехой родственникам, журналистам, правозащитникам этот указ не может быть, потому что касается только чиновников. Также указ не может лишить солдат неотторжимых права на жизнь и правосудие».
Станет рычагом давления на СМИ
Указ президента вышел 28 мая этого года. Он расширил перечень сведений, отнесенных к гостайне. К государственной тайне отнесли «сведения, раскрывающие потери Минобороны России, личного состава в военное время, в мирное время в период проведения специальных операций».
Госдепартамент США назвал указ Путина попыткой скрыть потери среди российских военнослужащих в Донбассе. А пресс-секретарь президента Дмитрий Песков заверял, что подписание указа никак не связано с событиями на востоке Украины.
Это подвергла сомнению группа истцов, обратившихся в Верховный суд. Среди них были журналисты и юристы: российский военкор Аркадий Бабченко, журналист «Дождя» Тимур Олевский, спецкор «Новой газеты» Павел Каныгин, блогер-расследователь Руслан Левиев. Также обжаловали указ в прошлом обвиненная в в государственной измене жительница Смоленской области Светлана Давыдова, ранее осужденный за шпионаж военный журналист Григорий Пасько и депутат заксобрания Псковской области от партии «Яблоко» Лев Шлосберг, расследовавший дело о предполагаемой гибели псковских десантников в Донбассе. Их интересы представлял Иван Павлов, руководитель фонда свободы информации «Команда 29».
Их главная претензия: президент не имел права засекречивать эту категорию информации. Ведь ограничивать доступ к ней может только федеральный закон, но не подзаконные акты, которым по статусу является указ президента. В законе содержится исчерпывающий перечень сведений, составляющих государственную тайну, и сведения о потерях личного состава вооруженных сил не подпадают ни под одну из категорий, которые указаны в статьях закона «О государственной тайне».
Как следует из жалобы, засекречивание «потерь личного состава» нарушает конституционное право граждан на поиск информации и закон о СМИ.
В возражении Министерства обороны говорится, что уголовной ответственности подлежат лишь непосредственно виновные в ее разглашении, а значит, по версии Минобороны, указ не нарушает закона о СМИ.
Истцы полагают, что указ президента станет рычагом давления на СМИ, которые ведут расследования по событиям в Донбассе и участию в них российских «отпускников». Также, по их мнению, указ призван отбить у родных и близких погибших желание общаться с журналистами или требовать материальных компенсаций у Министерства обороны.
«Ни в одном российском правовом акте нет определения понятия «специальная операция», что создает правовую неопределенность и угрозу необоснованного уголовного преследования граждан за разглашение информации о потерях. Термин «специальная операция» упоминается только в «Наставлениях по подготовке и ведении военных действий», утвержденных приказом министра обороны Сергея Шойгу №0022 от 22 ноября 2013 года с грифом «Совершенно секретно», — указывали журналисты и правозащитники.
Депутат Шлосберг на заседании вспомнил о трагедии с подлодкой «Курск» и своем расследовании о похоронах псковских десантников в августе прошлого года.
По его словам, указ сделает всех посещавших похороны носителями гостайны.
Разглашение государственной тайны в России подпадает под ст. 283 УК РФ и грозит семью годами колонии. Ст. 275 УК РФ — «Государственная измена» — наказывается лишением свободы на срок от 12 до 20 лет.
Блогер Левиев, который расследовал гибель бойцов 16-й тамбовской бригады ГРУ Генштаба Минобороны России, привел в пример свое общение с родственниками погибших, теперь оно ставит его, как расследователя, под угрозу уголовного преследования. Журналист «Дождя» Тимур Олевский говорил о давлении на журналистов и проблемах с освещением гибели военных от дедовщины и в спецоперациях.
Версия Минобороны
Путин поручил представлять свои интересы Министерству обороны России, уточнил перед началом заседания судья. Интересы президента представлял начальник отдела претензионной и судебно-правовой работы Минобороны Наталья Елина. Ее полномочия подтвердил глава Генштаба Валерий Герасимов и представитель прокуратуры.
В ответе Елиной, который истцы получили до заседания, говорилось, что сведения о потерях личного состава могут раскрывать численность войск. Хотя, по мнению истцов, из количества потерь нельзя вычислить численность войскового подразделения в спецоперации.
Для того чтобы доказать, что глава государства действовал согласно установленной процедуре по изменению перечня данных, относящихся к засекреченным, Елина раскрыла схему принятия указа. По ее данным, изначально идею инициировала межведомственная комиссия с участием Минобороны, ФСБ и Службы внешней разведки России.
Однако официально ее сформулировал и передал президенту премьер-министр Дмитрий Медведев, соответствующее обращение Медведева Путину защитник предложила приобщить к материалам дела.
В кабмине причастность к созданию указа отрицают. Инициирование подобных решений не является прерогативой правительства, заявил «Газете.Ru» источник в Белом доме. Собеседник в аппарате правительства говорит, что кабмин «представляет президенту проекты соответствующих решений исключительно после их одобрения межведомственной комиссией по защите государственной тайны». Ее возглавляет советник президента Сергей Григоров. Проект президентского указа о засекречивании данных о военных потерях в мирное время межведомственная комиссия согласовала, после чего проработала в правительстве и направила на согласование в государственно-правовое управление президента. ГПУ дало положительное заключение на текст указа.
Инициатива о засекречивании потерь исходила от Минобороны, подчеркивает информированный собеседник «Газеты.Ru».
Елина назвала жалобы голословными и заявила, что указ не затрагивает личных прав истцов и не нарушает Конституции. По ее словам, пункт о засекречивании соответствует законам «О противодействии терроризму» и «О внешней разведке», согласно которым «сведения о личном составе в области военной, разведывательной и контрразведывательной и оперативно-разыскной деятельности государства составляют гостайну». Под нее подпадают сведения «о физическом (состояние здоровья, наличие увечий, наступление смерти), нравственном, психологическом состояниях личного состава, его фактическом местонахождении».
Полный перечень сведений, составляющих гостайну, Минобороны утвердит, согласно закону, в течение трех месяцев после принятия президентского указа.
По словам Елиной, данные в области военной, внешнеполитической, экономической, разведывательной, контрразведывательной и оперативно-разыскной деятельности государства составляют гостайну, поэтому нарушения нет. «Почему-то все эти годы права заявителей не нарушались, а теперь они решили оспорить закон, который защищает интересы страны и ее безопасности», — заявила она в судебном заседании.
Представитель президента попросила Верховный суд отклонить жалобу на засекречивание потерь Вооруженных сил в полном объеме, так как «разглашение подобной информации может угрожать госбезопасности страны». В итоге ВС так и поступил, пообещав в ближайшее время обнародовать резолютивную часть решения.
«Больше всего в судебном заседании меня поразило то, с какой легкостью наши оппоненты заявили, что гибель военнослужащего в мирное время не является чрезвычайным происшествием, а значит, можно засекретить.
Ну, знаете, если гибель солдата в армии не считать чрезвычайным происшествием, то наши дела совсем плохи, — говорит Иван Павлов. —
Конечно, мы будем это решение обжаловать дальше: сначала в президиуме Верховного суда, потом, если потребуется, в Конституционном суде. Не хотелось бы по этому поводу обращаться в Европейский суд по правам человека, потому что нам пора уже дома научиться такие споры решать».
Другой истец, репортер «Новой газеты» Павел Каныгин сказал «Газете.Ru», что он и его товарищи не ожидали, что на первом же заседании ВС откажет, и готовились к переносу заседания. «Мы опасаемся, что по новому законодательству будут сажать и журналистов, и родственников погибших», — говорит Каныгин.
«С точки зрения прямого толкования текста Указа речь идет о том, что пока спецоперация не завершена, нельзя разглашать информацию о потерях, участвующих в ней военнослужащих. Точно такое же ограничение на период военного времени уже содержалось в российском законодательстве ранее, — поясняет Вероника Марченко, глава фонда «Право матери», который отстаивает права родителей погибших военнослужащих. — Однако, совершенно очевидно, что обсуждение и публикация фактов таких потерь после окончания указанных периодов (военного времени, спецопераций) разглашением гостайны, с точки зрения буквы закона, не является».
По словам Марченко, можно согласиться с тем, что термин «спецоперация» нуждается в законодательном закреплении (в настоящее время, можно вспомнить лишь режим КТО (контртерритористической операции),
однако нет ни малейших оснований полагать, что этот указ якобы засекретил вообще все сведения о потерях личного состава МО РФ в мирное время.
«Подобное толкование носит неоправданно расширительный характер и не основано на тексте самого Указа», — считает эксперт.
