Цивилизация
— Нет ли у вас ощущения, что конфликт может разгореться с новой силой?
— К сожалению, это далеко не первый инцидент на линии соприкосновения между конфликтующими сторонами. Конфликтующих сторон там все-таки не две, а три. Приходится учитывать Нагорный Карабах во многих отношениях как довольно самостоятельную силу, хотя карабахцы и находятся в зависимости от Еревана. Но вся история конфликта показывает, что они нередко выступали самостоятельно, даже иногда без согласования с Ереваном. Приходится вспоминать детали из отдаленного прошлого, когда заключали перемирие с участием России в 1994 году, где черным по белому было записано, что стороны должны отвести свои силы от линии соприкосновения, и тогда появилась бы нейтральная зона. Тогда пришлось бы отодвинуть тяжелые вооружения от линии соприкосновения и передовые позиции были бы разведены. А то что одна из сторон, вы, наверное, догадываетесь какая, не выполнила этого положения, привело к тому, что окопы сторон остались достаточно близко друг от друга. Вся двадцатилетняя история инцидентов на линии соприкосновения на совести той стороны, которая отказалась от элементарного политического требования развода конфликтующих сторон.
— Вы считаете, что именно тогда была заложена мина замедленного действия?
— Конечно, и она, к сожалению, работает. Летом были инциденты, из-за которых потом Путин собирал лидеров Азербайджана и Армении в Сочи, помните? Эти столкновения происходят регулярно. Уже огромный счет жертв, и военнослужащих, и мирных жителей, из-за тех инцидентов, которые на протяжении 20 с лишним лет имеют место. И вот последний инцидент с вертолетом.
— Давление на Россию в связи с ситуацией на Украине оказывает влияние на ситуацию вокруг Карабаха?
— Я был бы рад, если бы в мои годы было такое взаимодействие, такое сотрудничество, которое ныне имеет место между Россией, Соединенными Штатами и Францией, как сопредседателями Минской группы. Я могу только завидовать, потому что тогда приходилось противостоять всякого рода попыткам помешать активной роли в России в урегулировании этого конфликта, чтобы не допустить усиления ее влияния, авторитета в странах Южного Кавказа.
— Что нужно сделать с Нагорным Карабахом, чтобы приблизиться к решению этой многолетней проблемы?
— Всем памятна история, когда появилось решение Кавказского бюро: сначала 4 июля было принято решение в пользу включения этой территории в состав Армении, а 5 июля включение уже в территорию Азербайджана.
Фактически идет спор о чем: что важнее, чему отдать предпочтение – территории как таковой или населению, которое проживает на этой территории.
Азербайджан, конечно, отстаивает всячески территорию — чтобы Нагорный Карабах остался азербайджанской землей. Баку не так уж занимает, кем населена эта территория. Армяне, конечно, отдают приоритет именно населению.
Скорее всего, целесообразно решать эту проблему на основе референдума, то есть политическими средствами.
Не случайно в 95-м году в конституции Азербайджана было прописано положение о том, что референдумы проводятся только в общенациональном масштабе. А я задаю вопрос: хорошо, а международная практика на этот счет какая? Много лет назад вопрос стоял о независимости Квебека. Тогда голосовал только Квебек или вся Канада? Конечно, голосовал только Квебек. А по вопросу независимости Шотландии вся Великобритания голосовала или только Шотландия? А Каталония? Так что тут практика международная явно идет вразрез с тем положением, которое вписывалось в конституцию Азербайджана. Но если бы эта конституция была принята на десятилетие раньше и никакого конфликта до этого не было бы, то можно было бы относиться весомее к этому положению.
— Могли бы стороны согласиться на проведение такого референдума?
— Ну, конечно, надо, чтобы была устранена всякая военная активность в этих вопросах, чтобы решение конфликта целиком было переведено исключительно в политическую плоскость. Но есть силы, которые заинтересованы в поддержании определенной военной активности в этом районе.
— Где эти силы? Я понимаю, что вы дипломат и привыкли говорить осторожно…
— Я думаю, общий контекст говорит за меня.
— Оказывает ли Россия некое давление на Армению, учитывая, что она тоже наш ближайший союзник.
— Наша заинтересованность абсолютно очевидна: мы хотим поддерживать нормальные, ровные, спокойные, взаимовыгодные отношения и с Азербайджаном, и с Арменией. Это же Азербайджан отошел (от России). Ведь он одно время гораздо теснее был, уже даже после распада СССР, потом несколько дистанцировался.
Я бы еще сказал, пусть не обидятся мои армянские сотоварищи, но Нагорный Карабах даже более сориентирован на Россию, чем Армения как таковая. По крайней мере, такое у меня впечатление.
— В 90-е годы замороженные конфликты были одним из инструментов России для сохранения влияния на территории бывшего СССР. Сейчас эти замороженные конфликты начинают потихоньку размораживаться…
— Я бы не рассуждал об этом как о каком-то общем процессе. Скорее, отдельные головы, отдельные какие-то круги, опираясь на то, что есть общее осложнение международной обстановки, могут решить, что этот момент более или менее подходящий для активизации в военном плане. Но разного рода обострения возникали на протяжении многих лет, поэтому говорить, что до этого все было заморожено, а теперь якобы разморозилось, я бы не стал.
