— Какую роль националистическая идея играет в борьбе за отделение Шотландии?
— Не думаю, что большую часть населения можно отнести к националистам, но примерно 30% испытывают сильные чувства к Шотландии и их можно отнести к таковым. В основном это мужчины среднего возраста, которые верят в идею сильной нации. Другие 30% жителей хотели бы сохранить прежнюю систему, а оставшиеся 40% желают увидеть какие-то перемены: чтобы не все решения принимались центральным правительством и было больше власти на местном уровне. Даже Шотландская национальная партия уже согласилась с тем фактом, что многие голосующие за нее не являются националистами, а скорее заинтересованы в улучшении экономической ситуации.
— Вы тоже считаетесь сторонником «третьего пути» — остаться в Великобритании, но получить больше полномочий. В чем суть этого подхода?
— Сегодня Шотландия несет на себе бремя расходов на уровне 60% национального бюджета — это и образование, и здравоохранение, и местное самоуправление, в то время как за Лондоном остаются такие сферы, как оборона и внешняя политика.
Проблема в том, что Шотландия получает лишь 10% доходов. Но если вы отвечаете за 60% расходов, вы должны отвечать за большее количество доходов.
Хочу отметить, что юнионистские партии (лейбористы и консерваторы, выступающие за сохранение единства страны. — «Газета.Ru») только сейчас заговорили о том, что «средний путь» существует, после того как поняли, что могут проиграть референдум.
— Экономика Шотландии серьезно интегрирована в британскую. Какие могут быть последствия отделения?
— Если экономика Шотландии и будет затронута, то лишь в краткосрочной перспективе, когда увеличатся расходы на ведение бизнеса, но со временем это наладится.
Главная проблема — политическая: в случае если Шотландия отделится, надо понять, как это отразится на ситуации в Европе, где есть Бавария и Каталония.
С моей точки зрения, они могут посмотреть на это как на мирную возможность получить больше региональной автономии, но внутри единой Европы.
— Можно ли сказать, что национальные государства потеряли свое былое значение из-за глобализации?
— Ни одна страна не может себя чувствовать в изоляции, когда речь идет о проблемах экологии или регулировании финансовой системы.
Нельзя больше жить на острове, потому что даже у вас в России предприниматель может вести бизнес в одной стране, а производство иметь еще где-то.
Этот процесс нельзя сегодня контролировать в пределах одного государства. Каждая страна сегодня смотрит на то, как формируются ее отношения в глобальном мире. Такие вопросы, как оборона, больше не лежат в сфере компетенции одной страны, которая воюет с другой, а превращаются в проблему глобального характера. Поэтому чем больше в стране автономий для регионов, тем больше вы создаете условий для роста глобальных институтов.
— Часть российских экспертов из консервативного лагеря сравнивают референдум в Шотландии с крымским. Как вам такая аналогия?
— На референдуме в Крыму прямо не спрашивалось: «Хотите ли вы независимости или оставаться частью Украины». Он был сильно усложнен. Вообще, я думаю, в будущем вы увидите, что российские регионы получат больше автономии и благодаря этому одновременно станут частью Европы и глобального мира.
— Сегодня мы живем в другом мире, но, как вы думаете, если бы референдум попытались провести во времена Маргарет Тэтчер, отправила бы она войска в Шотландию?
— Войска бы не отправила, но никогда не согласилась бы на референдум.
Никто бы тогда на это не согласился, было бы сказано, что Шотландия — часть Великобритании, и точка. И это хорошо, что политики сегодня открыты для обсуждения таких тем.
Надо отметить, что сама по себе идея референдума возникла совершенно неожиданно: я не думаю, что Алекс Салмонд (первый министр Шотландии, лидер шотландских националистов. — «Газета.Ru») думал, что он получит большинство на выборах и сможет его провести. А когда Кэмерон (Дэвид Кэмерон, премьер-министр Великобритании. — «Газета.Ru») столкнулся с этим, он и не предполагал, что существует вероятность проиграть.
Однако одна из интереснейших составляющих этого процесса — то, что он мирный: никого не ранили, никого не убили, не было массовых протестов. Поэтому происходящее можно рассматривать как идеальный пример.
— Вы основали свой экспертный институт, посвященный шотландской проблематике, бросив успешную работу в бизнесе. Что изменится для вас лично, если Шотландия станет независимой?
— Конечно, мне будет грустно покинуть Великобританию, но если таков выбор, то нет места сожалениям и надо двигаться вперед и делать все, чтобы система работала. И если Шотландия будет независимой, я хотел бы, чтобы Шотландия стала лучшим местом на свете.