Цивилизация
Сбор оппозиционеров на Страстном бульваре был назначен на полдень. Надежды на хорошую погоду не оправдались сразу: без пятнадцати двенадцать небо над Пушкинской площадью резко потемнело, начался дождь. Участники шествия пытались укрыться в переходе метро и близлежащих заведениях, рассчитывая переждать непогоду. Находчивые граждане и несколько полицейских в парадной белой форме забежали было под тент, установленный около металлоискателей, но даже не успели испытать радости от своего везения: подошли четыре человека, взяли тент за основание и унесли.
Колонна националистов выстраивалась прямо под дождем.
Прогноз погоды, суливший москвичам духоту и 27 градусов тепла, не помешал активистам партии «Великая Россия» одеться в полувоенные френчи черного цвета и высокие сапоги.
«Один за всех – и все за одного!» — скандировали активисты. Рядом разворачивали огромное полотнище имперского флага. Все происходящее напоминало скорее «Русский марш», чем прошлые митинги «За честные выборы».
У начала Страстного бульвара выстраивало свою колонну движение «Солидарность». Чтобы либералы не расходились, перед первыми рядами выстроилась цепь активистов с белой лентой в руках, заходить за которую запрещалось. Либералы стояли молча, из-за их спин доносилось «Слава России». Остроумных плакатов, ставших визитной карточкой декабрьской гражданской кампании, на этот раз было мало. Самой популярной темой транспарантов стал скандальный закон о митингах, принятый накануне «Народного марша» 12 июня. Этот сюжет обыгрывали во всех возможных жанрах — от ироничного «Нас штрафуют, а мы крепчаем» до пафосного «Любовь к России посильней, чем штрафы в миллион рублей» и истерического «Сегодня штрафы и обыски – завтра ГУЛАГ».
На пятачке перед Петровским бульваром строились левые. Там же ходил заявитель митинга Сергей Удальцов, не снимавший темных очков-«авиаторов» даже в дождливых сумерках. Перед колонной левых организовали звуковую установку и свободный микрофон: Гейдар Джемаль призывал к интернациональной революции, активист из Липецка жаловался на команду властей не продавать им билеты до Москвы перед маршем, мужчина средних лет поминал «недобитков из белой гвардии», женщина с черной лентой на груди объясняла, что считает 12 июня траурным днем: «Потеряли великую страну». «Красные в городе! Красные в городе», — кричали время от времени в толпе. Дождь тем временем кончился, «рассерженные горожане» начали жаловаться на то, что Страстной бульвар под пекущим солнцем превратился в общественную баню.
В час дня колонны, наконец, пошли. В либеральных рядах двинулись под собственные аплодисменты, левые сразу же зарядили «мы здесь власть!» и «революция!».
Через десять метров стало ясно, насколько неудобный маршрут шествия согласовала организаторам «Марша миллионов» московская мэрия. Ни в одной точке маршрута нельзя было понять, сколько же собралось людей: хвост шествия терялся за домами, часть активистов пропадала из вида за деревьями. К тому же единый марш развалился на куски, заняв бульвар и проезжие части по обеим сторонам.
На пятнадцать минут люди встали на месте: по всей видимости, они ждали тех, кто продолжал проходить через рамки на марш с Пушкинской площади. Со стороны Трубной тоже подходили участники шествия, пропустившие общий сбор. Их было столько, что они заполнили Рождественский бульвар еще до того, как к нему подошли «Солидарность» и «Левый фронт». Полотнища националистов при этом виднелись почти на горизонте: они только выходили из-за поворота.
Из-за узких улиц шествие казалось совершенно бесконечным. Заведения по пути следования колонн были заполнены людьми с белыми лентами, за окном такие же горожане бесконечным потоком шли, шли и шли. Протестующие выходили из колонны, заходили в ближайшее кафе выпить кофе у барной стойки, а потом вновь присоединялись к шествию, которое продолжало тянуться по бульвару. В толпе шел бывший главред журнала «Большой город» Филипп Дзядко, увольнение которого многие сочли политическим. Дзядко не видел, что в двух метрах за его спиной вместо плакатов две девушки несли выпуски «Большого города» с надписью на обложке «Нас больше, чем кажется». Другая сторона Рождественского бульвара тоже была заполнена, так что протестующих и вправду было как минимум в два раза больше, чем казалось.
Проспект Сахарова заполнили наполовину к тому моменту, когда «политические» колонны еще только подходили к станции метро «Чистые Пруды». В толпе сделали живой коридор для беременных и для пожилых женщин: им организаторы предлагали не стоять в душной многотысячной толпе, а пройти в зону перед сценой.
Начался митинг. Со сцены Удальцов заявил, что он сделал свой выбор между «Маршем миллионов» и допросом в Следственном комитете. «Я здесь! А следователи подождут!» — прокричал Удальцов и, вызвав ликование толпы, сообщил, что протестовать «против репрессий» вышло «больше ста тысяч человек».
В ряду митингующих атмосфера тем временем накалялась. Организаторы начали запускать в зону перед сценой граждан из первых рядов, того же потребовали и националисты. «Дайте слово русским!» — вопили они, пытаясь снести заграждение и прорваться к сцене. «Уважаемые граждане, предупреждаем вас: не нарушайте общественный порядок, уважайте других граждан!» — срываясь, орал в мегафон человек из службы безопасности митинга. Его голос звучал сколь громко, столь и беспомощно. Националисты продолжали требовать допустить их до сцены, где, рыча, выступал политик Борис Немцов.
«Предлагаю ограничить срок полномочий президента на 2 срока по 4 года. Голосуем! Поразительно демократично! Единогласно! – говорил Немцов и предлагал сценарий развития событий. — Уже к осени на улицы выйдут миллионы наших сограждан, у меня нет никаких сомнений в этом!»
«Немцов – Иуда! Немцов – Иуда!» — орали националисты в первом ряду.
«Про-во-каторы! Прооо-воо-каторы!» — отвечали им стоящие рядом граждане, и их скандирование звучало как слово «перевыборы». Крики заглушались воем сирены, которую кто-то включил на мегафоне. Прибежавшие полицейские в белой форме стояли в стороне, не понимая, что им делать.
Немцова на сцене уже сменил трогательный Сергей Мохнаткин в белой рубашке. «Я уверен, что так же, как когда-то вы вытащили меня из тюрьмы, вы сможете вытянуть Россию из этого болота», — говорил Мохнаткин.
Наконец передали слово одному из националистов — Ивану Миронову, известному по делу о покушении на Анатолия Чубайса. Он зачитывал письмо от одного из правых активистов, находящегося в заключении. «Нет такого человека, который бы не боялся репрессий… Но только в тюрьме можно понять, что свобода того стоит», — читал с листа Миронов.
Ведущая Евгения Чирикова объявила со сцены, что сотрудники полиции вручили повестку на допрос в пять вечера в Следственном комитете Борису Немцову (накануне оперативники не смогли найти его дома, говорилось в официальном сообщении ведомства).
Дмитрий Гудков обрадовал собравшихся тем, что, по оценке полиции, их вовсе не больше заявленных 50 тысяч, а всего 22 тысячи человек, то есть штраф платить не придется.
Новая активистка Алиса Образцова из движения «Оккупай Москва» вспоминала об участницах группы Pussy Riot, находящихся в СИЗО. Выступал и раскаявшийся полицейский Роман Хабаров. «Многие сотрудники полиции часто интересуются в разговорах со мной, когда же будет революция. Они носят оружие: они рассуждают так. Но наш протест мирный», — говорил Хабаров. Три полицейских, стоящие под липой, слушали его, стараясь не подавать вида, что им интересно. Выходил на сцену и учитель с большим красным карандашом, говоривший, что у работников сферы образования тоже лопнуло терпение.
В четыре часа дня Чирикова зачитала гражданский манифест, который сводился к требованиям, по сути повторявшим резолюции предыдущих митингов «За честные выборы». Толпа поддержала план, включавший отставку Путина, новые выборы парламента и поправку к Конституции, запрещающую третий президентский срок.
«Мы 99% против 1% узурпировавших власть! Мы за честную власть! Мы за свободную Россию!» — закончила Чирикова и отпустила в воздух зеленые шарики, предварительно заявив, что это «символ надежды на новую Россию». Из-за ветра шарики запутались в декорациях. Сцену начали готовить к концертной части мероприятия.
Играли остро-политический рок, который поняли далеко не все участники протестного движения. Люди начали уходить почти сразу, тем более что снова испортилась погода и подул резкий ветер. За считаные минуты стемнело и похолодало.
Впрочем в первом ряду никто расходиться не собирался. Так, пожилая женщина, держа в руках пакет с надписью «Референдум», приплясывала и с благоговением смотрела на сцену, где Глеб Самойлов пел песню с припевом «Содомия! Мамма миа!».
К моменту, когда Самойлов закончил свое выступление, проспект Сахарова поливало уже как из ведра, а над головами митингующих сверкали молнии. Техники спасали аппаратуру. Кусочек растяжки «Россия будет свободной» оторвался от крыши сцены.
Первые аккорды песни «Устрой дестрой» Noize MC заглушили раскаты грома. Люди расходились. Перед сценой плясала промокшая до нитки молодежь.
