— Не понимаю я их, — говорит северный осетин Альберт о жителях Южной Осетии. — Странные они все.
— В чем?
— Не знаю, как сказать... Вот есть на Украине хохлы. А есть бендеровцы.
— Бендеровцы — это южные осетины?
— Да...
На битых «Жигулях», собранных, по словам владельца, вручную, мы едем по горной дороге Владикавказ — Цхинвали. Дорога извилиста. Из-за крутого поворота то и дело выскакивают навстречу грузовики и легковушки. Таксист Альберт слегка сбавляет скорость, но потом вновь выводит машину на 80 км в час. Я пытаюсь найти ремень безопасности. Он оторван.
— Зачем тебе ремень? — спрашивает водитель. — Здесь сначала врежемся, потом вниз упадем.
По дну ущелья бегут горные речушки, все с приставкой «Дон».
На берегах речки Цми-Дон Российская армия проводит учения «Кавказ-2008». Они начались около недели назад, аккурат тогда, когда между Россией и Грузией началось последнее противостояние на южноосетинском направлении. Тогда же Москва впервые в истории призналась, что наши боевые самолеты вторглись в грузинское воздушное пространство. Минобороны сказало, что с конфликтом учения никак не связаны.
Зато с ним связан сценарий учений. По замыслу военных, вероятный противник преодолевает Мамисонский перевал (фактически граница двух Осетий) и пытается идти по второй, резервной дороге, по направлению к Владикавказу. Дорога еще более крутая и крыта щебнем. По бокам в землю вкопаны танки и САУ. Их стволы подняты к небу и нацелены на перевал.
Солдаты лежат на траве возле танков. Потом им приносят еду — хлеб и рисовую кашу. Войска к еде не приступают, ждут тушенку. Кто-то смотрит по сторонам в прицел.
— Будет война? — спрашиваю у Альберта.
— Не будет никакой войны, — уверенно отвечает он.
Пересекаем границу Южной Осетии. За таможенным постом четырехкилометровый Рокский тоннель. За ним все непризнанное.
— Ну точно бендеровцы, — говорит Альберт по-русски, когда на военном посту «Жигули» останавливают южноосетинские бойцы. Двое юношей, переговариваясь гортанными голосами по-осетински, с ногами в пыльных берцах забираются на заднее сидение.
— Не хотел брать, так все равно залезли, — ворчит водитель.
Впрочем, на Кавказе не принято надолго обижаться. Через десять минут становится ясно, что мой водитель и один из бойцов — родственники.
— Его дед и мой братья были, — сказал Альберт.
В дороге попутчики рассказывают о буднях границы. Со слов 17-летних юношей, называющих себя «южноосетинским спецназом», дни проходят одинаково, так же как и ночи. В светлое время суток посты скучают, а ночью начинается стрельба из автоматов. Пули летят со стороны грузинских позиций. Стрельба не прицельная, но иногда пули в кого-нибудь попадают.
— Отвечаете?
— Русские командиры запрещают стрелять в ответ, — говорит один из бойцов с грустью; помолчав добавляет: — А я стреляю.
— Будет война?
— Будет, — отвечают оба с улыбками.
Весь Цхинвали заставлен большими билбордами. Над городом колышутся баннеры. Эдуард Кокойты и президент еще одной непризнанной республики Приднестровье Игорь Смирнов стоят рядом и со значением смотрят вперед. «Плечом к плечу, — говорит плакат. — К заветной цели». Так республика отмечает «Год Приднестровья в Южной Осетии». Из-за заветной цели Цхинвали похож на военный городок. Все мужчины работают в милиции или служат в войсках. Фасады домов в отметинах от пуль. Многие прохожие в камуфляже. По улицам иногда проезжают броневики миротворцев.
Работать в милиции в условиях, когда работать негде, — хороший способ выжить. Платят здесь немного, около 7 тыс. рублей в месяц. Все мечтают стоять на дороге Цхинвали — Владикавказ. Причем на североосетинской стороне.
— По трассе спокойно проехать нельзя, — говорят жители. — Всем «воздух тасани» («воздухом» здесь называют деньги; «тасануть воздух» — заплатить денег — авт.). Снимают за все, а когда не за что — просто так. Вот везут тебя, журналиста. Тоже заплати. Чтобы пойти в менты — надо дать. И еще иметь влиятельного родственника. Потому что если ты такой хитрый и кинул им, то побудешь ментом, пока деньги, что ты внес, не отобьешь. А отбил — и сразу увольняют: пока, всего хорошего. Родственник нужен.
В фешенебельной гостинице «Алан» живут российские журналисты. Съемочные группы томятся в ожидании войны или смены, которую не посылают по нескольку недель.
По приезду в Цхинвали российские миротворцы пугают корреспондентов, чтобы те случайно не заехали на грузинский пост, не имея грузинской аккредитации. Пугают тюрьмой. Говорят, что в Гори сейчас находятся уже 20 осетин, обвиненных в переходе госграницы и шпионаже (по официальной информации властей непризнанной республики, таких осетин четверо).
— Будет война? — спрашиваю в третий раз, теперь у российских «голубых касок».
— Х... знает.
Слово «провокация» кажется самым употребляемым в городе. Грузин обвиняют во всем. Больше всего боятся не военной силы, а какой-то хитрости. Вспоминают такую историю: осетинские военные купили у грузин машину с заложенной бомбой. Одному оторвало ноги.
Как провокацию в Осетии рассматривают и последний случай. Осетины задержали жителя Грузии. В 1989–1992 годах Тимур Гогинашвили воевал в составе грузинских вооруженных сил. И кого-то убил. Южная Осетия предъявила ему обвинение в «зверском убийстве». В ответ у села Мредви в ночь на понедельник грузинские военные задержали четверых осетин, ехавших по своим делам на автобусе и легковой машине. Двоих вскоре отпустили, а оставшихся предложили обменять на своего.
Переговоры зашли в тупик довольно быстро. Осетины уже успели предъявить грузину обвинение в убийстве и менять уголовника на заложников не захотели.
— Если сейчас согласиться на обмен, так оно дальше и пойдет. Будут хватать любых людей, чтобы потом их менять, — говорили в коридорах бывшего обкома партии, где располагается правительство республики.