Цивилизация
Уход из жизни бывшего мэра Москвы Юрия Лужкова вновь пробудил воспоминания о том, какой была столица в его эпоху. Общественная дискуссия о том, как изменился облик города при мэре, возглавлявшем его 18 лет, прекратилась лишь в тот момент, когда столица стала обретать новое лицо — теперь уже при нынешнем градоначальнике Сергее Собянине.
Но и сейчас перед глазами москвичей то и дело вырастают образцы архитектурного стиля, называемого «лужковским», который принято было критиковать — безвкусные здания, среди которых выделяются такие яркие сооружения, как торговый центр «Наутилус» на Никольской архитектора Алексея Воронцова.
Правда, теперь мы можем понять, какие цели на самом деле преследовал Юрий Лужков, перестраивая Москву, и почему вышло так, что ее заполнили дома, обезображенные башенками и балясинами.
Торговый центр «Наутилус» на улице Никольская в Москве, 2012 год
Руслан Кривобок/РИА «Новости»Противник «лужковского» стиля, автор книги «Архитектура Москвы 1989-2009. Путеводитель» Николай Малинин сегодня объясняет «Газете.Ru», к чему стремился мэр Москвы, при котором были выстроены здания с элементами классицизма, барокко, рококо и модерна. По его мнению, для бывшего мэра появление стиля архитектуры его имени было попыткой создать образ власти. «Этот образ был парадоксальный, потому что, с одной стороны, он пришел на волне всеобщей тоски по России, которую мы потеряли, по тому, что у нас было до 1917 года, — говорит Малинин. — Лужков пришел на волне такого массового поворота в историю, как и во всем мире, постмодернистского, который у нас принял свои любопытные черты».
Николай Малинин предполагает, что мэр Москвы пытался восстановить «ту линию, которая была прервана», и при этом начать жить так же, как живут во всем мире. «Мы не знали других путей, кроме как оглянуться назад, и на первых порах Юрий Михайлович и пытался осуществить это возвращение. Другое дело — что, скажем честно, ему не хватало вкуса», — считает он.
Того же мнения придерживаются и другие специалисты — в частности, архитектурный критик Григорий Ревзин. Еще в 2013 году, обсуждая «лужковский» стиль в архитектуре с журналом «Афиша», он предположил, что градоначальник пытался вернуть Москве ее прежний, дореволюционный образ. «Мне кажется, очень важно, что лужковская архитектура начинается с восстановления храма Христа Спасителя, — сказал тогда Ревзин. — Это такая грандиозная утопическая штука, которая заключается в том, что мы почти мистическим образом зачеркиваем 70 лет коммунизма. Храм даже освящали в праздник Преображения. И общая идея была в том, что сейчас мы все резко преобразимся».
Нельзя отрицать, что здания с избыточным декором, которые не нравятся ни специалистам, ни самим горожанам, привыкшим отзываться о них презрительно, отражали вкусы самого градоначальника. Однако создавал их не он, а архитекторы.
«Лужковской архитектуры не было и нет. Я никогда не являлся специалистом в области архитектуры, я всегда слушал экспертов и никогда не навязывал свою точку зрения», — говорил сам Юрий Лужков в 2016 году в беседе с изданием Life.
Однако архитектор Сергей Ткаченко, создавший, например, жилой комплекс «Патриарх» в Ермолаевском переулке и нелюбимый искусствоведами Дом-яйцо на улице Машкова, в разговоре с тем же медиа утверждал, что Юрий Михайлович давал прямые указания в отношении тех или иных проектов. «Лужков настаивал на шатровом завершении здания на площади Павелецкого вокзала, — приводил пример архитектор. — У меня даже сохранились рисунки с пририсованной его рукой башенкой сверху».
Дом-яйцо на улице Машкова в Москве, 2019 год
Мария Девахина/РИА «Новости»Сейчас Сергей Ткаченко оправдывает свои архитектурные решения тем, что они нравились градоначальнику. «Вкусовщина, примитивный декоративизм, историзм, побольше «кокошников», завитушек, — ему это нравилось. Никто не хотел портить с ним отношения и говорить, что это больше походит на балаган, а не на новый облик Москвы», — объяснял он Life.
«Лужков никогда ничего сам не рисовал, — говорит, однако, архитектор Дмитрий Бархин «Газете.Ru». — Он мог ничего не понимать в архитектуре, но когда к нему приходили с проектами, надувая щеки, он соглашался, потому что их хвалили сами архитекторы».
Люди, способные спроектировать здание в неоклассическом стиле, были — однако проекты заказывали не им, а автору торгового центра «Наутилус» Алексею Воронцову, Михаилу Михайловичу Посохину, воссоздававшему Храм Христа Спасителя и парк «Царицыно», Павлу Андрееву, перестраивавшему в 2004-2005-м «Манеж». «Он разглядеть не умел, не умел вытащить, — говорил «Афише» Григорий Ревзин. — Каждый раз Лужков удивительным образом проходил мимо тех фигур, которые в принципе делали буквально то, что он хотел, только очень хорошо. [Михаил] Филиппов, [Михаил] Белов — это люди, у которых был тот же посыл, только они хотели это делать со вкусом».
Проблема Лужкова была в том, что у него не было возможности вернуть Москве утраченный ею образ, сложившийся к началу Великой отечественной войны из-за того, что он не обращался к людям, способным на это.
«Лужкову не на кого было опереться в его попытке вернуть его любимому городу образ довоенной Москвы, — объясняет Дмитрий Бархин. — Тогда работали выдающиеся мастера советской архитектуры первого и второго поколения послереволюционного СССР, которые выполнили станции московского и ленинградского метро, здание Днепрогэс, высотные здания Москвы. Лужкову могло показаться, что он сейчас откроет дверь в мир архитектуры и увидит, что его ждут все те же вдохновленные лица архитекторов. Но он оказался в пустоте — увидел, что не с кем работать… Он ткнулся к одному. к другому, к третьему и кроме льстивой улыбки и робкого блеяния, он не услышал ничего, ни одного предложения, достойного столицы».
Как полагает Дмитрий Бархин, в годы правления Лужкова создавший ряд домов в неоклассическом стиле — в частности, здание банка на Новинском бульваре, 3, виноваты в том, что «Лужков испортил Москву», непрофессиональные архитекторы, которым заказывали проекты благодаря тому, что они умели понравиться или имели шанс пройти Москомархитектуру.
«Ругать Юрия Михайловича Лужкова — это самая последняя задача, которую мог бы поставить перед собой не только журналист, но и архитектор, — говорит Бархин. — Он был широким, веселым человеком.
Но разве он должен был говорить архитекторам, что у них плохо нарисованы детали на таком-то и таком-то здании? Разве он предлагал архитекторам завершать дома никому не нужными и плохо нарисованными башенками, за которые теперь Лужкова ругают?
В конце концов, разве сам Юрий Михайлович рисовал весь тот ужас, который теперь связывают с временем его бытности в качестве мэра Москвы? Нет всего этого кошмара Юрий Михайлович не рисовал. Он вынужден был выбирать и того, что ему предлагали архитекторы. А предлагали ему ту жвачку, которую архитектурой назвать не поворачивается язык. К нему приходили с преклонением — и страхом, что выгонят».
Дмитрий Бархин называет архитекторов, создававших безвкусные здания с башенками, «рвачами и хапугами, которые были готовы выполнить по указанию мэра все что угодно» — в проектных институтах Москвы крутились в 2000-е огромные деньги, ради которых они были готовы рисовать башенки и «кокошники». Подстраивались они под запросы заказчика или инвестора, у которого, как правило, не было хорошего вкуса и, тем более, профессионального образования. «И поэтому появляются ужасающие комплексы вроде комплекса «Красные холмы» на Павелецкой, в котором скороварка спорит с кофемолкой, да еще видной с Красной площади!», — возмущается он.
Бедой бывшего мэра Москвы, по мнению архитектора, было отсутствие независимых экспертов, которые могли бы оценить проект и отличить профессионального архитектора от проходимца. «Заказчик-инвестор должен иметь советников, но не кормящихся с руки, а независимых экспертов, которые могли бы ему подсказать, с кем ему надо работать, а с кем нет, если у самого не хватает времени разобраться в этом непростом деле», — заключает он.
