Цивилизация
Предыдущие части: «Как мы пересекли Атлантику», «Маленький, но крайне важный городок», «Так вот где он, Затерянный мир»).
Колыбель-гамак мерно раскачивается из стороны в сторону, но очередная волна ударяет в нос кораблика, и я сталкиваюсь с соседом. Немудрено: гамаки висят на таком расстоянии, что даже в общей кровати на тридцать человек лежать теснее сложно. А здесь – ничего, висим, и если умудриться правильно лечь, то даже появляется личное пространство. Качаются колыбельки для взрослых людей. За бортом гуляют мутные воды прекрасной реки.
Амазонка. Река из детских фантазий, овеянная романтикой дальних странствий, где-то в одном ряду с Лимпопо и Книгой Джунглей. Амазонка. С красивыми воительницами и маленькими индейскими племенами. Амазонка, тенистым уголком, прикрывшись от остальных мечт завесой тайны, текла ты в моем сознании, ожидая своего часа. И он пробил.
Теперь, в нашем великом веке, нет ничего особенного в том, чтобы проплыть по Амазонке. Приехать в нужный город. Купить билет, взойти на борт, усесться в кресло... И плыви себе, наслаждайся. Так ведь?
Но великая река не притягивала бы к себе столько странников, если бы все было так просто. Это же Бразилия. Мне не слишком повезло: светлые глаза и рыжие волосы однозначно выдают во мне путешественника, поэтому к покупке билетов приходится привлекать нашего местного друга, в результате чего цена магическим образом падает раза в полтора. Каюты, впрочем, дороги в любом случае, поэтому наш выбор – палубное место, два крючка под гамак на человека. Как, у вас нет гамака? Глаза Франциско при этой фразе удивленно расширяются, и в них появляется легкое сомнение: не обманывает? А как они вообще без гамаков живут?..
Итак, следующее испытание – покупка гамака. Припортовые улочки бурлят восторгом, завидев покупателя. Гамаки из ткани и полотна, яркие и однотонные, в полоску или клеточку пестрят радужным ковром перед неискушенным взором. Где-то на периферии сознания на эту многоцветную картину крупными мазками наносятся тропические фрукты, все смешивается в безумный танец и пляшет кругами на сорокаградусной жаре. Гамаки, манго, бананы, гамаки, папайя…
Со слегка обезумевшим взглядом, прижав к груди ненаглядный тряпичный сверток, мы оказываемся перед пароходиком с округлыми бортами. Наверху уже покачиваются люди, хотя до отправления аж восемь часов. Скромно пристраиваемся на верхней палубе – и не успеваем прикрыть глаза, как вокруг начинается столпотворение. Стремительно, подобно вспышкам молний, штрихи гамаков множатся со всех сторон. С боков, ниже, выше – куда там советским коммуналкам! Жара опять начинает брать за горло, подгоняемая влажным дыханием реки.
Но вот раздался прощальный гудок, и пароходик попятился от причала. Как только воды Рио-Негро смешались с мутной водой Солимойнса и получили название Амазонки, заиграла громкая музыка, которая сопровождает все суда от рассвета и до глубокой ночи, все пять дней пути. Меня раскачивало в невесомости, в клубке гамаков, людей и звуков.
На третий день пути выявились закономерности: набор дисков был ограничен, и по звучавшей мелодии можно было приблизительно определить время суток. Каждое утро, чуть не подпрыгивая от ужаса, я просыпалась под жуткие крики из колонок. Эта песня, видимо, особенно полюбилась буфетчице, исполнявшей роль диджея, и тыц-тыц-тыц вперемешку с ором мы имели удовольствие слышать чаще других. Увещевания и просьбы хотя бы уменьшить звук успеха не имели. Мне по душе больше всего было предзакатное время, когда ставился диск с чуть более спокойными мелодиями и можно было наконец услышать собеседника.
А разговаривать здесь было с кем и о чем. Путеводители, советующие брать палубные места из-за неповторимого ощущения товарищества, абсолютно правы. Единственное, о чем приходится жалеть на верхней палубе (помимо оглушающей музыки), — это ограниченное количество языков, которыми владеешь. Я, к несчастью, почти ни слова не знаю по-португальски, и зачастую мне оставалось лишь наблюдать.
Первым из ярких персонажей нам явился смуглый бразилец, внешностью своей напоминавший не то мавра, не то льва Бонифация из детского мультика. Несмотря на суровый вид и внушительные объемы, он обладал каким-то дивным изяществом и, похоже, доброй и открытой душой. Приблизившись к нам, Бонифаций с ловкостью опытного моряка натянул клетчатый гамак и обернулся к реке. Его рубашка колыхалась на ветру, темно-синие брюки свободного покроя напоминали ночное небо тропиков. Сильные руки выдавали волевой характер.
Поначалу он показался нам неприступным и грозным, но уже на следующий день наше мнение изменилось. Среди сотни людей всех мастей этот взрослый серьезный человек выбрал себе в друзья сорванцов-мальчишек. Объединив их за одним столом, Бонифаций с такой детской непосредственностью резался с ними в карты, что трудно было сдержать улыбку, глядя на это. Вдобавок ко всему прочему наш сосед раз за разом поражал своим проворством. Вздернув гамак почти под потолок, он непостижимым образом возносился на высоту полутора метров и издалека походил на колышущееся в такт волнам кучевое облако. Мы любовались им три дня, пока на одной из ночных остановок он не исчез так же внезапно, как проходит сильная гроза.
От нечего делать на остановках я часто стояла на борту, разглядывая снующих на пирсе людей. Торговцы пирожками и мороженым просовывали руки на корабль и призывно кричали. Грузчики работали быстро и споро, пассажиры не смущались помогать им перекидывать коробки на берег и обратно. Встречающие и провожающие жадно искали в толпе своих близких. Новые пассажиры здоровались с экипажем.
В липкой жаре Сантарема один из них выделялся из толпы. Молодой человек в залихватской капитанской фуражке и со связкой бананов в руке медленно и уверенно поднялся по трапу. На верхней палубе взгляды наши пересеклись, и он разговорился. Речь его была нетороплива, но оставляла странное впечатление, будто ему крайне хотелось выговориться, и он с радостью выкладывал нам свою историю. Калифорниец, приехавший в Бразилию учить детей, на Амазонку он приехал с конкретной целью. В местных племенах до сих пор сохраняются обычаи, связанные с древними верованиями, и одним из них является употребление галюциногенного напитка айяуаска. «Капитан» потратил две недели отпуска на расширение сознания — и, возможно, именно от этого глядел на всех чуть свысока и сбоку. Судя по всему, приобретенный опыт рвался наружу, и большую часть времени он проводил либо за рассказами, либо за макбуком, выплескивая переживания на белые страницы. В последний же день американец возомнил себя звездой Голливуда и, надев черные очки, часами наговаривал что-то на камеру планшета. На берег он сходил удовлетворенный, напевая мелодию из «Короля льва» и широко улыбаясь новым знакомым девушкам.
Из-за завесы гамаков выглянуло круглое и чуть удивленное лицо и вдруг, расплывшись в улыбке, помахало мне рукой. Эту японскую пару мы встречали уже в четвертый раз за путешествие, и для этого требовалось лишь мановение волшебной палочки судьбы: мы не обменивались контактами и не знали маршрутов друг друга. В разных городах Бразилии нас сводили вместе какие-то высшие силы, и мы не пытались им сопротивляться. Проведя бок о бок еще пять амазонских дней, мы счастливо распрощались на сходнях, чтобы через несколько часов узнать, что заселились в один и тот же хостел.
Компания молодых аргентинцев не выпускала из рук термосы и мате, пока на борт не поднялась француженка греческого происхождения. При виде одинокой девушки ни один из них не мог устоять на прежнем месте, и на некоторое время термосы были забыты под гамаками. За пару дней совместного плавания девичья кофта с открытой спиной, кажется, совершенно свела с ума одного из парней, и тяжко было смотреть на их горестное расставание перед прибытием в Белем.
В нижнем течении реки к обычным развлечениям-наблюдениям прибавилось еще одно. Безбрежные, напоминающие море перед грозой воды реки сменились узкими зелеными протоками. Лежа в гамаке, я листала книгу и время от времени поглядывала на воду цвета кофе с молоком, когда мы достигли первого домика на сваях, и от него отделилась гребная лодочка. Совсем крошечное дитя смело управлялось с широким веслом, быстро приближаясь к пароходу. С высокого борта навстречу ему полетел какой-то пакет. «Вот грязнули!» — выругался Сашка, решив, что кто-то избавился таким образом от мусора. Но за первой лодочкой появилась другая, третья — и пакеты стали лететь в воду куда чаще. Это христианские благотворительные организации снабжали местные племена необходимыми вещами.
Впрочем, не все из приближающихся суденышек рассчитывали лишь на «помощь свыше». Двое веснушчатых мальчишек пришвартовались к правому борту и развели оживленную торговлю: взамен монеток в толпу переходили бананы, свежие кокосы, маринованные стебли пальм и небольшие купуасу. Чем ближе к устью Амазонки мы приближались, тем чаще становились прибрежные деревеньки, малютки-лодочки и гости из них. Похоже было, что пароход является для них не только единственным способом заработать на карманные расходы, но и потратить эти деньги: выручив несколько реалов за фрукты, детишки тратили их тут же, покупая сладости в буфете.
К концу рейса гамачные соседи стали нам добрыми друзьями. Зачастую не зная имен, за глаза мы звали их исходя из разной длины гамаков (сосед «снизу» или «сверху»), их разных цветов («вон тот из розового гамака») или каких-то еще деталей. Атмосфера, созданная за пять дней одними безмолвными улыбками, переросла в совместное фотографирование и братание на память. Протоки шириной чуть больше парохода раскрылись навстречу устью Амазонки. Округлый борт пришвартовался к пристани Белема, были отданы концы. Из непобежденной грохочущей колонки лилась удалая бразильская песня. В этот день диски почему-то поменяли местами, и я с радостью отметила, что на берег ступаю под одну из полюбившихся «предзакатных» песен.
Еще до плавания по Амазонке, будучи в Манаусе, мы обедали с нашим бразильским другом в небольшом кафе. Хозяйка кафе, знакомая Франциско, с улыбкой посоветовала Сашке отведать ее необыкновенную рыбу. Судя по его довольному лицу во время трапезы, рыба и впрямь была хороша. Сеньора удостоверилась, что блюдо пришлось по вкусу, и после того, как он облизал последнюю косточку, что-то радостно затараторила по-португальски. Мы вопросительно посмотрели на Франциско. «Она говорит, что это особенная рыба. Всякий, кто отведает ее, останется на Амазонке. Навсегда.» Мы рассмеялись, подтрунивая над Сашкой.
В этот раз примете не суждено было сбыться: нас ждала дорога на юг, через всю Бразилию. Но как бы то ни было, пусть мы и не остались на Амазонке, она навсегда врезалась в память наших сердец. Широкими разливами и маленькими протоками, гостеприимными людьми и добрыми соседями, таинственными джунглями и крохотными лодочками индейцев.
