Цивилизация
— Почему вы заинтересовались танатопрактикой?
— Восемь лет назад случилась трагедия — мой муж погиб в ДТП. На тот момент мы только переехали в Великий Новгород (я всю жизнь прожила во Владивостоке). Я была знакома с мужем 12 лет, нам полгода не хватило до десяти лет официального брака. Но когда в морге мне выдали тело, я его просто не узнала. После похорон я задумалась о необходимости реставрации умерших, чтобы в день прощания они выглядели достойно.
— В чем необходимость вашей профессии?
— На похоронах родственники видят человека в последний раз — именно этот день запомнится навсегда. Многие отказываются идти на прощание, потому что хотят запомнить умершего таким, каким он был при жизни. Наша задача — сделать так, чтобы люди не боялись прощаться с близким человеком. Мы помогаем людям хотя бы чуть-чуть облегчить их боль утраты.
— Популярна ли ваша специальность? Сколько времени вы учились?
— В последние годы профессия набирает популярность, многие санитары морга стали переучиваться на танатопрактика (по-другому эта специальность называется «бальзамировщик»). Я учусь постоянно на протяжении восьми лет, ежегодно прохожу курсы повышения квалификации. Методы работы не стоят на месте, и хочется постоянно обучаться, чтобы делать свое дело еще лучше.
— Какое у вас первое образование?
— У меня есть высшее образование, но оно никак не связано с моей нынешней профессией, — я училась на менеджера гостиничного и ресторанного сервиса.
— Расскажите о ваших обязанностях на работе.
— Сначала — приемка тела и омовение, а дальнейшая работа зависит от сложности конкретного случая. Если это тело без реставрации, то я мою ему голову, делаю укладку и макияж по запросам родственников. Если попросят, наращиваю ресницы, делаю маникюр и педикюр. Затем одеваю и делаю либо легкий макияж, либо полную реставрацию, либо грим, — все зависит от сложности.
— Насколько востребованы услуги танатопрактика?
— Они не настолько востребованы, насколько хотелось бы. В нашем обществе вообще тема смерти табуирована, и многие просто не знают о нашей профессии. Мы — люди, которые остаются в тени. Хочется, конечно, делиться, рассказывать окружающим о том, что в нашей работе нет ничего зазорного. В первую очередь мы делаем человека красивым в день прощания с ним. Похороны — это его праздник, праздник умершего. И хочется, чтобы в этот день человек выглядел достойно. Как многие говорят: «Ой, хоть в загс веди, хоть на свадьбу». Очень дорогого стоит такое слышать от людей.
— Доступны ли ваши услуги?
— По Новгородской области за свою работу я беру от 5 тыс. руб. За самый сложный случай, когда нужно было собирать разлетевшуюся голову мужчины, я взяла 13 тыс. руб. Естественно, в Москве и Питере эти суммы нужно умножать надвое, а то и натрое. Есть брать для сравнения, чек судмедэкспертизы в нашем городе составляет от 2,8 тыс. руб. до 10 тыс. И то, что делают они за 10 тыс. руб., гримом или даже макияжем назвать сложно.
— Появились ли сложности с покупкой специальной косметики из-за санкций?
— Слава богу, нет, поскольку на базе Новосибирского крематория есть лаборатория, которая занимается разработкой косметики для умерших. Эта косметика очень хорошая и не имеет аналогов в мире. Она гораздо бюджетнее французской и британской, но по качествам ничуть им не уступает. Конечно же, многие санитары морга используют крем «Балет», как это было и 15 лет назад.
— Чем косметика для умерших отличается от обычной?
— Обычную косметику мы называем «гражданской». Она разработана для температуры кожи живого человека. На холодную кожу гражданская косметика просто не ляжет — она будет скатываться, сворачиваться и не перекроет ненужные нам нюансы. Попробуйте взять охлажденную курицу — звучит грубо, но тем не менее, — и загримировать ее обычной косметикой из масс-маркета. У вас ничего не получится.
— Каковы требования по работе с кожей умершего?
— Особых требований нет, главное — использовать специальную косметику, которая хорошо ляжет на кожу. После смерти функции кожи теряются, она теряет свою увлажненность, усыхает и становится тоненькой, как пергамент.
— Какой макияж для умершего чаще всего просят родственники?
— Как правило, родственники редко просят что-то конкретное. Я считаю, что макияж умершего должен быть нейтральным, в спокойных пастельных тонах. Хотя требования бывают разными. Недавно у меня был такой запрос: 92-летней бабушке попросили завить кудри, как у Людмилы Гурченко, накрасить губы помадой винного цвета и сделать маникюр в тон.
— Какой случай из вашей практики наиболее запомнился?
— Я помню все свои сложные случаи — каждый из них индивидуален и запоминается чем-то своим. Тяжелее всего, конечно, в нашей профессии переносится смерть детей. Мы тоже живые люди с эмоциями, у нас есть семьи, у многих — детки. И нет ничего хуже, чем смотреть на боль матерей, которые хоронят своих детей.
Два года назад я занималась подготовкой сразу троих деток дошкольного возраста из одной семьи. Первого января в нашем городе случился пожар в квартире, и трое деток угорели. На момент похорон их мама была под следствием, и ее не отпустили на прощание. И практически вся подготовка к церемонии легла на меня. Не было родственников, с которыми можно было поговорить, связь была только с соседями и мамочками из родительского комитета. Они дали одежду.
— Если у человека во время смерти на лице застыла какая-то эмоция, как вы это корректируете?
— У каждого человека лик смерти разный — и это не всегда приятно видеть. Как правило, на лице читается ужас, страх в глазах. Многие уходят с мучениями, и эта мимика сохраняется. Конечно, мы это исправляем — если рот открыт, мы его зашиваем. Для изменения мимики лица мы работаем путем массажей, то есть расслабляем мышцы и приводим их в необходимое состояние, чтобы лицо умершего было спокойным, как будто он спит.
— Изменяются ли методы работы в зависимости от времени хранения тела?
— Конечно, потому что могут появляться трупные пятна, особенно если в другом морге хранение было неправильным. Бывает, что тела приезжают фиолетовые, синие или цвета баклажан. В общем, если тело лежало долго и ненадлежащим образом хранилось, это мы тоже можем исправить. Только процесс будет более долгим и трудоемким.
— Если человек получил серьезные увечья, как вы обрабатываете раны?
— Если это ДТП, падение с высоты, огнестрельное ранение и прочие серьезные раны, мы восстанавливаем каркас черепа. То есть, мы заново его формируем, лепим кости, которые были раздроблены, дополняем недостающие фрагменты — и потом уже работаем с кожными покровами. Что-то приходится шить и клеить, а потом уже идет непосредственная работа с гримом.
— Безопасна ли ваша работа? Ведь в мертвом теле размножаются бактерии и присутствует вредный формалин.
— К сожалению, эта работа небезопасна. 60% людей нашей профессии имеют хронический туберкулез. Но если соблюдать все меры предосторожности, работать в перчатках, масках, очках и специализированных костюмах, проблем со здоровьем можно избежать. Так как я занимаюсь бальзамацией тела, с формалином я работаю ежедневно. На помощь мне приходят респираторы, очки и маска.
— Расскажите о форумах и конкурсах в ритуальном сообществе. Насколько участие в них важно для карьеры?
— Конкурсы в нашем сообществе проходят на базе Новосибирского центра. Отдельное спасибо его учредителю Сергею Борисовичу Якушину, который первым начал говорить о ритуалах погребения открыто. На базе центра происходит и обучение — мы повышаем квалификацию либо в Новосибирске, либо в Москве. В прошлом году я заняла первое место в конкурсе «Лучший танатопрактик России».
Я считаю, это очень важно для карьеры, потому что если не говорить о нашей профессии, о ней не узнают. Хорошо, что сейчас стали проходить форумы и выставки, посвященные погребальной культуре. В Новосибирске есть единственный в России музей смерти, который посвящает людей в погребальную культуру разных времен и народов. Конечно, смерть близкого всегда будет восприниматься как ужас и горе. Но я считаю, что человека мы должны провожать в последний путь с очень большими почестями.
— О чем вы думаете перед сном?
— Я живой человек, думаю о мирском, о каких-то семейных проблемах. Естественно, бывает, что я прокручиваю свой рабочий день и планирую что-то на завтра, особенно если была нелегкая выдача или мне предстоит провести гражданскую панихиду. Помимо того, что я занимаюсь танатопрактикой, я имею специальность церемониймейстера и провожу панихиды.
— Боитесь ли вы смерти?
— Своей смерти я не боюсь — и своим детям говорю, что в ней нет ничего страшного. Это такой же естественный процесс, как рождение. Он коснется каждого из нас, и бояться этого не стоит.
— А чего боитесь?
— Я маниакально боюсь высоты — и, как ни странно, смерти близкого человека. Самое страшное для меня — это то, что когда-то не станет моей мамы, которой сейчас 74 года. Очень боюсь, что когда-то она не ответит на мой телефонный звонок.