Цивилизация
После окончания московской средней школы в №346 будущая звезда «оттепельного» кино Юрий Никулин был призван на военную службу в 115-й зенитно-артиллерийский полк. Шел 1939-й год.
«Почти семь лет я не снимал с себя гимнастерку, сапоги и солдатскую шинель… Смешное и трагическое — две сестры, сопровождающие нас по жизни. Вспоминая все веселое и все грустное, что было в эти трудные годы — второго больше, но первое дольше сохраняется в памяти, — я и постараюсь рассказать о минувших событиях так, как тогда их воспринимал…» — писал он в своих воспоминаниях.
Молодых призывников привезли в Ленинград, и в ответ на дружное ликование начальство объяснило, что город готовится к войне, а на границе с Финляндией — напряженная обстановка. После инцидента на советско-финской границе, командование приняло решение о переходе в наступление. Началась артподготовка, в сторону нового врага полетели бомбардировщики и истребители. Наблюдательный пункт от батареи Никулина выставили в поселке Куоккала, который позднее был переименован в Репино — в честь русского художника, чья усадьба «Пенаты» была расположена поблизости.
в отдельном репортаже
Начальство объявило о запрете на потребление продуктов, которые солдаты найдут в финских домах, так как все они якобы были отравлены. Оцепенение в стройные ряды сослуживцев внес бочонок с медом, присланный с наблюдательного пункта: «Все стояли и смотрели на него со страхом. Обстановку разрядил длинный белобрысый разведчик Валя Метлов. Он зачерпнул мед столовой ложкой, отправил его в рот, а затем, облизнув ложку, авторитетно заявил: Не отравлено».
Батарея Никулина стояла под Сестрорецком. Когда советские войска прорвали финскую оборону в марте 1940 года, его часть оставили там же. В начале 1941-го на батарею приехал батальонный комиссар, который объявил об угрозы войны, назвав врагом номер один — Германию.
«Все мы с удивлением и недоверием слушали Спиридонова. Как же так? Только что с Германией мы подписали договор о ненападении, и вдруг разговор о близкой войне», — делился своими мыслями Никулин.
В Ленинграде жили его дальние родственники, которых он стал навещать в увольнительных. Они удивлялись его военной форме. Однажды один из гостей, заинтересованный международным положением, обратился к молодому солдату:
«— Интересно, что думает на этот счет военный? — Война будет, — сказал я спокойно, — ожидается в этом году. — Интересно, с кем же? — С Германией, — ответил я. Мой ответ вызвал у всех ироническую улыбку, а Борис (троюродный брат, — «Газета.Ru») сказал: «Войны не может быть. Надо газеты читать. У нас же договор с Германией»
У полковника, который жил на их наблюдательном пункте, служила домработница. Они с Никулиным «переглядывались, улыбались при встрече». Молодой солдат раздумывал о том, чтобы начать за ней ухаживать — следующая увольнительная приходилась на воскресенье, и они хотели провести его вместе. Но встретиться им в этот день не удалось, 22 июня 1941 года стало первым днем Великой Отечественной войны.
В ночь на 22 июня прервалась связь с дивизионным командованием. На своей линии солдаты аварии не обнаружили. Утром — после завтрака — Никулин с другом отправились на станцию с трехлитровым бидоном «покупать для всех пива».
«Подходим к станции, а нас останавливает пожилой мужчина и спрашивает: — Товарищи военные, правду говорят, что война началась? — От вас первого слышим, — спокойно отвечаем мы. — Никакой войны нет. Видите — за пивом идем. Какая уж тут война! — сказали мы и улыбнулись»
Уже на станции они увидели, как люди с растерянными лицами слушали у столба с громкоговорителем выступление Вячеслава Молотова. Поняв, что произошло, они немедленно отправились обратно: «Прибегаем совершенно мокрыми на наблюдательный пункт и видим сидящего на крыльце дома сержанта Крапивина. Он спокойно курил. Заметив нас, спросил: — Ну, где пиво? — Какое пиво?! Война началась! — ошарашили мы его»
На рассвете его однополчане увидели самолеты люфтваффе «Юнкерс Ju 88», которые шли на бреющем полете. Батарея Никулина первой в полку открыла огонь по воздушным силам противника. Уже после боевого крещения многие солдаты со смехом вспоминали детали отражения вражеской атаки, выходя из нервного шока.
«За годы войны я не раз видел, как люди, вылезая из щелей, стряхивая с себя комья земли и осознавая, что все обошлось благополучно — нет убитых и техника цела, — начинали громко смеяться. А многие изображали в лицах, кто и как вел себя во время боя», — вспоминал Никулин спустя много лет.
Мечты, связанные с демобилизацией, пришлось позабыть. Он с грустью думал о собранном чемоданчике, куда уложил записную книжку с анекдотами, книги, фотографии и письма из дома. Первые двое суток никто в 115-м зенитно-артиллерийском полку не спал.
***
3-го мая 1945 года полк Никулина занял латышский поселок Джуксте и стали ожидать общего наступления советских войск по всему фронту, о котором уже предупредили 8 мая. Наутро его с семью однополчанами, спавшими вповалку в землянке, с дикими криками растолкал разведчик Бороздинов.
«Мы смотрели на него и думали — уж не свихнулся ли он? Оказывается, Бороздинов кричал «ура». Он первым узнал от дежурного телефониста о том, что подписан акт о капитуляции фашистских войск. Так пришла победа», — написал Никулин в воспоминаниях.
Алкоголя, чтобы отпраздновать победу не было. От нахлынувшего счастья солдаты стреляли в воздух из автоматов, пистолетов и винтовок так, что «все небо искрилось от трассирующих пуль».
«Недалеко от нас стоял полуразвалившийся сарай. Поджечь его! Многим это решение пришло одновременно… Мы подожгли сарай и прыгали вокруг него — как сумасшедшие. Прыгали, возбужденные от радости…»
О радости того дня осталась запись в журнале боевых действий, одна из последних — в ней говорилось о капитуляции войск противника и подводился итог нецелевому расходу боеприпасов для салюта по случаю окончания войны. По-военному строгое числовое выражение счастья для его полка оказалось таким — восемь залпов и 32 снаряда.
