Цивилизация
15 февраля на Берлинском кинофестивале состоится мировая премьера фильма Резо Гигинеишвили «Заложники». В новой работе автор «Жары» и «Любви с акцентом» неожиданно обратился к жанру драмы, экранизировав потрясшую всю Грузию историю угона самолета — в 1983 году на это преступление пошли несколько молодых людей, мечтавших увидеть мир за границами Советского Союза. Перед премьерой «Газета.Ru» побеседовала с режиссером.
— Драма для вас новый жанр, страшно было за него браться?
— Не страшно. Когда я смотрел картины коллег, которые принято называть «серьезным кино», я никогда не испытывал комплекса неполноценности. Я с уважением относился к этим работам, но в тот период моей жизни меня увлекал комедийный жанр. Но вкусы мои формировались еще во ВГИКе в мастерской Марлена Хуциева.
Резо Гигинеишвили
Евгения Новоженина/РИА «Новости»В то время возможностей посмотреть хороший фильм было немного — либо затертая VHS-кассета, либо просмотры в 8 утра в учебном зале.
А дальше любой этап своей работы в кино я тоже воспринимал как образование. Вторым своим мастером я считаю Федора Бондарчука — я получил огромный опыт во время работы над «9 ротой». Здесь надо отметить, что мало кто доверил бы мне в 20 лет снимать масштабные экшен-сцены с ротой солдат и авиацией. Я научился у Федора не сдаваться, когда перед тобой встает огромное количество проблем, способных утянуть на дно и тебя, и всю картину. Увлечь съемочную группу, чтобы каждый чувствовал сопричастность процессу. На «9 роте» я понял, что режиссер не просто командует процессом, он глава большой кинематографической семьи — и на площадке, и вне ее.
— Найти деньги на «Заложников» наверняка было непросто?
— Знаете, слава богу, что с самого начала у нас не было денег (смеется). Процесс их поиска очень много нам дал. Мы участвовали во многих европейских питчингах и
с каждым разом снова и снова проговаривали, что за фильм мы собираемся снимать, причем делали это на разных языках.
Вопросы разных продюсеров и сейлс-агентов по поводу сценария снова и снова возвращали нас к тексту. Мы добивались того, чтобы история была доступной не только человеку, который знаком с советским или грузинским контекстом, но и мировому зрителю.
— Помните момент, когда поняли, что точно хотите снять это кино?
— Эту историю я знаю с детства.
До сих пор в годовщину трагедии в Грузии вспоминают о ней, в СМИ анализируют и пытаются понять, что же произошло тогда, более 30 лет назад.
«Заложники» — это наша попытка такого анализа. Возможность погрузиться в те годы, посмотреть, как жили люди и в конце концов попытаться разобраться в том, как распалась такая огромная страна, как Советский Союз. В начале 1980-х, смею вас уверить, никто не думал, что это может случиться. С другой стороны, я понял, что очень мало снято фильмов, посвященных этому вопросу.
Понимаете, когда случился захват самолета, виновников — героев фильма — судили и расстреляли, признав злодеями и врагами народа.
Потом, довольно быстро, контекст изменился: независимая Грузия, приход к власти Гамсахурдии. И этих молодых людей стали излишне романтизировать. Обе трактовки поверхностны для меня, спекулятивны.
— И что же случилось, на ваш взгляд?
— Границы закрыты — нам сейчас это сложно представить.
Например, Владимир Меньшов, снявший картину, получившую «Оскар», не мог поехать его получить.
Мы смеемся над шутками про заграницу из «Бриллиантовой руки», но, если вдуматься, это же извращенный юмор, я надеюсь, что мои дети не будут понимать этих шуток про «кока-колу пил? Софи Лорен видел?».
Мои герои — молодые люди, которые понимали, что за дверью есть большой мир, в который им нет доступа.
Люди созданы Богом с неотъемлемым правом на свободу выбора. Советская система лишила героев «Заложников» этих прав. Стоило ли из-за этого угонять самолет? Конечно, нет. Совершенное ими не находит оправдания ни в картине, ни в моем сознании, но это и не было целью. Наша позиция в том, что
все участники этой истории — жертвы.
Интересно, что прямо сейчас мы наблюдаем, какие волнения вызвала в обществе ситуация в Америке, куда вдруг ограничили въезд гражданам нескольких стран.
— Да, с этим связан очередной оскаровский скандал — иранский режиссер Асгар Фархади отказался ехать на вручение премии, даже если ему разрешат пересечь границу.
— Ну, это его дело и его право, хотя я бы поехал.
Я вообще считаю, что спортивное и культурное пространство не надо заполнять политикой.
Хотя уверен, что среди академиков и тех, кто будет присутствовать на церемонии, может быть абсолютно разное отношение к данной проблеме.
— Давайте вернемся к сюжету «Заложников». Считается, что захват устроили представители грузинской «золотой молодежи»…
— Да, говорят, «у них было все». А что все?
Двушка в хрущевке, возможность слушать The Beatles и сигареты Marlboro?
Как-то странно радоваться тому, что у тебя есть сигареты, правда? Считается, что Грузинская республика в СССР была наиболее либеральной, ей многое прощалось. Но в то же время если ты учился в художественной академии, то не мог рисовать, допустим, фиолетовой краской, потому что это «буржуазный цвет». Да что там говорить. У режиссеров не было прав на свои картины, у писателей — публиковать свои книги без цензуры, у мыслителей — говорить публично. Искусственно ограниченный человек воспринимает какие-то глупости типа кока-колы знаками свободы. И именно этот быт определил сознание, во многом именно он стал причиной трагедии.
— Есть два подхода к ретро: либо пытаться имитировать стилистику, либо снимать про то время по сегодняшним законам. Расскажите, как вы воссоздавали визуальный стиль той эпохи?
— Очень тяжело, конечно. Искали самолет, искали машины, костюмы. Плюс мы с нашим оператором Владиславом Опельянцем старались добиться уже во время съемок нужных цветов, чтобы потом не выкручивать их на постпродакшене.
Очень трудно было найти интерьеры, советскую мебель, квартиры, не переделанные под весь этот современный офисный ужас.
Вообще, когда я смотрю фильмы о прошлом, часто испытываю ощущение какой-то… ряжености. Для нас была важна скромность, что ли, без нарочитой игры в эпоху. Люди, которые жили в то время, говорят, что картина получилась убедительной.
— Как вы представляете себе зрителя этого фильма?
— Мы ориентировались на зрителя, который вне зависимости от возраста ищет не просто развлечений, а готов подключаться к истории и думать. У меня нет иллюзий, что фильм получит тысячи экранов, но я надеюсь, что картина попадет в нишу арт-мейнстрима. Плюс мы рассчитываем на международный прокат.
И сейчас в Берлине мы наблюдаем интерес западных прокатчиков.
— В советское время грузинское кино очень активно развивалось. В каком оно сейчас состоянии?
— При очень скудных ресурсах состояние грузинского кино прекрасное. Недавно у одной картины была премьера в Санденсе, одна победила в Карловых Варах, сейчас четыре фильма в разных секциях представлено в Берлине. Имена молодых грузинских кинематографистов знают в Европе, их фильмы ждут. Это вообще интересный процесс: из-за отсутствия большого внутреннего рынка происходит интеграция в мировой кинематограф.
