Два человека появляются из ниоткуда. Пять минут назад вам под расписку выдали маленький передатчик с большими наушниками, чтобы вы слушали, как под Пятую симфонию Малера зачитывается своего рода аудиотрейлер — отрывки из пьесы, спектакль по которой вам предстоит увидеть. Затем начнет звучать текст пьесы, но видно по-прежнему никого не будет. Или это только кажется... Вот у новомодной урны с раздельным сбором два неприметных пассажира, чуть шевеля губами, сортируют мусор. Это Максим Фомин и Сергей Волков, или Калле и Циффель, или, как они обозначены у автора, Высокий и Коренастый. Дальше вы будете наблюдать за их перемещениями с балкона (как в театре), они будут вашими соседями в зале ожидания, вместе с вами будут прохаживаться мимо торговых точек и заходить в кафе. Единственное, чем они будут отличаться, — это некоей старорежимностью речи.
«Разговоры беженцев» Брехт написал, сам будучи беженцем.
Действие происходит в стране написания, Финляндии, на вокзале в Хельсинки, в роли которого в данном случае выступает вокзал Ленинградский. В роли артистов массовых сцен выступят ожидающие отправления пассажиры, а вот полицейские и охранники будут казаться кем-то вроде конвоя. От него герои уже избавлены, однако, судя по их разговорам, это самое уже им далось немалой кровью.
Впрочем, герои пьесы не жалуются на жизнь и не растравляют свои раны: упоминания о зверствующих эсэсовцах появляются у Брехта лишь для иллюстрации тех или иных тезисов о мироустройстве, которыми обмениваются собеседники. А они горьки, трезвы и остроумны — и касаются взаимоотношений государства и индивида, мужчины и женщины, человека и документа, нации и ее фю… то есть лидера, взаимоотношений государств слабых и нейтральных с сильными, амбициозными и хищными. Никакого «запаха прошлых лет», болезненная, пугающая актуальность каждого произносимого актерами брехтовского слова красноречиво подсвечивается их растворенностью во вполне современной вокзальной повседневности.
И казавшееся поначалу странным решение поставить совершенно разговорную пьесу в виде бродилки представляется уже единственно верным.
Верным хотя бы потому, что театр и среда начинают работать друг на друга, причем даже сильнее, чем в знаменитой городской бродилке Remote Moscow, которую привез в Москву и оставил на память немецкий театр Rimini Protokoll. Вот в зале ожидания, удивленные появлением толпы в наушниках, пьесой заинтересовались несколько солдат, ждущих поезда: они с улыбкой прислушиваются к тому, что тихо (чтобы не тревожить пассажиров) говорят друг другу Высокий и Коренастый. Высокий встает на кресло, чтобы на весь зал вдруг продекламировать стихотворение собственного сочинения, — и получает от защитников страны заслуженные аплодисменты. Вы проходите по центральному залу — рассматривая игрушки, герой артиста Волкова на пару секунд отходит от заданного текста, замечает, что вместо мирных лего там продаются сборные БТР и КПП.
Наконец, спускаясь на самый нижний этаж вокзала, воспринимаешь слова одного из героев про всеобщую милитаризацию совершенно по-другому, когда видишь по правую руку небольшой военторг с витриной, увешанной флагами ВДВ.
Чрезвычайно выигрышный, неустаревающий материал тем не менее особо не давался в руки российским режиссерам: о планах на эту пьесу несколько лет назад говорил только Талгат Баталов, нынешний номинант «Золотой маски» (со спектаклем «Пустота», сделанным в Твери). У режиссера Константина Учителя тем не менее получилось — как раз ценой помещения обыденно-философских бесед в совершенно реальные обстоятельства.
Разочарованы будут только те, кто захочет увидеть здесь отражение кризиса с сирийскими и ливийскими беженцами, который сейчас переживает Европа, — просто будущие брехтовские Высокие и Коренастые из арабских стран пока только переживают обстоятельства, о которых потом смогут рассказать друг другу. Ну а Россия может не только насладиться своевременностью текста, но и его актуальностью для себя, ведь наша страна, кажется, переживает ровно те же проблемы, какие были у Европы более полувека назад.