Цивилизация
Минувшим летом режиссер и драматург Василий Сигарев («Волчок», «Жить») стал настоящим фестивальным героем. Сначала его ненормативная, но безумно смешная новогодняя комедия «Страна ОЗ» произвела фурор на «Кинотавре», а потом в рамках ММКФ прошла премьера документальной комедии »#крымнаш» — 15-минутного фильма, смонтированного из туристического видео, которое привезла с отдыха мать режиссера. Кроме того, осенью в Театре под руководством Олега Табакова Сигарев выпустил спектакль «Вий», в котором принципиально убрал из инсценировки гоголевской повести всю мистику. В преддверии выхода «Страны ОЗ» в прокат режиссер пообщался с корреспондентом «Газеты.Ru».
— Что сейчас происходит со «Страной ОЗ»? Есть ли у фильма прокатное удостоверение?
— Прокатного удостоверения еще нет, потому что мы очень хотим получить категорию «16+» — после того как мы запикали весь мат, хотелось бы снизить возрастной рейтинг.
— Слушайте, ну у вас там и без мата много интересного. Например, бард эякулирует на маленькую собачку...
— Но у него же ничего не видно! Кстати, когда Владимир Симонов ехал к нам сниматься, он думал, что в этом эпизоде надо будет сделать это по-настоящему (смеется). Он даже сомневался, соглашаться ли на роль, но его сын сказал, что многие артисты так делали, и он приехал. Очень удивился, когда узнал, что все будет понарошку, и успокоился — приехал очень перепуганный. У меня вообще многие актеры перепуганные были (улыбается).
— А Ройзман, как вы его уговорили сняться?
— С ним было легче всего: мы с ним дружим. Хотя ему самому было нелегко: у него тогда было как раз противостояние с губернатором. Он скрывал, что у нас снимается, чтобы нам не навредили. Хотя проблемы все равно были. Например, второй режиссер, чтобы получить разрешение, отправил городским властям наш календарно-постановочный план, написанный, скажем так, неформальным языком. В итоге там решили, что мы порнуху снимаем (смеется). Потом еще кто-то написал заявление, что в построенном для фильма киоске мы торгуем алкоголем. В итоге ситуация разрешилась, хотя мы даже думали уже менять город, уезжать из Екатеринбурга — так уперлись в эту стену.
— А куда уезжать? В Москву?
— Нет, Москва некинематографичный город, здесь очень тяжело снимать по многим причинам. Я вот сейчас живу здесь, но снимать все равно буду хотя бы в Подмосковье. Или в Белоруссии, или, может быть, в Литве. Там ведь тот же самый совок, но организованнее группы, проще выстроить съемочный процесс.
— Так, давайте вернемся к подбору актеров. Про Ройзмана понятно, а остальных было сложнее уговаривать?
— Ну, с кем-то пришлось подолгу договариваться. С Инной Михайловной Чуриковой, например. В результате она сказала Панфилову, что поехала куда-то лечиться, и приехала на площадку. А были, наоборот, актеры, которые сами напрашивались. Я, кстати, вообще сначала не хотел снимать звезд — это решение я принял в последний момент. Ко мне просто Маковецкий на «Кинотавре» пристал: сними да сними. Я ему предложил роль барда как раз, и начал набирать звезд. Потом я, правда, увидел Симонова и понял, что ему эта роль больше подходит. Вообще, снимать звезд было правильным решением, как я потом понял: это снимает с фильма чернушность, дает большую отстраненность. Если бы там были неизвестные актеры и играли очень точно, было бы куда хуже: меня и так уже опять обвиняют в чернухе.
Режиссер Василий Сигарев, получивший приз имени Григория Горина за лучший сценарий за фильм «Страна ОЗ», на церемонии закрытия XXVI открытого российского кинофестиваля «Кинотавр»
Руслан Шамуков/ТАСС— А как вообще получилось, что вы решили снять комедию? Все-таки первые ваши фильмы были от этого жанра максимально далеки...
— Мне сначала в кино было принципиально важно сказать о том, о чем сняты «Волчок» и «Жить». А так-то у меня много смешных пьес, и, вообще, я этот жанр люблю. Я вообще разнообразный, совсем не шизанутый на всякой жести. Она меня и не прикалывает сама по себе. Просто первые два фильма были для меня очень личными. В принципе, «Страна ОЗ» — это тоже личная картина, там все про меня. Накопилось огромное количество смешных, абсолютно реальных историй, а как их применить, я не понимал. Нужно было собрать их воедино. Вообще, комедию надо уметь смотреть, особенно русскую. Зрители обычно сразу начинают узнавать в героях себя и пугаются вместо того, чтобы смеяться. Просто поржать никому не хватает ума почему-то. Мне это странно, я, скажем, смотрю «Американского папашу», узнаю там себя, и мне очень смешно от этого, а большинству людей смешно смотреть не про себя, а про соседа.
— Но, с другой стороны, «Горько!» имел бешеный успех, хотя снят как раз про какие-то бытовые вещи.
— А я думаю, что половина зрителей и «Горько!» воспринимает не про себя, для них это такая экзотика — «свадьба в народе». В столицах эти фильмы смотрят как про иностранцев: мол, что там, в России, творится. У нас же давно в стране нет никакой целостности. Хипстерская Москва понятия не имеет, как живет остальная страна. Хотя я могу подтвердить: ровно так все и происходит. На скольких свадьбах я был, ни одна без драки не обходилась. Причем драки были и покруче, чем в кино, но вспоминать про них все равно смешно.
— Скажите, а снимать фильм вы начали еще до обсуждения и принятия «закона о мате»?
— Да, хотя я уже, когда писал сценарий, знал, что этот закон будет. Но это была моя принципиальная позиция. Я даже знаю, как закон принимался. Некий Станислав Говорухин обиделся на Яну Троянову, что она его послала по известному адресу на «Кинотавре». А послала Яна его потому, что он назвал ее шалавой после того, как она получила приз за лучшую женскую роль в «Волчке». А потом Говорухин посмотрел картину, и она ему так понравилась, что он предложил Трояновой роль. Тут-то она ему за шалаву и ответила. Тогда же примерно еще его «Weekend» обсмеяли на «Кинотавре». В общем, Говорухин обиделся, придумал закон о мате, притащил в Думу, где его, разумеется, приняли. Сделал он это, просто чтобы напакостить молодым кинематографистам. Но русский язык такого обращения не прощает, так что в историю Говорухин, я думаю, войдет исключительно как автор этого закона. Короче, я понимал, что придется запикивать кино. Мы, кстати, искали варианты сделать этот «пик» как-то оригинально, но «пик» в сознании уже ассоциируется с матом. Услышал — значит думай, какое там слово. Хотя я думаю, что у нас скоро и «пики» запретят: им же надо с чем-то бороться. И это не закончится, пока у нас министр культуры, который в культуре ничего не понимает. Фурцева в свое время говорила, что запрещать ничего нельзя, а с художниками надо разговаривать и объяснять, почему некоторых вещей делать нельзя. Закон превратил мат в запретный плод.
— Почему для вас мат был принципиален?
— Потому что мне нравился этот текст, я хотел, чтобы с экрана звучал именно он. И потом, у меня есть соавтор сценария — Андрей Ильенков, который сыграл Дюка, — а в его рассказах, на которых отчасти основан фильм, есть мат. Что мне, править его из-за каких-то законов? Ильенков, на мой взгляд, автор довлатовского уровня, если не мощнее. А Довлатова даже Говорухин не стал переписывать — пришлось запикать. Почему, кстати, интересно, раз уж он такой цензор (улыбается). У нас, кстати, был вариант озвучания, при котором «пищал» вообще весь фильм — очень смешно, но прокатчик был против.
— На какие результаты в прокате вы рассчитываете? Или вам как художнику это уже неважно?
— Нет, это очень важно! Я считаю, что если ты в кино вкладываешь сердце и душу, то его обязательно надо достойно выпустить. У нас этим редко кто занимается, особенно продюсеры, которые берут деньги у Минкульта. Я не знаю, на какую кассу мы можем рассчитывать: «Страна ОЗ» — это, конечно, не «Горько!». Но бюджет, уверен, отобьем, учитывая, что помимо проката есть интернет и телик.
— Расскажите теперь про короткометражку «#крымнаш», которую показывали на ММКФ и на петербургском фестивале «Послание к человеку».
— У меня мама вернулась из Крыма с диском, на котором было туристическое видео — его раздавали всем отдыхающим. Я, когда его посмотрел, очень смеялся: это полноценное законченное произведение. Просто фильм шел три часа, целиком нельзя было показать, поэтому я его ужал, подложил песню Ножкина «Я так давно не видел маму», «Беловежскую пущу» и Варум еще в одном месте. Из-за музыки, которая там в оригинале, особенно смешно было — непонятно, что это за стиль вообще такой. Не попса даже, а «Romantic Collection» что ли.
— «Страна ОЗ», как мне показалось, сделана с большой любовью к героям. А как вы относитесь к людям, которые появляются в кадре в «#крымнаш»?
— «Страна ОЗ» — это не сатира, не фельетон, я не смеюсь над ними по-злому, просто показываю. Это же все про меня. А к тем, которые были на этом туристическом видео, я тоже хорошо отношусь, но они для меня как зомби. «#крымнаш» — это зомби-комедия. Я с мамой смотрел полный вариант видео, и у меня в какой-то момент от смеха истерика случилась. Я не мог понять, как они могут так веселиться, когда рядом идет война, люди гибнут. В то же время отдыхающие в Крыму не виноваты, они просто не понимают, не знают по-настоящему, что происходит. Знать же можно по-разному: для одних эта война просто картинка из телевизора, а другие сердцем, душой понимают.
— Вы на «Кинотавре» говорили, что следующим фильмом будет хоррор. Это была не шутка?
— Нет, какие шутки, будет зомби-хоррор. Это вообще мой любимый жанр, я еще в детстве в тетрадке рисовал раскадровки. А Джордж Ромеро был любимым режиссером.
— С хоррорами, кстати, интересная история: в России их периодически пытаются делать, но получается пока не слишком удачно...
— Ну, фильмы про зомби — это, конечно, не совсем хоррор, тут надо уточнить. Это более сложный жанр: там и боевик, и драма, очень плотно замешано все. Плюс постапокалиптическое кино вообще всегда имеет очень сильную социальную составляющую. Это фильм про то, как весь мир стал абсолютно другим и в нем нужно как-то жить. В принципе, это то, в чем мы сейчас живем: все вокруг вдруг превратились в «укропов» и «вату». У меня зомби будут бомбить «Градами», потому что целый город инфицирован — ровно то же самое, что в нашей реальности происходит.
— А сценарий уже готов?
— Нет, пока только опорные точки. Я же вообще не торопыга: пока герои не заговорят внутри меня, не заживут своей жизнью, писать не начну. Может, и снимать начну только через два года. Будет полный метр и сериал — уже ведем переговоры с одним из каналов. Есть сюжет: мать сквозь зараженный мир едет за детьми в пионерлагерь. Для сериала будет отдельная линия — про то, что происходит с детьми в лагере.
— Кстати, о хоррорах. Вы же сейчас поставили «Вия» в Театре Олега Табакова. Почему решили вернуться в театр?
— Я вообще театр не особо люблю. То есть я учился в театральном институте на драматурга, понимая, что никакое кино мне не светит. Но в театре первый раз оказался на премьере спектакля по моей пьесе «Метель» — по Пушкину. В общем, когда я увидел, что там происходит, мне совершенно не понравилось. Театром занимаются все кому не лень — в кино бездарям сложнее пробиться. Поэтому обычно театр — это ужасное говно. Но мне мой учитель Николай Коляда сказал в свое время, что нужно несколько пьес, которые будут меня кормить. Я их написал, сейчас ставят по всей России — в Питере, кстати, неплохие постановки. Но «Вия» мне хотелось именно в театре сделать, показать, что муки совести страшнее любых ужастиков, я это и по себе знаю. У Гоголя же нет на самом деле никакой мистики — это все происходит у Хомы Брута в голове, потому что он паночку изнасиловал. Там, в повести, если внимательно читать, конкретно написано: когда Хома летает с ведьмой, старухой, но в тексте есть четкое указание, что он видит ее груди. То есть паночку по пьяни изнасиловали и убили. Я еще когда делал спектакль, думал о том, что мы живем без исторической совести, потому что это был бы ад, а не жизнь. Мы просто каяться еще не умеем, если бы один раз покаялись, было бы куда легче жить. Сейчас вот собираемся поставить памятник князю Владимиру, который был среди прочего насильником. Может, такими темпами и Чикатило когда-нибудь увековечим.
