Цивилизация
Что будет с Третьяковкой, рассказывает ее новый директор Зельфира Трегулова, возглавлявшая до этого государственный музейно-выставочный центр РОСИЗО (национальный оператор по организации и гастролям выставок в России и за рубежом). Свою нынешнюю должность она заняла в феврале 2015 года, сменив на посту Ирину Лебедеву, которую уволили с формулировкой «по инициативе работодателя». В числе претензий к прежнему директору, открыто высказанных директором департамента культурного наследия Минкульта Михаилом Брызгаловым, были «затягивание строительства второго корпуса Третьяковки», «скандалы вокруг музея», а также отсутствие «комфортной среды для посетителей, школьников, студентов, методистов». «Газета.Ru» пообщалась с новым директором и выяснила, какие изменения ждут один из главных музеев страны.
— С момента вашего назначения уже прошло какое-то время. Удалось ли сформулировать какую-то концепцию, как создавать «комфортную среду», о которой твердит Минкульт, менять выставочную политику?
— К этому вопросу нужно подходить системно. Дело же не только в том, что в галерее нет Wi-Fi, а выставочная политика нуждается в корректировке. И то и другое лишь составные части проекта серьезных преобразований в Третьяковке. Не разрушая всего того достойного, серьезного и проработанного, что уже сделано, они должны вывести музей на новый уровень.
— Как именно будет корректироваться выставочная политика? Последнее время Третьяковка демонстрировала преимущественно монографические выставки.
<1>— Да, действительно, самыми громкими выставками Третьяковки были монографии или такие проекты, как выставка произведений из собрания Костаки. Мне это тоже бросалось в глаза. Как правило, на таких монографических выставках кураторы, исходя из желания показать все, показывают слишком много. Поэтому сейчас нам нужно внимательнее подходить к вопросу отбора произведений, а кураторам как-то дисциплинировать себя и понять, что музейная выставка и подробнейший каталог — это не одно и то же.
Должен быть диалог между искусством, которое ты показываешь, и современной аудиторией. Словом, я буду стараться, чтобы каждая монографическая выставка несла в себе какой-то замысел, а не была просто подробной демонстрацией работ конкретного художника, даже если они были собраны со всего мира. Сегодня этого недостаточно.
— В какую сторону эта ситуация будет меняться?
— Когда мы стали смотреть наброски выставочных планов до 2022 года, там обнаружилось немало интересных с точки зрения идеи проектов, и они отнюдь не монографические.
В 2017 году, например, у нас в планах выставка «Оттепель».
Причем это будет не просто рассказ про суровый стиль, а серьезная, острая мультидисциплинарная выставка. Сегодня, то есть через 50 лет, мы уже способны понять, как много исключительного было сделано в этот момент —
это и кино, и архитектура, и музыка, да и сам дух и стиль той жизни, которую я помню еще из своего детства.
Кроме того, мы планируем выставку, связанную с историей Музея живописной культуры, который был расформирован в конце 1920-х (собрание русского авангарда, фонды которого после ликвидации в 1929 году переданы в Третьяковскую галерею. — «Газета.Ru»). Преимущественно вся его коллекция разошлась по региональным музеям, и
теперь наша задача — все это собрать и рассказать про один из самых первых музеев современного искусства.
Он был создан примерно на десять лет раньше Музея современного искусства в Нью-Йорке, например, первым директором которого стал Альфред Барр. Идея выставки была предложена Андреем Сарабьяновым, автором знаменитой Энциклопедии русского авангарда.
— Механизмы привлечения зрителей на эти выставки будут меняться? Пушкинский музей, например, активно созывает публику на свои конференции, публичные лекции и прочие образовательные мероприятия.
— Научные конференции в Третьяковке, разумеется, тоже проходят. Только что, например, мне положили на стол сборник материалов, выпущенный после «Третьяковских чтений — 2014».
— Да, но, кажется, они никогда не были массовыми…
— Вы затронули очень важный вопрос.
За те полтора месяца, что я занимаю эту должность, у меня создалось впечатление, что в галерее делалось гораздо больше, чем об этом было известно.
Месяц назад, например, мы представили в Институте искусствознания научный сборник, посвященный творчеству Николая Ге. На следующей неделе стартуют «Третьяковские чтения» 2015 года.
— Как сделать музей более дружелюбным по отношению к зрителю, чтобы избежать таких инцидентов, какой, например, произошел с выдворенным учителем? (В октябре 2014 года учителя рисования Павла Шевелева вывели из Третьяковской галереи полицейские, которых вызвали смотрители, обвинив его в проведении «незаконной экскурсии».)
— Надо сказать, что это болезненная тема не только для Третьяковки, но и для большинства музеев мира.
Попробуйте открыть рот в галерее Уффици и рассказать своей дочери и ее молодому человеку что-нибудь про итальянских художников.
Произойдет ровно то же самое. Я неоднократно ездила с Музеями Кремля, в которых работала до РОСИЗО, в специальные туры для музейных сотрудников, и все равно в каждом музее, к сожалению, приходилось брать лицензированного гида.
Под стенами любого музея дежурят толпы зачастую непрофессиональных людей, которые ловят неопытных посетителей. Страшно слушать, что же они им рассказывают.
Речь ведь идет не только о том, что музей теряет деньги из-за сторонних гидов. Проблема в том, что
под сводами музея произносится полная чушь, которая не имеет ничего общего ни с искусством, выставленным в залах, ни с историей. Здесь нужен индивидуальный подход, в особенности в случае с экскурсиями для школьников.
История с учителем, конечно, крайне неприятная. Очень жаль, что воспоминание о ней сохраняется до сих пор, хотя я понимаю, почему это происходит.
— Проблема, по вашему мнению, заключается в музейной политике или в конкретных сотрудниках, которые не готовы контактировать с посетителями на должном уровне?
— Это тоже системная проблема. Ведь помимо необходимых кадровых изменений нам предстоит еще долгая работа с теми, кто обслуживает посетителей: со смотрителями, гардеробщиками, которые, кстати, не являются сотрудниками Третьяковки — этим занимаются компании, выигравшие тендер.
Еще многое нужно предпринять, чтобы люди шли в музей с удовольствием и их поход не омрачался неприятными моментами — не важно, нахамили ли тебе в гардеробе или вымогают 20 рублей за вешалку (это, кстати, незаконно).
Все должно быть отлажено, но это дело не одного месяца. Мы даже готовы прибегнуть к аутсорсингу, потому что в России, к сожалению, программы развития музеев по-настоящему хорошо не пишет никто.
— Насколько радикальными будут кадровые изменения?
— Совершенно точно нужно будет привлекать молодых сотрудников, которые при этом понимают, что нельзя прийти и в одночасье все поменять. Ни для кого не секрет, что средний возраст научных сотрудников галереи довольно велик. Но главное — внимательно проанализировать ситуацию.
Если люди явно мыслят чересчур консервативно и проводят политику, которая не соответствует сегодняшним задачам музея, их нужно заменить. Ведь мы должны соответствовать ожиданиям и публики, и Министерства культуры.
Третьяковская галерея — один из шести особо ценных музеев страны. Это не какая-нибудь частная контора. Мы вписаны в общую культурную политику страны.
— Минкульт, с одной стороны, говорит о том, что «главный художественный музей страны так и не стал методическим центром», а с другой — попрекает бывшего директора отсутствием Wi-Fi и прочих атрибутов «комфортной среды». Что все-таки первично?
— Для музея важно и то и другое. Понятно, что Wi-Fi, кафе и магазины не могут быть первичной задачей. Но сегодняшняя реальность такова, что люди привыкли жить в комфортной обстановке. В перерыве между осмотром выставок они хотят проверить почту в телефоне или загрузить приложение, связанное с музеем. Понятно, что традиционные экскурсии, когда толпа в 20 человек окружает гида, говорящего на весь зал и перекрикивающего своего коллегу в другом его конце, устарели. Это абсолютно архаичная система. Люди сегодня в принципе отходят от практики коллективных посещений. Они хотят прийти с семьей и приятно провести время, заглянув в кафе или что-то прикупив в музейном магазине.
Их ребенка надо развлекать, чтобы он не канючил и кричал: «Пошли уже домой!» — а смотрел выставку вместе с родителями.
Поэтому мы будем менять формы преподнесения материала сегодняшнему зрителю. Они ведь не читают подробные экспликации, написанные сложным языком. В общем, мы стараемся идти по пути оживления формата экскурсии и при этом не скатиться в вульгарное следование не самым высоким людским потребностям.
— Кафе, магазины — это еще и дополнительный заработок для музеев. Могут ли государственные музеи в России сами зарабатывать, как вы считаете?
— Да, это возможно. Магазины — это серьезнейший источник дохода для множества музеев мира, самые показательные из которых — Метрополитен-музей в Нью-Йорке и Музей Виктории и Альберта в Лондоне. В последнем даже оформление магазина меняется четыре раза в год в зависимости от сезона.
В сложной финансовой ситуации, когда бюджеты только сокращаются, Министерство культуры ставит перед нами задачу повышать доходы, и это не абсурдное требование.
Понятно, что не надо следовать позиции «доходность любой ценой». Но правильно организованный магазин — это еще и имидж музея.
— Будет ли галерея менять свое отношение к городским акциям? Консервативные институции довольно сложно расшевелить.
— Да, я сразу же постаралась выстроить контакты с Музеоном и парком Горького, с музеем современного искусства «Гараж».
Третьяковка ведь расположена в самом сердце Замоскворечья и является частью важной культурной зоны, которая образовалась в последние годы вокруг Крымского моста.
В этом году будет столетие «Черного квадрата», и мы объединим усилия, чтобы сделать совместную программу и обмениваться посетителями. Сейчас уже существует велосипедный маршрут в Лаврушинском переулке, есть велопрокат на Крымской набережной. К «Ночи в музее» 16 мая мы готовим специальную программу, связанную и с русским авангардом, и с искусством 1960–1970-х.
— Как будет выстраиваться работа с архивом? Программа «Третьяковская галерея открывает свои запасники» будет продолжаться?
— Да, это очень важно, потому что у нас в запасниках хранятся, например, графика, которая не может находиться в постоянной экспозиции и подолгу выставляться, и скульптура. Может быть, эти выставки и будут камерными, но таким образом продолжается очень важная работа по публикации и представлению зрителям всей коллекции музея. Я знаю, что, например, Эрмитаж и Русский музей создают открытые запасники, но нам для этого необходимы новые пространства. В существующих условиях это, к сожалению, невозможно. Будем надеяться, что строительство нового здания как-то решит этот вопрос. Уже сейчас мы думаем организовать там гравюрный кабинет, в котором посетители смогут, как, например, в венской галерее Альбертина, получить доступ к редким произведениям графики.
