Театральная люстра слетает с потолка и приземляется… нет, все же не в зрительный зал, а на сцену, но особенно впечатлительные дамы в партере взвизгивают. Голос невидимого Призрака то доносится откуда-то с последних рядов, то что-то шепчет вам чуть ли не прямо в ухо. Белоснежные балеринки, понукаемые строгой мадам, репетируют свои партии, оперная примадонна необъятна, как шар земной, тенор не способен запомнить детали текста —
и, конечно, в момент, когда прима устраивает скандал и бросает спектакль, в рядах хористок обнаруживается юное дарование, способное спеть ее партию.
«Призрак оперы» Эндрю Ллойда Уэббера, только что впервые сыгранный на сцене Московского дворца молодежи, — спектакль не о театре. То есть не о таком театре, где люди служат, мимоходом выясняют отношения, в перерывах сидят в рабочем буфете, — но о мифе театра. О его призраке.
В основе мюзикла, мировая премьера которого состоялась в Лондоне в 1986 году (два года спустя он появился и на Бродвее), — одноименный роман Гастона Леру, сочиненный более ста лет назад. Не слишком популярный в России, во Франции он регулярно переиздается — конечно, не тиражами «50 оттенков серого», но все же вполне солидными — и перечитывается публикой. Упражнения в готике, сочиненные на заре ХХ века, — пафосные, трогательные и смешные — хорошо читаются сами по себе, но для театральных меломанов стали чтением культовым.
Потому что в «Призраке оперы» зафиксировано вечное противостояние людей, управляющих театрами (планирование, бюджет, афиша), и неукротимого духа музыки: быть может — певца, быть может — танцовщика или дирижера.
Собственно, роман чем-то схож с «Мастером и Маргаритой» — и любят его французы с той же извиняющейся интонацией, с которой сегодня в России принято говорить о «Мастере».
Если примадонна дурно поет, а дирекция ей потакает — найдется, найдется сила, восстанавливающая справедливость. Волшебная сила — пусть нам сто раз расскажут потом, что Призрак оперы — человек, спрятавшийся в глубинах сложно устроенного здания и изучивший все его закоулки. Мы согласимся, что да, он может прятаться в запутанных подвалах и нападать оттуда незамеченным,
но для того, чтобы в буквальном смысле заставить заквакать певицу на сцене, нужны все-таки магические способности.
И публика восторженно принимает «Призрак оперы» не только потому, что это отличная музыка (впечатляюще сыгранная оркестром под руководством Мариам Барской), и не только из-за харизматика Ивана Ожогина в главной роли. Но потому, что весь спектакль — мечта о чуде и справедливости.
Чуде театра — и постановщики сделали все, чтобы зритель сидел и ахал, и вертел головой, и восхищался, и вздрагивал.
Двойники, появляющиеся в зеркалах, нежданно свешивающийся с колосников удавленник, сияние огней подземного озера, по которому плывет лодка, — все работает, слаженно и отрепетированно.
Так, как бывает в лучших театрах мира — ну, например, в той же самой Парижской опере, где происходит действие романа и мюзикла.
В сюжете Призрак оперы опекает юную хористку Кристин (Тамара Котова), дает ей уроки пения и добивается ее дебюта на сцене, невежливо убрав действующую примадонну. Искренность и юное обаяние Кристин, ее свежий голос противопоставлены дурной театральщине ее титулованной конкурентки.
Но вот что занятно — Призрака интересует только музыка, только звук.
Сам старый театр как таковой — с пальмами и слонами в натуральную величину, с экзотическими нарядами и обязательной вставной балетной сценой (против которых в Париже безуспешно сражался, например, Вагнер) — его вполне устраивает и явлен публике во всем своем смешном великолепии. И это, между прочим, точное отражение вкусов значительной части меломанов, что в ХХ, что в XXI веке. Свежий голос находит поклонников, свежей режиссуре приходится труднее.
«Призрак оперы» ни с кем в театре не спорит (в отличие от главного героя), он рассказывает сказки — яркие, восхитительные и запоминающиеся; на выходе народ пытается спеть не только главную тему мюзикла, но и другие фрагменты — что бывает нечасто. Эти сказки хорошо звучат по-русски (над переводом работал Алексей Иващенко), воспроизведены отличным ансамблем певцов и ничуть не уступают лондонской версии. Конечно, они слегка печальны — гению музыки ничего не светит в личной жизни, девушка предпочтет гораздо более тривиального персонажа. Но какая же певица выберет жизнь в канализации, даже если там обитает ее педагог? Учителю — благодарность и поцелуй, руку и сердце — младому виконту.