Цивилизация
В прокат вышел фильм Абеля Феррары «Добро пожаловать в Нью-Йорк», в котором Жерар Депардье играет человека, похожего на Доминика Стросс-Кана, бывшего директора Международного валютного фонда и бывшего кандидата в президенты Франции. Конец карьере финансового чиновника положили сексуальные скандалы, в том числе арест по обвинению в домогательстве к горничной нью-йоркского отеля. Корреспондент «Газеты.Ru» поговорил с режиссером о Жераре Депардье и его российском паспорте, дружбе с Путиным и Фиделем Кастро, а также о том, что ни алкоголь, ни секс, ни наркотики не могут сделать человека счастливее.
— Зачем вам понадобился пролог, в котором Депардье играет актера, то есть самого себя, и рассказывает об отношении к персонажу?
— Это одна из тех вещей, которая родилась на съемках, а потом стала более уместной уже на монтаже. Я просто должен сделать фильм, я не могу заботиться об ожиданиях аудитории. Я не могу снимать фильм для людей, которые знают историю или думают, что ее знают, для тех, кто считает, что это фильм о Стросс-Кане.
Я должен снять его для неисчислимых эонов (эонами в буддийской космологии измеряются стадии существования Вселенной. — «Газета.Ru»), потому что через тысячу лет никто не будет знать, кто такой Стросс-Кан. Даже через десять лет его уже не вспомнят.
Какой-то очередной парень, про которого писали в газетах, — был большой скандал, что было потом уже неважно. Конечно, люди придут с большими ожиданиями.
— Не уверен, что сейчас в России многие без подсказки вспомнят, кто такой Доминик Стросс-Кан.
— Думаю, что Жерар в прологе очень точно излагает мое отношение к этому парню. В принципе, меня не интересуют эти ребята, я не очарован этими ребятами, и я не строю своего персонажа вокруг подобного человека. Мы творчески использовали эту историю, эту структуру, эту идею. И Жерару этот парень не близок, он ему не нравится.
Жерар — анархист, он сам так говорит в прологе, плевать он хотел на политиков, политики ему не интересны, профессиональные политики.
Причем, когда он говорит про политиков, он имеет в виду определенный тип парней. Жерар говорит: «Я актер, и как актер я играю этого человека». Так что вот мое послание зрителям: «Если ты пришел смотреть историю Доминика Стросс-Кана, тебе нужно уйти прямо сейчас, забирай свои деньги, пойди прочь и забудь о фильме!» В общем, это не история Стросс-Кана.
— Депардье сам по себе довольно беспокойный человек и от политики и политиков не так далек. Что вы думаете об этой стороне его личности?
— Вы знаете еще кого-то в мире, кто знаком с Путиным и Фиделем Кастро? Кто еще общается с Путиным и Кастро как с друзьями? Знаете кого-то, кто дружит с такими парнями? Это здорово!
Он творец, он актер, и он переступает черту. Но то, что он говорит, — это мощно. То, что он делает, — это мощно. Он просто показывает, что художники, писатели, журналисты так же могущественны, как самые могущественные политики.
Может быть, даже более могущественны, ведь нам же не нужно избираться. Как думаете? То, как он живет, — это его заявление миру. То, что случилось с ним во Франции. Он мне рассказывал: «Я заплатил 160 миллионов долларов налогов этой стране и больше ни копейки не отдам. Basta. Хватит. Забудьте, больше я этого не делаю».
— Это анархизм?
— Почему он так нравится людям, почему он настолько велик? Все мечтают о том, чтобы перестать платить налоги и послать правительство к черту, — он рвет свой паспорт и кидает его в лицо этому гребаному правительству. Все сидят в самолете, и стюарды не велят вставать с мест, — он мочится в гребаный бокал для шампанского. Все бы хотели так поступить, все думают об этом, Жерар просто делает.
— Он ведет себя как панк-художник, но предпочел взять паспорт у правительства, которое сажает таких художников.
— Ох, вам стоит услышать, как он говорит о Pussy Riot. Вам нужно услышать гребаную позицию Жерара об этом. У вас какая, вы на другой стороне, да?
— Мне кажется, это уже не про них история, а про политическое давление в России.
— Политическое давление в вашей стране? Она плоховато обошлась с Булгаковым и Солженицыным. Это просто такое место, где подобное — традиция. Жерар принял паспорт, но именно ваша страна его ему дала. Я бы посмотрел, как ему дают паспорт в США. Обама вручает Жерару американский паспорт — боже упаси… Просто не могу это представить. Так что это вопрос свободы. Кто принимает художника? Не моя страна, ваша страна.
— Это очень коварный вопрос — как выбирают художника, которому дают паспорт.
— Как зовут парня, которого он играл?
— Распутин?
— Да! Любой, кто может сыграть Распутина так же хорошо, как это сделал Жерар, заслуживает того, чтобы ему выдали российский паспорт.
— Все это причины, по которым вы выбрали Депардье на роль в «Добро пожаловать в Нью-Йорк»?
— Я никогда не снимаю фильм, если мы с актером не партнеры.
Я не выбирал его. Мы вместе решили снять этот фильм.
Я бы не стал его делать, если бы у меня сразу не было бы актера, понимающего свою роль, способного ее сыграть, близкого мне по духу, готового отправиться со мной в путешествие по работе над этим фильмом.
— С тем, что это кино не про политику, я полностью согласен. Для меня, например, это кино про ненасытность, про то, как человек пытается чем попало заполнить какую-то пустоту в себе. Вы сами что-то подобное испытывали?
— Знаете, сейчас я веду трезвый образ жизни, не пью, не принимаю наркотики, но в свое время был похуже, чем этот парень на экране, творил черт знает что и по части секса, и по части алкоголя с наркотиками. И могу сказать, что это паршивая жизнь. Действительно, кино, которое мы сняли, оно об этом. Вы правильно сказали, это пустота в жизни, духовная пустота. Если вы находите верный способ примириться с ней, жизнь становится намного-намного более замечательной.
— Но на экране лучше выглядит неверный способ? Кино про гармоничную жизнь вряд ли будет интересным.
— Так верный способ не нужно искать в кино, уж точно не в моем. Лучший способ жизни дается нам с самого рождения, надо сохранять его, находить путь обратно. Бухло, наркотики, азартные игры никуда вас не приведут. Человек рождается с тем, что потом всю жизнь ищет.
Жерар играет социопата, человека, которому на все плевать, который переходит все мыслимые границы.
Но когда он переступает последнюю черту, открывается возможность освобождения, искупления. Искупление — затасканное слово, но все же это именно то, что я хотел бы показать: как человек переступает черту, переступает внутренне через разрыв и оказывается по ту сторону своей зависимости. Было бы хорошо, если бы и зритель мог переступить через подобные зависимости, посмотрев на такого человека. Не знаю, возможно ли это, но сейчас мне интересно снимать кино про людей, которые прошли через искупление.
— Подозреваю, что нелегко было найти финансирование на подобный проект?
— Никто во Франции не захотел дать нам денег: ни Canal+, ни телекомпании. В конце концов деньги принес Жерар. Не знаю, где он их раздобыл: у своих друзей из Азербайджана, Чечни или еще где-нибудь. В итоге скинулись он, Паскаль Перес и еще компания Wild Bunch, есть там друзья-радикалы, но это все частные деньги. Преимущественно с вашей стороны мира.
— Зато никто не говорит, что делать?
— Знаете, на Винсента (Винсент Мараваль — продюсер, сооснователь Wild Bunch. — «Газета.Ru») иногда находит желание порулить, переступить черту. Но режиссер сам должен эту черту проводить, обозначать границы дозволенного, не позволять людям, которые дают деньги, вмешиваться в творческий процесс. То, что люди смотрят фильмы, еще не значит, что они сами могут их снимать.
— Как вам идея выпустить фильм во Франции в режиме «видео по запросу», без кинопроката?
— Это как раз решение Wild Bunch, я снял этот фильм, чтобы его показывали где угодно и когда угодно: на любой планете, с любого носителя, в том числе такого, какой еще не изобрели. Как только я закончил работу над фильмом, он перестает быть моим, становится вашим.
— Это в смысле интерпретации, но как тогда насчет пиратства?
— Пиратство отвратительно. По-моему, воровство — это воровство, грабеж — это грабеж. В десяти заповедях сказано: «Не укради». Я буддист, в Пяти обетах есть такой: «Не бери то, что не твое». Я не понимаю этого. Я же не хожу по домам и не хватаю, что плохо лежит, так какого хрена тащить мой фильм? Хочешь посмотреть? Заплати и смотри. Или так получится, что не будет следующего фильма, мне просто не дадут на него денег. Если что-то лежит в интернете, это еще не значит, что создателю нет дела до того, платите вы за кино или нет. Вы все равно крадете у того, кто это кино сделал. Да что тут рассуждать, воровство — это воровство. В некоторых странах за воровство, вообще-то, руки отрубают. Я так далеко не готов заходить, но не понимаю, почему всем плевать, когда воруют мои фильмы? В интернете же, как везде, несколько человек становятся дико богаты, остальные сгорают к черту.
— Ну, нам вот повезло, что ваш фильм в кинотеатрах покажут.
— Да, это хорошо, хотя и не очень доходно. Есть люди, которые нуждаются в кино, и есть люди, которые нуждаются в том, чтобы снимать кино. В каком-то месте эти потребности должны встречаться. Как буддист я бы должен был отстраниться от ситуации и сказать, что мне нет дела до всего этого, но я же хочу кино снимать, а чтобы снимать, приходится искать деньги, так что мне не все равно.
