Когда нью-йоркский галерист Рональд Фельдман в 1980 году подбивал Энди Уорхола создать портретную серию с персонажами из числа великих евреев, он подразумевал, что этот проект должен придать репутации художника некоторую фундаментальность. К тому времени Уорхол был уже давно и весьма популярен,
но его доверенный дистрибутор хотел превратить скандальную славу в устойчивое реноме классика современности.
Имеется подозрение, впрочем, что знатный поп-артист и без того был уверен в своем эпохальном влиянии на искусство ХХ века, однако за работу взялся не без увлечения. Незадолго до вернисажа в Еврейском музее Нью-Йорка он писал:
«Выставка должна быть простой, без прибамбасов, но мне кажется, что получится весело».
Предположения о том, что же имел в виду Уорхол под словом «весело», могут сейчас выдвинуть и посетители московской экспозиции. Вообще-то никакой особой игривости здесь не обнаруживается — правда, стоит учесть, что в Нью-Йорке 34 года назад были показаны по три варианта каждого портрета. Не исключено, что именно та полутиражная вариативность и забавляла автора.
В Москве все изображения представлены строго по одному: эта часть давнего арт-проекта принадлежит фонду предпринимателя из США Лена Блаватника.
Экспонаты, конечно, подлинные — в той степени, в какой манера позднего Уорхола может соотноситься с привычными понятиями об оригинале художественного произведения. Шелкографные принты на холсте, собственноручно и нарочито подправленные автором, — это и есть оригиналы, ничего «более подлинного» не существовало по определению.
Уорхол предпочитал конструировать подобные портреты на базе собственных поляроидных снимков, но в данном случае речь шла не о живых моделях, а о покойных личностях, поэтому художник работал с архивными фотографиями. Не сказать, чтобы это повлекло за собой какие-то радикальные перемены в уорхоловской эстетике, но все же вышло, пожалуй, чуть торжественнее и иконообразнее, чем с заказными портретами современников. Торжественнее — издалека, а
вблизи заметно, что чрезмерного пиетета перед историческими личностями художник тоже не испытывал.
Где-то вполне «нахально» манипулировал голубыми и розовыми колоритами, где-то совершенно намеренно промахивался с наложенными на лица контурами, где-то устраивал эквилибр из геометрии. Так что упомянутое словечко «весело» могло относиться и к этим вольностям.
Однако игра — не синоним издевки. Несмотря на звучавшие критические ноты, еврейское сообщество Нью-Йорка выставку 1980 года восприняло в целом благожелательно.
Нынешний московский показ тем более не предполагает вопросов и недоумений: перед публикой — в чистом виде хрестоматия.
Обсуждать выбор лиц для портретной галереи было бы тоже странно. Кого Уорхол включил, того и включил; это ведь не энциклопедия и не Доска почета, а почти спонтанная инициатива. Хотя нельзя не придраться к арифметике: строго говоря, знаменитых евреев здесь не десять, а двенадцать. На одном из портретов фигурируют братья Маркс — трое из прославленного комического квинтета. Нетрудно догадаться, что случилась путаница при переходе с английского на русский: уорхоловская серия называлась «Десять портретов знаменитых евреев ХХ века». Количество опусов может не совпадать с количеством персонажей, это само собой разумеется, но устроители почему-то не заметили разницы.
Зато они очень ответственно подошли к биографическим презентациям.
На обороте каждого стенда с портретом располагается мультимедийный мини-комплекс: тексты, объекты, фотографии, наушники, видеомониторы;
можно устремиться к познанию того, чем же интересны герои уорхоловских полотен. Например, услышать, как писательница Гертруда Стайн читает свое стихотворение «Если бы я сказала ему: Законченный портрет Пикассо». Или увидеть Сару Бернар в двухминутном киноэпизоде 1900 года «Дуэль Гамлета». Изучить наглядную схему мироустройства, предложенную философом-экзистенциалистом Мартином Бубером. Ознакомиться с факсимиле письма Франца Кафки к его деспотичному отцу. Насладиться звуками «Рапсодии в голубом» Джорджа Гершвина. Посмеяться над комедией «Утиный суп» тех же братьев Маркс. А заодно и вспомнить про становление государства Израиль: эту линию здесь поддерживают биографии Луиса Брандайса и Голды Меир.
Нынешний проект получился камерным, но обстоятельным.
Обстоятельным, но несколько бесцельным — своего рода эссе о том, что жили в ХХ веке разные выдающиеся евреи, потом они умерли, после смерти их изобразил на свой лад американский русин Энди Уорхол — и тоже умер.
Теперь по этому поводу создан временный мемориал со справочной информацией. Если у выставки и есть некая тонкая сверхидея, то уловить ее затруднительно. Условный девиз «каждому портрету — свой бэкграунд» звучит вроде бы весомо и актуально, однако на практике получается, что новейшие музейные технологии придавливают внятную концепцию. Мегабайтов много, занятных мыслей гораздо меньше, волнующих эмоций — совсем чуть-чуть.